Яр отмахивается, официантка уходит. Мы вновь остаемся один на один со своими обидами, тайнами и недомолвками.

Каждый из нас не притрагивается ни к еде, ни к напиткам. Присутствие стороннего человека дало возможность перевести дыхание и снизить градус напряжения. Хотя бы немного. Вокруг искрило и сверкало, когда Яр пытался дать понять, почему я не права.

— Извини, я не умею читать мысли, — произношу как можно спокойнее. — И твои слова восприняла буквально.

Жаров смотрит прямо и неотрывно.

— Я не хотела тебе мешать. Ты сказал, что вполне счастлив с Радмилой.

— Очень благородно с твоей стороны, но не катит на полноценное оправдание.

— Мне было девятнадцать, Яр! — резко вспыхиваю. — Никакого опыта до тебя. Никого из близких, кто мог бы что-то толковое посоветовать. Одна в чужой стране. После болезненного разрыва с тобой.

— Ты съезжаешь на возраст, хотя помнится, утверждала, что достаточно взрослая для всего. Твоё молчание было по меньшей мере безответственным по отношению ко мне и Вере. Сколько бы ещё ты скрывала, если бы я не увидел вас? Сколько раз у тебя была возможность спокойно мне обо всём рассказать? Хотя бы по прилёту, чёрт возьми.

— Можешь считать, что я не справилась, Яр. Сглупила, облажалась. Я, как и ты, неидеальная. Ты был прав. Всё пошло не так с самого начала брака. Помнишь, как ты просил, чтобы я не влюблялась в тебя?

Яр едва заметно кивает.

— Но чувства не поддаются контролю. Так бывает. Я была в тебя влюблена с восьми лет, Жаров! С самого детства, когда ты только подружился с Владом и стал бывать у нас в гостях. Ты присутствовал в моей жизни почти круглосуточно! Вел себя по отношению ко мне как-то особенно бережно и трогательно. Поучал, направлял, приносил выпечку от своей мамы. Имбирные пряники — мои любимые.

Я перевожу дыхание, ощущая, как в груди распирает от недосказанности. Хочется выговориться. Впервые перед ним.

— И подружкам твоим я сдавала тебя из вредности, потому что ревновала уже тогда. И в теннис стала играть, потому что услышала, как ты тащишься от привлекательных нарядов теннисисток. Поэтому говорить мне, чтобы я не влюблялась уже в первую брачную ночь было неактуально. Повторюсь, мне было девятнадцать. И я не знала, как себя вести. Ни тогда, ни позже. Я хотела, чтобы всем было хорошо. Тебе, мне и нашей дочери.

— Пока ты сделала только так, чтобы было хорошо тебе.

— Можешь считать меня трусихой, но я всё время боялась повторно набрать твой номер. Одного раза мне хватило. С головой. Если бы я сообщила о беременности или рождении Веры и услышала, что ни я, ни она тебе не нужна — это бы убило меня окончательно. Я должна была как-то держаться, чтобы не сойти с ума. Это ты понимаешь?

Яр потирает пальцами переносицу и отводит взгляд. Он будто устал. От меня, от нашего разговора. Жаров ведёт себя на равных со мной. Не как с глупой младшей сестрой друга. Ни поблажек, ни понимания, ни уступок. Сухие короткие фразы, уверенность в собственной правоте и вынужденная сдержанность в то время, как я уверена, внутри его разрывает от моего поступка.

— Ты делаешь из меня какого-то монстра, Соня, — произносит Яр. — Незаслуженно. Раз за разом.

— Ты не монстр. Ты как раз-таки спас меня от него. Вылечил, дал возможность идти вперёд. Спасибо тебе за это. Я знаю, что Влад вернул тебе все деньги за реабилитацию, но это никак не уменьшает моей благодарности за этот поступок.

— Постой, — хмурится Жаров. — Влад что? Вернул мне деньги?

— Он так сказал…

— Соня, — раздраженно выдыхает Яр. — Твой брат приехал почти нищим. Он не возвращал мне никаких долгов хотя бы потому, что я бы их не принял. Именно жажда лёгких денег и довела его до того, что он сидит за решёткой, а ты расхлёбываешь его проблемы!

Ярослав делает глоток кофе и с грохотом ставит чашку на блюдце. Я вздрагиваю. Влад сказал так специально? Но зачем? Чтобы я не чувствовала себя обязанной Жарову? У него получилось. Все два года я была искреннее уверена, что мы с Яром как минимум квиты.

