- Пан гетман, моя армия готова дальше бить осман. Но прошу понять, ее нельзя бросать в прямые атаки на изготовившегося противника, как обычную пехоту, больше пользы будет в обходных маневрах, ударах с тыла, встрече на подготовленных нами позициях. Предлагаю пойти мне в прорыв через отступающие части неприятеля в его глубокий тыл до Днестра, расстроить порядки и снабжение, занять опорные крепости, там и встретить основное войско ворога.

Тут же давлю в зачатке раздражение Самойловича, его желание дать мне резкую отповедь, через несколько секунд он успокаивается, смотрит на Ромодановского, с интересом следящего на нашей перепалкой. Тот кивает утвердительно головой, гетман соглашается:

- Добре, так тому и быть, пойдешь к Днестру.

Мы уже в более позитивном, деловом настрое обсудили маршрут, сроки, снабжение артиллерией и снаряжением, припасами, другие детали предстоящего рейда, а после расстались, я отбыл к своему войску готовиться к маршу. В подобном ключе проходили наши последующие встречи до отбытия моей армии, с небольшим моим воздействием командующие шли навстречу нашим нуждам, особенно в полевой артиллерии на конной тяге и припасам к ней, мы с собой из Сечи взяли только легкие пушки. Полностью снарядившись и отдохнув, направились в прорыв через строй неприятеля, вставших на правом берегу Буга. Под заградительным огнем артиллерии и стрелков переправились на другой берег, массированным ударом разорвали линию обороны противника и вырвались в степные просторы междуречья.

Шли неспешно, с усиленными дозорами и охранением, неприятельских отрядов и групп предостаточно, сопровождают нас от самого Буга, да и в засадах нередко поджидают. Время от времени прослеживаю окрестности по нашему пути движения глазами луня или канюка, других парящих в небе птиц, подключаться к их сознанию и управлять ими у меня не вызывает сложностей. Крупных стычек с османскими и татарскими отрядами после выхода в степь не случилось, мелкие же схватки с наскакивающими из-за холмов или из балок вражескими группами происходили ежедневно, с ними справлялись наши патрули. За две недели дошли к Днестру выше Сорокской крепости, переправились на правый берег, здесь разошлись, часть полков отправил в верховья к Хотину, другую вниз, к Тягиню, сам остался с центральной группой брать Сороки.

Огнем полковых пушек выбили артиллерию крепости, штурмовые отряды сноровисто заняли ворота, помог им уничтожить стражу, оттеснили от наружной стены, а потом прорвались во внутреннюю цитадель, за ним остальные бойцы. После завершения уличных боев оставил в крепости один из полков и часть артиллерии контролировать Днестр на этом участке, остальные разошлись по обе стороны, перекрывая все переправы. У них выстроили опорные пункты, оставили в них стрелков и пушки, основные силы ушли в рейды к Бугу, уничтожать отступающие части неприятеля. Приступили к привычной партизанской войне, избегали крупных боев, нападали на разрозненные отряды, а потом отступали, завлекая на временные редуты, там залповым огнем в упор выкашивали осман и татар, переходили на другой участок и вновь устраивали ловушки.

После, когда неприятель подступил к самому Днестру, все силы сосредоточил на переправах и у крепостей, не позволяя перейти ему на правый берег. Позади осман подпирали подошедшие русские и казацкие полки, оказались меж двух огней, пришлось им приступить к отчаянному штурму нашего берега. Атаки шли несколько дней, османы и татары тысячами гибли на воде, но упорно пробивались к спасению. Малой их части удалось пройти наши заслоны и уйти к своим, но основные силы мы выбили, вместе с полками на той стороне Днестра, главную задачу этой компании выполнили, отбили нашествие османо-татарского войска с большим ему уроном. Ромодановский не стал переходить на правую сторону Днестра и вторгаться в Молдавию, оставил на левом берегу свои заставы и охранные отряды, с основными силами и казачьими полками Самойловича повернул обратно к Днепру.

