- Пётр Михайлович, кто велел не пускать нас к царю?

Негромким, без всякой эмоции, голосом отвечает: - Матвеев Артамон Сергеевич, ближний боярин, глава Посольского приказа.

- По чьему наущению?

- Левобережного гетмана Ивана Самойловича.

- Кто ведает приемом царем челобитников?

- Дьяк Тайного приказа Иван Полянский, с нашей подачи.

- Кто занимался наветом на кошевого атамана?

- Я, с дьяком и подьячими.

- Есть доводы против Сирко?

- Доносные письма Ивана Самойловича, полковника Федора Жученко, есаула Миколы Тарабанько.

- Слушайте внимательно и исполните, как будет сейчас сказано, - инструктирую Салтыкова, - мы сейчас уйдем, Вы же немедля отправитесь в Тайный приказ, встретитесь с Иваном Полянским, предложите прием царем нашего посольства. Скажете ему, что у нас есть новые вести с Запорожья, касающиеся Сирко. Дело важное, государственное. Все понятно?

На утвердительный ответ боярина добавил:

- Сделайте, как сказано и у Вас все будет хорошо. Если пойдете наперекор, то жизни у Вас и Вашей семьи не будет. Запомнили?

После нашей "беседы" спокойно вышли из приказа, есаул и другие ходоки молчали, так и доехали до постоялого двора, только в своей комнате Крыловский высказал беспокоящую его мысль:

- Да, Иван, с тобой страшно! Так ведь и каждого из нас можешь заневолить?

- Не каждого, Василий Петрович, да и это против нашего понятия. Только ворогов.

- Ясно, с тобой лучше не воевать, - подвел итог есаул, только после этих слов остальные казаки как-то расслабились и натужно засмеялись.

После, когда мы пообедали в харчевне и вернулись в свою комнату, я предупредил есаула, что сейчас собираюсь отправиться к Кремлю, вызнать насчет ближнего боярина Матвеева. На вопрос: - Зачем, - объяснил, что надо повлиять и на него, иначе может доставить нам немалые неприятности, если он заодно с врагами атамана. Крыловский задумался на минуту, потом дал добро, только велел узнавать и колдовать осторожно, нам лишние неприятности ни к чему, и кошевому не поможем, и сами попадем, как кур в ощип. Предложил еще взять охрану, но я отказался, привлечем ненужное внимание, да и мне надо одеться как москаль, чубом и усами еще не обзавелся, так что буду как все вокруг. Сходил в ближайшую лавку, взял холщовые рубаху и порты (штаны), колпак на голову и кожаные сапоги, переоделся, с праздным видом направился в сторону Кремля.

Здесь осторожно выспрашивал у посадских о боярах, но Матвеева до вечера не дождался, пришлось вернуться ни с чем. Так ходил еще два дня, уже запомнил всех важных бояр, въезжающих в Кремль на каретах, другим чинам разрешалось только верхом. На третий день наконец появился нужный мне боярин, дождался выезда обратно, проводил его до усадьбы в Китай-городе. Этой же ночью осторожно прокрался к хоромам Матвеева, обошел вокруг, прощупывая ауры обитателей. На первом этаже, подклетье, размещаются подсобные помещения и прислуга, на втором, горнице - жилые комнаты для боярина и его домочадцев. Нашел в угловой комнате знакомую еще со дня ауру хозяина, стал "ворожить", накладывая подчинение. Заставил его встать, пройтись по комнате, снова лечь и забыть о происшедшем. Все, я его привязал к себе, днем можно с ним спокойно встретиться, обсудить наше сотрудничество, такой влиятельный вельможа нам будет полезен.

Утром после завтрака поехал на Яшке в Китай-город, постучал в ворота усадьбы Матвеева, через дворового холопа передал просьбу боярину принять меня по важному делу. Тот еще оглядел меня с сомнением, в праздной одежде, неизвестно от кого, стоит ли беспокоить барина, но после моего волевого давления поспешил с докладом. Минут через десять вернулся, пригласил пройти, крикнул мальчишке, крутившемуся в глубине двора, тот принял у меня коня и повел в конюшню, сам же проводил меня в хоромы. В передней палате в кресле восседал строгий на вид лет около пятидесяти боярин в горничной рубашке из шелка, в таких же портах, сверху домашний суконный кафтан, на голове мягкая тафья. Войдя в комнату, я снял с головы колпак, поклонился в пояс, пожелал здоровья, а после представился:

- Казак Запорожской Сечи Иван Свирьков, - после, увидев его удивленный взгляд, продолжил, - прибыл с посольством казацкого товарищества к государю Алексею Михайловичу.

