— Да успокойся ты…  Зачем глотку надсаживаешь? Не трогаю я тебя.

Вот это новости! И эта меня не помнит. Как и старик…  Мистика…  Или, может, делает вид, что не помнит. Становится все интересней. Главное, участники в сборе, а воспоминаний у них нет. Только где-то монах припозднился…  Ситуация все больше становится похожей на похмельную белиберду. Вот только когда я бредил? В прошлый раз или сейчас?

— Что ты успокаиваешь? Я тебя сейчас сама, знаешь, как успокою?! Пьянь подзаборная! У тебя от похмельного бреда шифер поехал, — орала она, изредка переходя на пронзительный визг.

Всех крыс и тараканов в доме распугает…  Это уже не та девушка, которую я помнил. Она превратилась во взбешенную фурию из преисподней с рюкзаком ярости в руках. Гнев никого не украшает — она не исключение. Надя с каждой секундой становилась злее, теряя всю свою привлекательность.

— Не ори, я тебе говорю. Барабанные перепонки мне порвешь. Кляп засунь в рот, если не умеешь себя контролировать. В прошлый раз ты ласковей была, когда «по-соседски» за солью приходила. Причем сама, по доброй воле. Никто тебя, дура, силой не затаскивал, — не выдержав потока оскорблений, парировал я, вцепляясь мертвой хваткой в ручки ее сумки.

— Быстро отпусти, я сказала. Ты что себе позволяешь? Вообще берега попутал! Я сейчас Сереже позвоню. Он тебе, упырь, не кляп…  Кол засадит куда положено!

— Да забери…  Ты лучше волшебнику Изумрудного города позвони, кукла соломенная. Чтобы он в твои отруби для остроты ума иголок да булавок натолкал. Может, орать перестанешь, — с трудом вставил я несколько предложений в нескончаемый поток угроз.

— … свинцом удобрят. На дно болота отправят. Под орех разделают. Всю жизнь будешь на лекарства работать…

Словесный понос остановил лифт, который, в отличие от нее, еще не забыл, зачем направлялся вниз. Скрежет разъезжающихся дверей показался божественным звуком.

Богиня мести бросила последнее язвительное проклятие, скривила лицо и скрылась, оставив меня один на один с собственной злостью.

— Да и черт с тобой, истеричка! — крикнул я девушке вслед.

Выйдя из подъезда, я сразу увидел лимонного цвета такси. Оно преданно ждало на улице, подмигивая ближним светом. Злоба внутри кипела, вылетая из ушей перегретым паром и токсичной слюной. Но с каждым шагом, приближающим меня к машине, она утихала, перерастая в нечто более приятное. И дело не в автомобиле.

Лицо расплылось в улыбке, упирающейся в кончики ушей. Они обязательно бы отвалились под ее напором, если бы не удерживающая их вязаная шапка. Смесь удивления, непонимания, злорадства и торжества переполняла меня, не оставляя места для негатива.

— Добрый день, Евгений Петрович! Сколько лет, сколько зим, — открывая дверцу машины, поприветствовал я угрюмого водителя.

При этом я усиленно старался хоть ненадолго стереть с физиономии зачатки ехидства.

— Вот чувствовал же, что не стоит ехать на вызов. Нет же, позарился на деньги! Здравствуй, Владимир.

— Как я рад встрече! Хотя, если исходить из логики не особо здравого смысла и принципов взаимосвязи несвязанных между собой вещей…  Я больше ожидал увидеть за рулем лысого монаха…  Но так тоже неплохо.

— Какая логика? Какие монахи? — Он с недоумением смотрел на меня, почесывая затылок. — Все понял…  злорадствуешь.

— Нет, что вы…  Не обращайте внимания. Я немного неадекватен сегодня. Но на самом деле искренне рад. Не каждый же день увидишь такое. Бывший генеральный директор за рулем такси, — рассмеялся я, захлопнув дверцу машины изнутри. — Это даже значимей парада планет. Ну, или конца света там какого-нибудь…

— Смейся-смейся…  От падений в жизни никто не застрахован. В Кольцово?

— Да, и если можно, то побыстрей. Сильно опаздываю. За срочность дам на чай. С коньяком. Возможно, даже с хорошим.

— Договорились, — выпалил экс-директор и вдавил педаль газа.

