Не теряя времени, сразу после встречи с Ромодановским отправился в Грушовку к своему учителю и предшественнику на посту кошевого. Застал Сирко дома, он с женой в хате живут вдвоем, взрослые дети остались в Слобожанщине. Я не раз навещал бывшего атамана, обсуждал с ним сечевые вопросы, спрашивал совета, так что он не удивился моему приезду. После вкусного обеда, приготовленного хозяйкой, выкуренной старым казаком трубки приступили к обсуждению моей темы. Рассказал Сирко о заключенном в Бахчисарае мире, его условиях, нелегком выборе в дальнейшей жизни. Поведал о состоявшемся разговоре с московским воеводой, наших планах, а потом о сути моей просьбы, помочь уговорить казаков пойти на такую крутую перемену. Также, как и Ромодановский, Сирко долго думал, я не торопил, ожидая его мнения, важного для меня. С облегчением услышал слова одобрения и поддержки:
- Хорошо, Иван, я помогу тебе. Дело нужное самим казакам. То, что ты рассказал о будущем, разгоне Сечи, я не сразу принял, но после многих дум согласился, своенравное и разбойное казачество никому не нужно, нас пока терпят из-за нашей силы. Как сохранить ее, само воинство, о том я сам немало ломал голову, но сил и возможности что-то менять у меня нет. Ты молод, наделен многими талантами, да и благословение божье на твоей стороне, надеюсь, тебе удастся повернуть будущую жизнь Запорожья к лучшему. Поеду к старым казакам, пока еще ноги держат меня, думаю, они поймут мои доводы, прошлая жизнь в малой или большой мере научила их мудрости, суетности нынешних деяний, когда в будущем ожидают их детей и внуков суровые испытания и лишения.
Заручившись поддержкой Сирко, я обратился к своим верным соратникам и помощникам - Крыловскому, Стягайлу, Волошанину, Алексеенко, Еримееву, - не сразу, после долгих обсуждений, споров, они согласились со мной, сами взялись убеждать куренных атаманов, сотников, ветеранов. Не все из них приняли наши доводы, кто-то яро противился, с ними я уже принял свои меры, не всегда благотворные, если прямо сказать, принудил, подавил их волю. Так прошли два месяца в немалых трудах среди казаков. И я, и мои помощники не сидели на месте, объехали все поселения, воинские заставы, общались, агитировали людей, призвали на помощь старых казаков, с которыми уже поработал Сирко. В начале мая, когда у всех нас появилась уверенность в успехе, созвали всеобщую Раду, пригласили не только воинство, но и уважаемых казаков от хуторов и слобод со всего Запорожья, а также гостей с Правобережья и Слобожанщины, их поддержка в будущем немаловажна в моих далеких планах. Всего набралось более семи тысяч человек, на обширном майдане едва хватило места всем.
Началась Рада как на обычном круге, я со старшинами вышел в центр, хорунжий вынес знамя, после поднялся на специально сооруженный помост, обратился к казакам с речью. Ее мы подготовили и обсудили заранее, теперь стараюсь вести ее проникновенно, выразительно и неспешно, с остановками после каждого предложения. Еще чуть-чуть навожу на всю площадь ауру приязни, сердечности, вижу как расслабляются сосредоточенные лица слушателей, сменяются на выражение благожелательного интереса к моим словам:
- Братья казаки! Мы созвали Раду по огромной важности делу, решать вместе, как нам жить дальше. Сейчас наступает время перемен, казачеству придется выбирать, вести свою жизнь как раньше, поставить себя против всех и оказаться никому не нужными, изгоями или всем миром пойти по новому пути, в ладу и согласии с окружающим народом. На Переяславской Раде мы присягнули в верности русскому царю и Московскому государству, нам никак нельзя идти против него. Этой зимой Московия и Порта заключили мир, обязались не нападать против другого. Государь Федор Алексеевич дал указ нам не ходить более к османам и татарам походами, не разорять их крепости и поселения. Не исполнять его мы не можем, но и сидеть без дела казакам тоже невмочь. Как быть нам дальше, решать придется сейчас, здесь на Раде. Мы со старшиной и куренными атаманами, уважаемыми всем братством казаками вели долгую думу и пришли к согласию, что нам предпринять. О том хочу поведать всему сечевому казачеству, воинскому товариществу и зимовым казакам, а также нашим братьям из Правобережья и Слобожанщины.