На прощание, когда я переправился на левый берег и прибыл в главный штаб, московский воевода от души поблагодарил меня и мое войско за героизм и воинское мастерство в битве с грозным врагом, пообещал доложить о моем участии в победе самому царю. После добавил, что Московское государство ценит мою верность и приложенные мною усилия на его благо, сам он два последних года внимательно следит за юным, но подающим большие надежды командующим, зрелым не по годам государственным мужем в своенравной Сечи. Готов хлопотать за покровительство со стороны Москвы в случае избрания меня кошевым атаманом вместо Сирко, этого хитрого лиса, готового переметнуться в любую сторону, хоть к посполитам, хоть к османам. Для меня такое мнение московского боярина, близкого к царю, важно, идет навстречу моим планам, поблагодарил за доброе слово и высказанное доверие, но после добавил, что именно Сирко поручил мне вести переговоры в пользу Москвы, сейчас он всецело на ее стороне. Ромодановский усмехнулся, но не стал спорить, только махнул рукой, поживем-увидим.

На общем круге своего войска поздравил всех воинов с победой над злейшим врагом, а затем предложил пройтись по Молдавскому княжеству до самого Прута, побить и разорить османские крепости, пока неприятель слаб. Как и предполагал, казаки тут же согласились, хотя добычи в захваченных крепостях набрали не мало, но все же не столько, как в наших прошлых походах. Пошли по княжеству широким фронтом, от Хотина и Черновцов до самых Ясс, столицы княжества, громя по пути османские гарнизоны в городах и поселениях. Большей частью они бежали, едва заметив наше приближение, но доходило и до штурмов, как в Фалчи, Сучаве, Черновцах. В Яссы мы не стали входить, у распахнуты ворот наше войско встретил сам князь, господарь Антоние Русет, грек по происхождению, приверженец Порты. Уговорил не разорять город, османского войска здесь нет, предложил немалый откуп. Так и разошлись миром, продолжили марш к югу до Измаила.

Османскую твердыню на Дунае мы брали неделю, самый крепкий орешек в Причерноморье, но сладили. Побили многочисленные артиллерийские бастионы, а после завалили рвы фашинами, прошли земляной вал и забрались по лестницам на высокие стены. Мне пришлось немало поработать,беря под контроль немалый гарнизон из семи тысяч осман, помогать нашим бойцам взять укрепления, а затем в уличных боях зачистить от остатков вражеских сил. После дал два дня на разграбление города и крепости, но без резни мирного населения. Разошедшихся казаков, без особой нужды применявших насилие, пришлось принародно наказать, лишить части добычи, но никто из казаков, во всяком случае вслух, не роптал, уже привыкли к моим требованиям, наказанные пеняли на себя.

После взятия Измаила повернули на восток, возвращаемся домой. Повоевали мы в этом походе знатно, помогли отбить вражеское нашествие, а после побили осман и татар в крепостях, всего уничтожили неприятеля около тридцати тысяч душ, свои потери составили в десять раз меньше. Да и добычи взяли премного, наш обоз из пятисот битком заполненных повозок растянулся на несколько верст. Потихонечку добрались к Ингулу, тепло попрощались, щедро наделив дуваном, с правобережными казаками, в конце августа пришли в Сечь. Сирко со своим войском месяц как вернулся, повоевал неплохо, зачистил от татар все южное правобережье, перехватил и уничтожил караван османских судов, шедших с припасами к Газы-Кермену, а затем сами крепости на Днепре и Южном Буге. Счет уничтоженному противнику у него пожиже, втрое меньше, чем у нас, потерял больше пяти тысяч казаков, да и добычи взял намного меньше, похоже, старый атаман теряет хватку. Это стали понимать все казаки, участвовавшие в наших походах, среди них пошли разговоры о смене кошевого на более удачливого.

Не успел вернуться в Сечь и разобраться с делами прежнего похода, как неугомонный Сирко предложил мне вновь, сразу после Покрова, вести казаков к османам на чайках, теперь к южному берегу Крыма. Правда, пойдем меньшим числом, чем в прошлом году, будет шесть тысяч бойцов. Пришлось согласиться, отказывать ни кошевому, ни казакам нельзя, подобное в боевом товарищество просто немыслимо. Еще неделю занимался службой, делил дуван, сдал трофеи, пушки и прочее снаряжение в скрабницу. Сразу поручил специально отряженным казакам отобрать и подготовить сотню чаек для новой экспедиции. После, почти весь сентябрь, провел дома среди любимых детей и жен, занимался разросшимся хозяйством, семейными хлопотами. Не мог отказать страждущим в излечении от хворей, хотя времени для него почти не оставалось, части из них пообещал принять зимой, когда буду свободнее.