- И какое же важное дело у казацкого посольства ко мне, а не к Малороссийскому приказу? - с некоторым раздражением вопросил Матвеев.

- По известному Вам, боярин, кошевому атаману Сирко Ивану Дмитриевичу. Его по навету захватил в полон полковник Федор Жученко, отправил в Москву на суд к государю.

- Мне ведомо о том. И что вы хотите от меня?

- Принять наше посольство, боярин, выслушать просьбу товарищества. Сечь волнуется за своего атамана, готова дать за него поруку.

- Поруку, говоришь. А ведомо ли Сечи, что Сирко потворствовал разбойнику Разину в мятеже, привечал его людишек, да и сейчас у вас немало ворогов, которых ваш атаман приютил, отказываясь выдать державным властям? К тому же строит козни с Посполитою вместе с Правобережным гетманом Дорошенко, противоречит своему гетману, Ивану Самойловичу, верному клятве нашему государю?

Мягким влиянием снимаю его раздражение, спокойным голосом отвечаю на справедливые по сути обвинения:

- Нам ведомо, боярин, о сих наветах, но в них правда замешана с кривдой. Нет измены у Сирко нашему государю, он не идет против Московской державы. Есть шатания и распри между казацкими старшинами, с гетманом Самойловичем, в этом вся правда. Просим выслушать наше посольство, оно обскажет, как же на самом деле обстоит у нас в Сечи.

В завершении усиливаю нажим на эмоциональное поле боярина, чувство доверия к моим словам, говорю:

- Казаки Сечи верны Московскому государству, своим собратьям и единоверцам, только с ним видим свое будущее. Можно ли надеяться на прием Вами нашего посольства?

Через долгую минуту, видно, как в боярине борются противоречивые мысли, все же он ответил согласием:

- Хорошо, приходите в приказ на следующей неделе, точнее узнаете у дьяка.

Поклонился Матвееву, поблагодарил за добрые слова, уходя, закрепил в нем установку доверия и благорасположения к нам. По возвращении к себе рассказал есаулу о происшедшем за эти дни, начиная с поиска боярина и до последних его слов. Крыловский стал выспрашивать во всех подробностях нашу встречу, что говорили, как он отнеся к посольству, к самому кошевому. После выяснения всех деталей отпустил меня, по-видимому, будет с казаками думать, о чем говорить в важной встрече с Матвеевым, как себя вести. Насколько нам стало известно, боярин имеет огромное влияние на царя, по многим вопросам тот советуется со своим ближником, заручиться поддержкой такой значительной особы стоит половины успеха нашему посольству.

Через день получили грамоту от Салтыкова, он в тот же день после нашего визита встретился с дьяком Тайного приказа Иваном Полянским, сумел убедить в важности приема царем казацкого посольства. Сегодня узнал от дьяка и сразу же отправил нам весть, что прием назначен в Кремле через две недели, в этот день царь принимает иноземные посольства, заодно и нас. По существу я свою задачу выполнил, теперь дело за нашими старшими казаками, но есаул все же призвал меня на обсуждение предстоящих встреч как с ближним боярином, так и самим царем. Оговаривали каждое слово, доводы, которыми можно убедить в невиновности нашего кошевого или хотя бы умалить его вину, свои предложения о поруке товарищества. Задача трудная, наш атаман далеко не безгрешный, но лучшего у нас нет, так что вызволять Сирко надо непременно. У меня самого к кошевому только добрые чувства, благодарность за заботу и внимание ко мне, несмотря на его метания с выбором союзника и интриги.

Матвеев принял нас в Посольской избе рядом с Архангельским собором Кремля, в Передней палате, отделанной красным шелком и росписью. Заявились мы всем посольством, есаул впереди, мы за ним, после здравицы и представления Крыловский приступил к своей речи. Вел ее он гладко, не сбиваясь с мысли, о верности запорожского казачества царю и Московской державе, заслугах Сирко в сражениях с османами и татарами, об отношениях с гетманами и генеральной старшиной, лживости наветов, заверил, что все товарищество готово поручиться за своего кошевого перед государем. Речь мы сочиняли весь день, после не раз поправляли, и, по-видимому, старались не напрасно. Боярин слушал есаула внимательно, не перебивал, после, кода наш голова закончил, стал выспрашивать о связях Сирко с правобережным гетманом Дорошанко, сношениях с Речью Посполитою, тяжбах кошевого с Самойловичем и старшинами.