Но сейчас, когда задуманное должно было случиться завтра утром, было непросто скрывать грусть, переполняющую меня. Дже пошел на кухню, чтобы принести нам по пиву, а у меня было так много всего, что я хотела сказать ему. Мне было так больно, что это последний раз, когда я нахожусь в его компании. Что после того, как меня не станет, больше не будет возможности поцеловать его. Я не смогу остаться с ним. Не смогу любить его. Никогда больше не почувствую самую чувствительную часть его тела внутри себя.

Но выбора не было.

Примерно через неделю все мои платья станут слишком тесными, а мой живот невозможно будет скрыть. Мина узнает о моей беременности, и я не смогу отвертеться. Я была на четвертом месяце, и это становилось все более очевидным.

После того, как подписала договор с «Ачурди», я даже и подумать не могла о возможности забеременеть, и что это станет причиной, которая вынудит меня свести счеты с жизнью. Я осознавала, что рано или поздно наши отношения с Дже должны были закончиться, но не предполагала, что это произойдет так.

Но это был единственный способ покинуть «Ачурди».

Дже обнаружит меня.

Гэри заберет мое тело.

Мину и Винтер поставят в известность.

Уже утром все полетит к чертям. Дже еще не знал, что я останусь у него на ночь. Затем, после того, как мы проснемся, я попрошу приготовить завтрак. За неимением яиц в холодильнике он будет вынужден отправиться в магазин. У меня будет двадцать минут, чтобы покончить с собой.

Боже, как бы я хотела, чтобы все было не так.

Я жалела, что не смогла найти лучшего выхода.

Я сокрушалась, что не встретила его до «Ачурди».

Но Дже пришел в мою жизнь тогда, когда я нуждалась в этом больше всего, и вместе мы сотворили нечто прекрасное. Кроху Тайлер или малыша Дже. Кто бы ни был сейчас в моем животе, он был столь ощутим. Кто-то порожденный любовью. Кто-то, нуждающийся в заботе, чтобы продолжить жить.

Я не могла дать этого своему ребенку, по крайней мере, не в полном объеме.

Мне потребовались все мои силы, чтобы не расплакаться, когда Дже приземлился рядом со мной на диван, обнял меня и прижал к своей груди.

— Я скучаю по этим ощущениям, когда ты не рядом, — выдавила я из себя, борясь с комком в горле, который стал еще ощутимее.

Прошло четыре недели с момента нашей последней встречи, и я безумно тосковала по нему все это время.

Послезавтра моя тоска будет намного сильнее.

Если конечно это возможно. Мне неведомо.

— Мне тоже этого не хватает.

Он наклонился и прижался губами к моему лбу. Его губы были невероятно нежными, несмотря на обилие щетины, обрамляющей их. Я должна запомнить этот момент.

Дже потянулся за пультом, но я остановила его.

— Мы можем просто пообниматься и понаблюдать за огнем? Сегодня довольно прохладная ночь, и так приятно ощущать твое тепло рядом.

Он внимательно изучил меня, глядя сверху вниз, и согласно кивнул.

— С тобой все в порядке?

— Да, — солгала я. — Просто в тишине я могу слышать биение твоего сердца.

— Тебе нравится слышать его?

Он улыбался, и я понимала, что он заигрывал со мной.

Я сделала глубокий вдох, отчего мое горло сжалось еще сильнее.

— Этот звук я никогда не забуду, — прошептала я.

Он прижал меня к себе еще крепче и поцеловал в затылок. С ним было так уютно, его руки, обнимающие меня, были такими сильными и накаченными. Дыхание Дже было настолько глубоким, что практически поглощало меня.

Я хотела, чтобы его объятия навсегда остались со мной. Как и его дыхание. То, что он чувствовал по отношению ко мне.

Его сердцебиение.

Завтра утром, когда мои глаза закроются, я хотела бы видеть лицо Дже в темноте. Он должен помочь мне справиться с тем, что я задумала. Только он мог утешить меня, когда я покончу со всем этим.

— Я люблю тебя, — произнесла я. Я слышала, как он начал говорить, но прервала его. — Ничего не говори. Мне будет слишком больно. Я знаю о твоих чувствах. Этого достаточно.

