— Слушаю, — отвечаю Соне.

— Вы где?

— На трассе. Скоро будем.

— Я уже во дворе дома. У вас… всё в порядке?

На заднем фоне слышен детский плач. Конечно, не всё в порядке.

— Более чем, — отвечаю раздраженно.

— Л-ладно. Если нужен мой совет — только скажи.

Я кладу трубку и достаю из сумки пожарную машину. С облегчением выдыхаю, когда Вера успокаивается — она всего лишь хотела её.

Когда автомобиль набирает скорость, дочь молниеносно засыпает в автокресле. Делая короткие остановки на светофоре — непроизвольно любуюсь ею в зеркало заднего вида и рассматриваю каждую черточку лица. Даже не верится, что чуть больше месяца назад я не знал о её существовании. Понятия не имел, что на другом континенте растёт и развивается такой славный маленький человек. Сейчас я стараюсь брать от нашего общения максимум. Использую каждую свободную минуту, чтобы быть рядом и навёрстывать то, что упустил за полтора года.

Свою вину в случившемся я не списываю со счетов. Просто в тот момент, когда Соня узнала о беременности, мне казалось, что я поступаю правильно, разорвав любые отношения между нами. Резко, болезненно, жестоко. Чтобы не оставалось ни единого сомнения о возвращении. Я ведь на самом деле думал, что мы никогда больше не увидимся.

Въезжая во двор, замечаю припаркованный на стоянке кроссовер. Соня теперь сама рассекает по городу. От моих уроков вождения категорически отказалась и наняла инструктора. Она так сильно старается оградиться от меня и минимизировать общение, что доходит до абсурда.

Соня стоит неподалёку в лёгкой ветровке и обтягивающих фигуру джинсах. Волосы связаны в хвост, на лице ни грамма косметики. Выглядит совсем девчонкой. Ранимой, трогательной. Она нервно перетаптывается с ноги на ногу и с облегчением выдыхает, когда замечает мой автомобиль.

— Привет, — здороваюсь, выбираясь из салона.

— Привет. Я заждалась.

— Замёрзла?

— Нет, всё в порядке. Я только что вышла из машины.

Соня выдавливает из себя улыбку и подходит ближе.

— Мы вроде вовремя приехали, — отвечаю, взглянув на часы. — Вера уснула в дороге. Будить или поднять в квартиру?

— Подними, если не сложно.

Я не отвечаю на её реплику и открываю заднюю дверь. Осторожно беру Веру на руки. Она не просыпается и нежно прижимается ко мне.

— Маргарита Игоревна не дома? — интересуюсь, когда переступаю порог квартиры.

— Она уехала к матери в посёлок, чтобы забрать кое-какие вещи. Утром вернётся.

Соня снимает обувь и быстрым шагом идёт за мной по коридору.

— Представляешь, бабуля говорит, что у Романа Геннадьевича огромные проблемы. Весь в долгах, без работы. Постоянно таскается по судам. Похудел, не разговорчивый стал. Как думаешь, это нормально, что я злорадствую?

— Вполне. Можешь даже позвонить и под*бнуть.

Соня коротко смеется, закрыв рот ладонью. Мне нравится, когда она ведёт себя как раньше. Жаль, что это только минутные слабости и в остальное время мы почти чужие друг другу люди.

Я укладываю дочь в кровать и накрываю пледом.

— Спасибо, Яр, — тихо проговаривает Соня, намекая, что мне пора идти. — Чай, кофе не предлагаю.

— Я не откажусь.

— Какой же ты всё-таки непонятливый.

Она недовольно качает головой и следует на кухню. Я прихожу туда через пару минут. Сажусь на диван, наблюдаю как Соня возится с чайником и заливает чашки кипятком. Она пытается поддерживать нейтральную беседу. Интересуется, как себя чувствует Рая, как Антон. И как себя вела наша дочь. Она будто от сердца её отрывает. Каждый чёртов раз, когда я приезжаю.

— Если хочешь, то можешь погулять завтра с Булочкой, — чуть спокойнее произносит Соня.

— Хочу.

— Отлично. Я передам бабуле, что ты приедешь.

— Тебя не будет?

— Меня… пригласили на праздник, — резко тушуется.

— Вау. Куда?

Соня кусает нижнюю губу.

— У Сергея день рождения. Я обещала прийти.

