– Помоги… Не… отпускай… – мучительно выдохнула она.

Тварь дернула снова. Жрица завизжала, обоих поволокло по гранитному полу. Где-то далеко, на самом пределе слуха раздавались другие крики. Множество голосов растерянно и испуганно спрашивали – что это? где это? Слышался топот ног. Хадамаха попытался упереться носками сапог, но они лишь скользили по гладкому полу. И он и жрица неумолимо приближались к стене бушующего Пламени. Женщина забилась от невыносимого жара, невольно вырываясь из рук Хадамахи. Парень извернулся, перехватил кричащую Кыыс за плечи, потянул, вкладывая в рывок всю медвежью силу…

Окутанный алым ореолом кулак вырвался из Алого пламени и врезал Хадамахе в подбородок. Мальчишку отшвырнуло в сторону. Жрицу мгновенно втянуло внутрь. Гранитная плита начала со скрипом закрываться.

Хадамаха на четвереньках метнулся к движущейся плите. Вцепился в край, потянул так, что заскрипели кости. На краткий миг казалось, что плита замерла… Хадамаха уперся в пол, выгибая спину в запредельном усилии.

Его сорвало с места, едва не швырнув прямо в бушующий Огонь. Снова послышался скрежет камня о камень – и гранитная глыба неуклонно поползла вперед. Пальцы Хадамахи соскользнули с края, и мальчишка кубарем откатился прочь.

С шумным вздохом плита встала на место, намертво сливаясь со сплошным монолитом стены. Пляшущие багровые отблески погасли.

Опираясь на локти, Хадамаха с трудом приподнялся…

По стенам заметались сполохи Голубого огня. Раздался громкий топот, и в каменный зал ворвался крепкий аромат настоявшейся араки. А уж следом – Пыу собственной персоной.

– Это здесь! Здесь! Все сюда! – вопль щуплого стражника был звонким и пронзительным, как удар медного била. – Ага! – завопил он, увидев поднимающегося на колени мальчишку. – Вот ты мне и попался! Ты арестован! – Пыу прыгнул, повиснув на Хадамахе.

Хадамаха поднял на него воспаленные слезящиеся глаза. Пыу… Откуда он… Что ему надо? Перед глазами крутились сверкающие алые колеса. Зал заполнился людьми и гомоном. Топоча и цепляясь концами копий за стены, ворвался полный десяток храмовой стражи. Засвистел, затрещал воздух, и изо всех коридоров, как рой пчел на сунувшегося в улей медведя, ринулись жрицы.

Медведя… в улей. В Улей! В зону 51! Нет, теперь – в зону 52! Хадамаху начала бить частая дрожь.

Брызжущие золотыми искрами шары Голубого пламени окружили его со всех сторон. Его схватили за плечи, заломили назад руки, вцепились в волосы и рывком запрокинули голову назад. Мальчишка зажмурился еще сильнее, чувствуя, как шкворчащий жар, на сей раз голубого цвета, придвигается к его лицу.

– Смотри на меня, мальчишка! – рявкнул властный женский голос.

Хадамаха приоткрыл один глаз и тут же зажмурился снова. В волосы ему вцепилась лично настоятельница.

– Я сказала – смотреть на меня! – гаркнула та. – Что произошло? Кто ты такой? – в такт каждому слову она дергала парня за волосы, так что голова у него болталась, как привязанная на ниточке. – Что делаешь здесь? – голос ее сорвался на страшный шепот.

Хадамаха судорожно вздрогнул – искра от пылающего Шара скользнула по его щеке, полоснув болью. Как волны у ледяных берегов Океана, вокруг рокотали гневные женские голоса, сквозь туман боли он видел искаженные злобой лица жриц.

– Жрица… Кыыс… пропала… выскочил… уволок… – с трудом проталкивая слова сквозь горло, высохшее, как рыба с прошлодневного улова, выдавил он. На потрескавшихся губах выступила кровь. Кожу начало печь, будто его физиономией по камням проволокли. Сейчас он был даже рад, что его держат, – на руках храмовых стражников можно было повиснуть.

– Что? – завизжала настоятельница. – Ты уволок жрицу Кыыс?

Хадамаха понял, что он тоже пропал.

– Осмелюсь доложить – это храмовый преступник! Осмелюсь доложить – он давно от меня скрывается! Осмелюсь доложить – я его поймал! – торжествующе отрапортовал Пыу.