Это действительно было так.

Бородач

Добравшись до причала, я заглушил мотор и закрепил лодку веревкой на самом высоком из столбов. Убедившись, что все сделано надежно, я выбрался из нее и отправился к зданию. Я не стал заходить в дом. У меня было предчувствие, что парней там нет. Поэтому пошел прямиком в тюрьму, вводя пароли, чтобы миновать все двери.

Едва очутившись внутри, я услышал крик. Женский, но доносившийся издалека, не из одной из камер. Приглушенность звуков подсказала мне, что девушка в пыточной Шэнка. Мои предположения подкреплялись тем, что именно он занимался заключенными женского пола. Крики были такими, словно Шэнк уже изрядно поработал.

Но когда я очутился в комнате для наблюдений, Шэнк оказался там. Как и Диего. Оба парня смотрели на меня так, словно заждались моего возвращения. Даже Демон смотрел на меня выжидающе. Его гребаные клыки нависали над нижней губой, и он издавал звуки, которые свидетельствовали о том, что он голоден.

— Что происходит? — поинтересовался я.

За время полета я не получил никакой дополнительной информации. Несколько часов парни хранили молчание. Понятия не имел, что творилось в тюрьме, почему они хотели, чтобы я вернулся, и зачем прилетел Бонд. Я рассчитывал, что Шэнк хотя бы черкнет мне сообщение, чтобы удовлетворить мое любопытство, но этого не случилось, и пребывание в неведении было практически невыносимым.

— И где Бонд? — добавил я.

Шэнк посадил Демона на колени Диего, затем подошел ко мне, приобнял за плечи и повел в коридор.

— Он наверху. Скоро спустится.

— Почему вы вынудили меня вернуться?

Мы проследовали мимо камер к пыточной.

— Пока тебя не было, на нас свалилось кое-какое дерьмо.

— Что за дерьмо?

Шэнк абсолютно не говорил ничего по делу. Мой лучший друг обычно был довольно прямолинеен, а происходящее сейчас было похоже на бред. Я был единственным из охранников, кто не был осведомлен, что происходит, и это срывало мне крышу.

Он остановился возле пыточной и развернул меня лицом к себе.

— Это дерьмо, которое по силам разгрести только тебе.

Шэнк отпер засов и толкнул тяжелую дверь, заставляя ту распахнуться.

Как только я увидел Лейлу, гнетущее ощущение в моей груди вернулось. На этот раз это было сильнее, чем просто тревога. Казалось, что меня режут живьем, как это делает Шэнк своей бензопилой.

— Бородач! — воскликнула она. — Вытащи меня отсюда.

Ее лицо было залито слезами, а губы блестели от слюны. Лейла попыталась пошевелить руками, но не могла. Она была привязана к стулу, а ее запястья и лодыжки заключены в кандалы. Багровые следы на ее шее свидетельствовали о том, что ранее она была связана веревками. Но сейчас их не было, а на ее лице не отмечалось ни синяков, ни ссадин. Тот, кто доставил ее сюда, обращался с ней аккуратно.

— Какого черта она здесь делает? — рявкнул я на Шэнка.

Шэнк замотал головой.

— Это тебе и нужно выяснить.

Я понимал, что Лейла сможет услышать наш разговор, как только перестанет реветь, поэтому я шагнул вглубь коридора, понизив голос.

— Нас наняли, чтобы мы убили ее? — Я спрятал руки в карманы, чтобы не выдавать свои нервы.

Заключенных не кидали сразу в пыточные. После того как их доставляли сюда, они помещались в камеру, чтобы у них было время обдумать все и заговорить. Попадание в пыточную означало неминуемую смерть.

Чем она могла заслужить такие мучения?

— Да, — ответил Шэнк, — что-то типа того.

— Это ведь наши ребята пришли за ней и вычистили ее квартиру, не так ли? Но когда я прибыл в аэропорт, она не выходила из самолета, так как же, мать вашу, она очутилась здесь?

— Ее доставил мой отец.

Казалось, что Шэнк вдарил мне по лицу. Моя голова машинально отклонилась назад, словно я уворачивался от нового удара.