Машина сорвалась с места, шлифуя шипами по льду. За окном мелькали запорошенные снегом силуэты современных многоэтажек и древних, вросших с годами в землю домов. Пролетали фонарные столбы и стволы деревьев с голыми ветвями, похожими на скрюченные пальцы. Проносились автомобили и прохожие, спешащие туда, где их кто-то ждал. Суета…  Жизнь кипела…  Мне почему-то казалось, что я что-то забыл дома…  Хотя, пофиг…

— Ну, рассказывайте. Как вы до такой жизни докатились? — задал я водителю коварный вопрос, терзающий мне мозг.

— Да что рассказывать-то…  Сам все знаешь.

— Подробности не помешают, Евгений Петрович.

— Подставили меня. Все пришлось отдать. И фирму, и квартиры, и машины. Жена вещички собрала и сразу после обыска свалила. Даже не знаю, в каком направлении и с кем. Друзья, если, конечно, так называют предателей, отвернулись. Вот, баранку теперь кручу — кризис в стране. Но зато свободный от всего, — он натянуто улыбнулся и посмотрел взглядом, полным печали.

— Я же предупреждал. Причем ясно все изложил, недвусмысленно. Я ведь никогда не ошибаюсь.

— Сейчас я это понимаю, но тогда это казалось бредом сивой кобылы. В это нельзя было поверить, — тяжело вздыхая, произнес он, проскакивая очередной перекресток на красный свет. — Я многое бы отдал, лишь бы все вернуть и исправить. К сожалению, жизнь — не черновик. Ее невозможно переписать и прожить вновь. Нельзя отбросить в урну все лишнее, ненужное и неважное.

— Возможно…  Возможно, вы правы. В правду всегда труднее поверить. Ложь намного приятней усваивается организмом.

— Есть такое…

— А что бы вы сделали, если бы у вас появился шанс все изменить? Чисто гипотетически.

— Шанс все изменить, — он задумался, взгляд приобрел мечтательное выражение. — Несбыточная мечта. Поставил бы всех…  Ну, я думаю, ты понял в какую позицию. Вывернул бы мир наизнанку, — выкрикнул он последнюю фразу во все горло и ударил руками об руль.

Глаза горели дьявольским огнем. Лицо изменилось и стало таким, каким я его помнил. Это было лицо сильного, бесстрашного и уверенного в себе человека.

— И что бы изменилось? Вы стали бы таким же, как они. Поменяли бы одно зло на другое. Тогда бы они ненавидели вас, в той же степени, что вы возненавидели их. И все…

— Пусть захлебнутся ненавистью. По мне, лучше быть злым, но богатым, чем добрым, но бедным.

Лишь бы не мертвым…  Наверняка тем типам, которые его «кинули», муки совести неведомы. Их совесть давно лежит законсервированной на дне трехлитровой банки. В самом темном и глубоком подвале, ключи от дверей которого утеряны безвозвратно.

— С таким же успехом вы могли просто умереть. Вы уверены, что вам бы не пустили пулю в лоб, открыв в прямом смысле третий глаз? Может, так, как сейчас, лучше и ничего не стоит менять?

— Не исключено. Да, мог бы и в земле сейчас червей откармливать. Разлагаться, никуда не спеша…  Ну а куда мне тогда торопиться?

Разошелся…  Умею я все-таки заводить людей…

Таксист прервался ненадолго, но вскоре продолжил:

— То есть, ты считаешь, что предел моих мечтаний — это водить такси? И все нужно оставить как есть.

— Нет, конечно. Я хотел сказать, что не надо жить прошлым. Надо жить настоящим и мечтать о будущем.

— Владимир, какое будущее? Какое настоящее? О чем ты? У меня уже ничего нет в жизни. Все, что меня ждет: дрянная квартирка с кишащими в ней свирепыми тараканами, табурет и намыленная веревка.

— Ну и картину вы нарисовали! Сплошная депрессуха…  Остается только напиться и повеситься.

— Сигарку бы еще посмолить.

— Что? — непонимающе спросил я.

— Я говорю: выпить, выкурить сигару и…  только потом вздернуться.

— А…  Понял, рад буду помочь, — издевательски сказал я, доставая из внутреннего кармана толстую сигару и протягивая ему. — Вот, ваши любимые, кубинские «Cohiba Reserva». Вчера как чувствовал, что пригодятся. Прихватил парочку штук с собой, но не думал, что для вас их припасаю.

— С-с-су…  Издеваешься…  Как ты невероятно «добр» ко мне! Спасибо большое за презент в последний путь, — нервно рассмеялся Евгений Петрович и добавил: — Я не собираюсь умирать, не радуйся. Я просто реалист и в состоянии оценить перспективы.