– Я чего-то не понял? Храмовый преступник давно скрывается в храме? Ты его здесь поймал? – прозвучавший мужской голос был как ушат ледяной воды на раскаленные камни в бане. Много шипения, много пара – и тишина. Сквозь толпу храмовых стражников и жриц протолкался Советник и остановился над стоящим на коленях Хадамахой. За спиной у него бледным пятном маячило напряженное лицо тысяцкого.

– Господин Советник, это мой стражник, Хадамаха, он никак не может быть преступником… – торопливо заговорил тысяцкий.

– Тогда что он делает в храме? – взвизгнула настоятельница. – Где жрица Кыыс?

Властным жестом Советник оборвал ее вопли и наклонился, вглядываясь в лицо скрученного стражей мальчишки.

– Я тебя знаю, – как всегда отрывисто бросил он.

– Осмелюсь доложить, господин Советник, я его тоже знаю! – влез Пыу. Руку он держал на плече Хадамахи, явно давая понять, что честь ареста принадлежит именно ему. – С преступниками водится – девчонкой, которая себя за жрицу выдает, и сообщниками ее! Я их в городской караулке арестовал, а Хадамаха меня по затылку стукнул. Думал, раз сзади подошел, я его не узнаю! Ха! Я его по шишке опознал! – Пыу сдернул шлем и резко наклонил голову – среди прикрывающих лысину редких волос торчала даже не шишка – целый холм! Гора! – Разве ж такую шишку кроме Хадамахи кто набить может? – не разгибаясь, пробубнил он.

– Да-а… – протянул Советник. – Такая шишка – это, конечно, доказательство… – и он поглядел на Хадамаху с явным уважением. Не обращая внимания на порывающегося еще что-то сказать Пыу, потребовал: – Что за девчонка с сообщниками?

Жрицы переглянулись. Наконец одна – Хадамаха узнал в ней ту самую, что прилетала с храмовым приказом и велела пороть Пыу, – шагнула вперед:

– Распоряжение верховной жрицы, господин Советник. Поступил приказ арестовать девочку с голубыми волосами и двух ее сопровождающих…

– Кудрявого пса с вислыми ушами и деревянную куклу-иттерма с длинным носом? – брови Советника поползли вверх.

– Ваши шутки неуместны, господин Советник! – вскинулась настоятельница, но тот даже не обратил на нее внимания.

– Кто распорядился об аресте – Айгыр или Демаан? – осведомился он.

Лицо пожилой жрицы стало растерянным.

– Я… не знаю, – пробормотала жрица. – Приказ просто лежал у меня на столе. Я могу показать – там печать верховной!

– Приказ есть, а чей он – непонятно, – заключил Советник.

– Может быть… верховная Айбанса? – с совершенно неожиданной для храмовницы робостью пробормотала пожилая жрица.

– А эта еще откуда взялась? – почти взвыл Советник.

– Я… Мы… Не знаю! – теперь жрица чуть не плакала. – Но кто-то же… какая-то жрица… остановила чэк-най!

– Да непохожа она на Айбансу! – решительно и горячо, будто продолжая давний спор, вдруг выкрикнули из толпы жриц. – Другая совсем! Мне Кыыс говорила – она видела! Да столько Огня, сколько та жрица в себя взяла, не то что в одну Айбансу, во всех четырех верховных не влезет!

– Чэк-най остановлен силами Храма! – срываясь на визг, завопила настоятельница. – И довольно! Хватит болтать о какой-то загадочной жрице! Вон, Кыыс уже доболталась! – настоятельница вдруг резко умолкла, как подавилась, и искоса испуганно глянула на Советника.

Советник прислушивался к скандалу с неподдельным интересом. Поняв, что продолжения не будет, чуть слышно разочарованно вздохнул и протянул:

– Интересные у вас тут дела творятся, госпожа настоятельница! Айгыр исчезла, Демаан неизвестно где, Айбанса то ли была, то ли не было ее вовсе. Теперь еще какая-то Кыыс… которая доболталась, – он остро глянул на настоятельницу. – Большой нынче расход жриц в Сюр-гудском храме!

Настоятельница побелела, будто ее в снег окунули.

– Да вы не сомневайтесь, господин Советник, – вдруг высунулся Пыу, при каждом движении распространяя вокруг себя забористый аромат араки. – Какая разница, кто указ-то отдал, коли девчонка, про которую он писан, – как есть преступница! Она меня пороть велела! Десять плетей дала!

– А вот за это я ее осуждать не могу, – брезгливо морщась, сказал Советник.