После небольшой паузы поведал внимательно слушавшим казакам свои уже высказанные Ромодановскому предложения с небольшими поправками, внесенными моими соратниками. После завершения своей пространной речи дал слово желающим высказаться. Мы заранее не оговаривали, кому и с чем выступать, но и без того нашлось кому выразить свое мнение, в большей мере в поддержку наших предложений. Но хватило и осторожных высказываний, выражающих сомнения в сохранении наших вольностей и прав, а также прямо обвиняющих меня и все сечевое руководство в нарушении исконного воинского духа. На подобные сомнения и попреки давали ответ старшины и атаманы, сами казаки, я тоже пояснил, что с потерей части вольностей придется смириться, государю не нужно самоуправное воинство, но о некоторых особых правах можно обсудить с московскими властями и принять полюбовное соглашение.
Своим внутренним чутьем, видением оцениваю, что половина казаков согласилась с нашими доводами и мнением самых уважаемых товарищей, треть сомневается в выборе, остальные настроены решительно против. Переглянувшись со своими ближайшими соратниками и встретив их одобрение, завершаю прения:
- Братья, мои боевые товарищи, многие из вас выразили свое суждение с трудным для всех выбором. Теперь пришло время решать, принимаете ли предложение своих старшин и атаманов, пойдем ли мы на службу московскому государю?
Как и предполагал, половина казаков выразили одобрение, тут же спрашиваю, кто против, малая часть встала за такой приговор. Подвожу итог голосования:
- Казаки, большинство из вас выбрало новую судьбу казачества на службе Московскому государю, так и примем решение Рады. Давшим голос против придется смириться с волей своих товарищей или уйти из Сечи. Теперь мы со старшиной составим грамоту и отправим посольство в Москву к государю с ходатайством о приеме на регулярную службу. О дальнейшем состоянии дел и принятом государем решении оповестим вас непременно. От имени старшины благодарю товарищество и всех казаков за выраженное доверие. В добрый путь, братья-казаки!
Выполнив труднейшую задачу, в успешном разрешении которой до последнего момента у меня оставались сомнения, практически я шел ва-банк, рискуя потерять все, вместе с помощниками принялся писать грамоту и отбирать посольство. Возглавить ее решил сам, предстоят непростые переговоры в Москве, перепоручать кому-то столь важное предприятие не стал. Сразу после Рады отправил гонца в Москву к Ромодановскому, сам же с посольством из пяти видных казаков в сопровождение охраны выехал через две недели, оставив за себя Крыловского, избранного на круге еще в прошлом году по моему предложению войсковым судьей. Дорогу выбрал по тому же маршруту, как и восемь лет назад, когда я, совсем еще юный казак, в составе посольства ехал выручать Сирко из ссылки. Немало воды утекло с тех пор, многое поменялось и прежде всего со мной. Мог ли тогда вчерашний джура предполагать, что придет время и он сам возглавит буйное товарищество, поведет его к новой жизни?!
В пути мы особо не торопились, но и без излишней задержки. На день остановились в Полтаве, встретился с командиром полка здешних казаков, другими старшинами, закрепляя добрые взаимоотношения, как и в Сумах. На Черниговщине, в Рыльске и Севске, навещал местных воевод, оказывал им должное уважение и внимание, постарался снять начальную настороженность и предубеждение к запорожскому посольству. За минувшие годы неприязнь русских жителей в этих землях к казакам немного ослабла, смягчилась, но холодок еще остался, пришлось во встречах с местным руководством преодолевать его. Без хлопот, с дневными остановками, проехали Брянск и Калугу, во второй половине июня прибыли в Белокаменную, спустя месяц с небольшим после выезда из Сечи. Встали на постой в том же постоялом дворе, у Чертольских ворот рядом с Москвой-рекой, мне понравился этот тихий район с прошлого раза.