Откинувшись на спинку дивана, до скрежета сжимаю челюсти. Пытаюсь выдавить из себя улыбку, но нихера не выходит. Мне не нравится, что этот тип постоянно вьется рядом с Соней и моей дочерью. Курс реабилитации давно окончен, поводов для встреч тоже нет. Но он каким-то чудом их регулярно находит.

Соня ставит передо мной чашку с горячим чаем и случайно проливает несколько капель на джинсы.

— Боже, прости! Я раззява!

Она тут же бросается за полотенцем и смущённо касается моих коленей. Сердце колотится. Весь грёбанный месяц Соня не позволяла даже приблизиться к себе. Выстроила высокую стену с колючей проволокой, обложилась оружием. Так просто подойти не получится, но есть как минимум пару запасных вариантов.

Перехватываю её за запястья и неотрывно смотрю в ясные глубокие глаза. Два года назад эта девчонка внесла в мою жизнь много ярких красок и заполнила пустоту вокруг. Смелая, дерзкая, временами отчаянная. Проявляла инициативу, терпела мой скверный характер. Отдавалась с такой чувственностью, что крышу сносило. После её отлёта стало невыносимо серо и пусто.

— Давай завтра куда-нибудь махнём, а? — предлагаю Соне. — Только скажи, чего ты хочешь.

— Яр, мы уже говорили об этом, — упрямо мотает головой.

Пытается вырваться, но я держу крепко. Не усердствую, но и не отпускаю.

— Он никакой, Сонь. Он ведь тебя даже как мужчина не привлекает.

— Ты не можешь знать, кто меня привлекает, а кто нет, — отвечает, гордо вскинув подбородок.

— Дальше что? Не думала?

— Это не твоё дело!

— Будешь трахаться с ним в темноте? С закрытыми глазами? А чтобы кончить станешь представлять меня? Так себе перспектива.

— Ты невыносим, — цедит сквозь зубы.

Внутренности разъедает кислотой, когда я представляю Соню и Сергея вместе. Это, блядь, ошибка. Тупейшая ошибка. Месть, упрямство. Что угодно, но только не влечение или симпатия. С таким бы я хоть как-то смирился.

— Мы дружим, Яр, понимаешь? — спрашивает меня со злостью. — Не всё в этой жизни сводится к койке!

Отпускаю запястья, Соня выпрямляется. В прихожей слышится топот детских ног и взволнованное: «Папа, папа».

Соня напрягается всем телом. Опускает глаза в пол, съёжившись, обнимает себя руками за плечи. Становится совершенно маленькой и какой-то беззащитной.

В дверном проёме застывает наша дочь. Сонная, удивленная. Забавно склоняет голову набок, рассматривает кухню. Она уснула в машине, а проснулась у себя дома. Чудеса да и только.

Вера переводит взгляд на мать и открыто улыбается. Указывает пальчиком в мою сторону и вновь отчётливо произносит:

— Папа!

— Да, малыш, я всё ещё здесь, — тепло отзываюсь.

Отодвигаю стол, раскрываю руки для объятий. Я привык держать эмоции под контролем, но с Верой так не получается. Объятия — это неотъемлемая часть общения между родителями и детьми. Это демонстрация опоры и защищенности.

Соня не смотрит на меня. Она все ещё растерянна и обескуражена. Пытается улыбаться, но эта улыбка получается какой-то вымученной. Я прекрасно помню, как Соня переживала, что Вера совсем не разговаривает. Все уши мне прожужжала, как мечтает о первом слове. И это слово явно не должно было предназначаться мне.

— Ого, — произносит Соня едва слышно. — Кажется, я пропустила что-то важное.

— Это ведь только начало. Я пропустил куда больше.

— Слабое утешение.

— Знаю.

Подхватываю дочь на руки, усаживаю на колени. Целую мягкую щёку. После сна Вера особенно сладко пахнет.

Дочь тянется к корзинке с печеньем и ловко берёт его в руку, после чего убегает в гостиную. Мне становится смешно, потому что это оказался вполне себе хитрый и продуманный ход.

— Ты её балуешь, Яр, — тихо проговаривает Соня. — Должен был пресечь.

Недовольно выгибаю бровь.

— Одно печенье. Забудь.

— Одно не одно, но у Веры скоро ужин. Ты уедешь, а мне терпеть её капризы и нежелание есть кашу.