Становится холодно и неуютно. Хочется уехать домой. К Булке. Поцеловать её, переложить к себе в кровать и крепко-крепко уснуть с ней в обнимку, потому что это не день, а полное безумие. И так с самого начала моего возвращения на родину.

— Оказывается, о твоем материнстве знала чуть ли не половина города, — задумчиво произносит Яр. — Все. Но только не я. Просто пиздец как приятно, Соня.

— Это неправда! Знала только мама, Влад, Женя, Аня и Ника…

Я перестаю говорить, когда Яр одним прожигающим взглядом умоляет меня заткнуться.

— Твой брат мог бы снова подойти ко мне и разбить рожу, потому что я не только обесчестил любимую сестру, но и заделал ей ребёнка. Потребовал бы выплат алиментов. Если боялась ты, то точно не боялся он.

— Как ты не понимаешь, — качаю головой. — Я просто не хотела тебя тревожить!

— Мы с тобой на разных языках говорим, но кажется, что это ты не понимаешь, Соня. Я имел право знать и отталкиваться от информации. Я не предполагал, как тебе нелегко. Не догадывался, что ты родила и работала с крошечным ребёнком на руках. Я поступил с тобой нехорошо, но это вовсе не означает, что я отказался бы от Веры. Ты подала на развод, я принял. Всё закончилось. Я был уверен, что ты получила всё чего хотела в этой жизни и от меня в том числе.

— Что бы ты делал с этой информацией? — интересуюсь тихо. — Вернул бы меня домой? Разрывался между навязанным ребёнком и любимой женщиной? Что? Что бы ты делал, скажи?

— Так всё дело в Раде? — шумно вздыхает Яр. — Ты не хотела бы видеть её рядом с Верой? Странно, почему тогда ты подпускаешь к дочери своего мужчину. Постороннего человека. Или это, по-твоему, правильно?

— Сергей не мой мужчина! Мы просто дружим!

Я тянусь к стакану с соком, но он выскальзывает из моих пальцев и разбивается о плиточный пол. Эмоции высокой и мощной волной несутся в мою сторону и накрывают с головой. Капли сока попадают на платье, я встаю с места и быстрым шагом иду к морю не в силах справиться с растущей в груди обидой.

— Соня, — слышу голос Жарова. — Мы не договорили!

Отвали. Просто отвали. Хватит меня мучить!

Он догоняет в два счёта. Резко разворачивает за плечо и приподнимает пальцами подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. Темно, ветрено. С моря долетает мелкий солёный бриз.

— Я видел в тебе изменения ещё в мотеле, но всё понять не мог, что же не так. Та самая, но другая. Внешне, внутреннее. Куда ты подевала Пряника? Прежнюю Соню?

— Безжалостно уничтожила. Оказалось, что так жить гораздо проще.

— Передай, что я по ней скучал.

— Это уже невозможно.

Мотаю головой и пытаюсь вырываться, но пальцы Ярослава крепко смыкаются на моей челюсти и не дают этого сделать. Я застываю, не двигаюсь. Лишь шумно дышу и слышу громкие удары собственного сердца.

— Ты же понимаешь, что дальше тебе придётся общаться со мной, а мне с тобой, — говорит спокойно, но убедительно Яр. — Хочешь ты этого или нет.

Он наклоняется ниже. Между нашими губами расстояние чуть больше десяти сантиметров. В ушах звенит, низ живота сводит от желания. В ноздри проникает приятное мятное дыхание с кофейными нотками.

— Ты меня сегодня по стенке размазала, Соня. Мне стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки. И тогда, и сейчас.

— Собирался расквитаться со мной, Жаров?

— Как минимум отшлёпать по заднице.

Наши взгляды встречаются. Совершаем вдох-выдох. Синхронно. Не смотрим, а молча и безжалостно убиваем друг друга. Словами. Глазами. Поступками.

— Полтора года я делала всё, чтобы наша дочь купалась в любви и обожании. Она счастливый ребёнок, честное слово.

— На меня похожа.

— Я знаю. И это нечестно.

Яр усмехается, послабляет хватку. Я опускаю взгляд и смотрю себе под ноги.

— Она не полюбит тебя по щелчку пальцев, — проговариваю негромко.

— Это я уже понял. Но мы попробуем.