— Уже. — Говорю ему.

— Давай носилки ближе и сначала ноги перенесём, потом тело. Так меньше беспокоить будем. — Предлагает Амиран, и я соглашаюсь.

Сверху закрываем простынёй так, что торчат только ступни и макушка. Глаза под веками быстро двигаются, ресницы дрожат, дыхание нехорошее, с хрипами. Иногда проскальзывает стон или всхлип. Отвожу прядки от лица, целую висок. Кажется, или нет, но, похоже, жар чуть спал. Она ещё горячая, кожа с нездоровым румянцем. Но уже не обжигает кипятком.

— Спи моё сердце. Так тебе будет легче. Я рядом. И буду рядом, пока ты не проснёшься. А когда ты откроешь глаза, весь этот кошмар исчезнет, как мыльный пузырь. Ты только чуть-чуть потерпи. Дождись помощи. И возвращайся ко мне. Помнишь? Я хочу тебя вернуть. — Шепчу ей на родном языке, знаю, чувствую, что важно, чтобы она знала о том, что я с ней и никого и близко не подпущу.

Выносим носилки вдвоём. Амиран впереди. Я снизу. Самое сложное было вынести по лестнице, не потревожив. Амиран немного наклонился вниз, я наоборот, поднял руки чуть выше. Идём к воротам.

Старшая девушка попросила остановиться и вдвоём с той, которую она назвала Фирузой осторожно подоткнули края простыни, чтобы ветер не сорвал. Я заметил, как многие из бойцов проводили нас взглядом. Подобное наказание для многих уже просто пережиток прошлого, многие и вовсе считают это такой разновидностью пытки. И видеть, что подобное сотворили с девушкой, для многих дикость, хоть среди парней белых и пушистых отродясь не было.

— Туда не смотреть. — Подлетает к нам Влад. — Давай пацан, в плечо мне уткнись и не смотри.

— Надо. — Упрямо заявляет малец. — Чтобы запомнить, что расплата всегда будет. Так учитель говорил по телевизору.

— Вот давай ты по телевизору и посмотришь? — отвлекает мальчишку разговорами Влад.

Сабир идёт с нами, как и с десяток бойцов, что взяли нас с носилками и женщин в плотное кольцо. На всякий случай. Опустив носилки, Амиран куда-то сразу звонит, что-то уточняет. Отправляет какие-то данные. Наверное, геолокацию, хотя нас и так не пропустишь.

Появившиеся на дороге машины заставляют всех напрячься. Несутся на бешеной скорости, всего две. Когда подъезжают ближе, видно, что по машинам пришлась очередь и не одна. Одна из машин резко развернулась в нашу сторону. Видимо заметили женщин хозяйской семьи. Из той машины вышел и пошёл в нашу сторону Рахман Шаркизов.

Что-то в его походке меня насторожило. Пока я не понял, что Шаркизов ранен.

— Тахмировы, Агиров… Чем обязан этому собранию на своей территории? — интересно, он на обезболивающих такой уверенный, или как сынок, на собственном товаре?

— Ты осмелился забрать мою жену! — рявкнул я.

— Кого? — похоже, искренне удивился Шаркизов. — Ты чего несёшь?

— Оксана, моя жена! — готов добить бывшего партнёра Расима, чтоб тому никогда не узнать покоя. — А твой сын посмел поднять на неё руку!

Шаркизов опускает глаза, в некоторых местах на простыне уже проступили кровавые полоски следов тех ран, что получила Оксана. Шаркизов не спрашивает, не издаёт возгласов. Но потому как резко побледнело его лицо, я понимаю, что этого он точно не ожидал.

— Я такого приказа не отдавал. — Говорит он.

— У тебя сын торчок. Уж после Расима мы эту дрянь за километр распознаём. И весь дом в курсе того, что он ненавидел сестру. А ты не знал? — злюсь я.

— Знал. Да только был уверен, что моего приказа достаточно. Что он рискнет… — он попытался опуститься рядом с носилками.

— Не тронь её! — озверел я. — Даже не смей её касаться, если хочешь сдохнуть сам, а не как твой выродок!

— Она моя дочь! — тихо отвечает он.

— Она никогда тебя отцом не считала. — Говорю ему.

— Это не отменяет того факта, что я её отец, а она моя дочь. Моя кровь. И моя мать была права, в ней кровь Шаркизовых сильнее, чем в ком бы то ни было. Она пламя, Тайгир. — И меня пробирает от его слов, настолько он уверен в том, что говорит. — Кадер мёртв?

— А возможны варианты? После такого? — показывает на Оксану Амиран. — Сейчас её заберут к Потрошиле. Надеемся, что он сможет исправить результаты развлечений твоего наследника.

— Кадер никогда не был моим наследником. Моё имущество было поделено на три части, между тремя детьми, что у меня остались. После того, как я поймал сына на том, что он подсел, отправил его лечиться, а его долю определил внуку. Карим моя надежда. — Говорит Рахман. — Дочь и племянницу, зачем забрал? Для чего тебе невестка с внуком?

— А я их должен был там оставить? Они помогали моей жене, они её родня. — Говорю, а сам смотрю в небо и прислушиваюсь, всё жду вертолёта.

— Вот значит как… Хорошо. Ты сам вызвался. — Он снимает с шеи свою цепь и печатку с пальца. — Держи. Кулон отдай дочери, она поймёт. Кольцо сам понимаешь. Всё, что уцелеет, раздели на четверых. Двух дочерей, племянницу и внука. Фируза расскажет, где и что находится. Документы, деньги, золото. Какая недвижимость… Эта лиса давно в курсе всех дел и шифров.

— Папа, — всхлипывает девчонка.

— Ну, тише ты. Видишь, маленькая, с сыновьями у меня не очень. А вот дочери на загляденье. Лейла, держитесь вместе. Средств, что я вам оставил, хватит, чтобы и жить нормально, и решить твои проблемы с мужем. Амиран, твоих связей хватит, чтобы проследить, чтоб не копали особенно, что здесь произошло? — странный вопрос.

— В чём дело, Рахман? — спрашивает брат.

— Вопросы ко мне были. На мне и прекратятся. А всё, что произошло, спишем на пожар. Не зачем про разборки внутри семьи всем знать. Старший теперь твой брат. — Он откидывает полу пиджака, и даже я охреневаю от увиденного. Как он только стоять умудряется. — Скоро закончится действие препаратов, и наступит логичный конец. Домой торопился, дочерей обезопасить, волю объявить. Но небо распорядилось за меня.

Шум винтов словно стал подтверждением его слов.

— Мы здесь закончим. — Предупредил Сабир.

— Не задерживайтесь. — Напутствовал нас Рахман, обнимая дочь и внука. И всё-таки подошёл к Оксане. — Прости… Когда- нибудь.

Рахман Шаркизов молча наблюдал, как я и Амиран заносим носилки с его дочерью в вертолёт, как прячутся в брюхе крылатой машины его младшая дочь, племянница и невестка с внуком. Больше мы никого с собой не брали. К чему?

Для меня сейчас всё шло фоном. Я только поинтересовался у брата, откуда у нас взялся Ми восемь и экипаж из трёх человек в военной форме. Я точно знал, что у нас такого не водилось.

— Часть же рядом. С этих вертолётов вэдевэшники высадку десанта отрабатывают. Думал с охраной же лететь, поэтому вместительный нужен. Кто же предполагал такое… — махнул рукой Мир.

— Десантники, а не вэдевэшники. — Обернулся один из экипажа, двое других не отвлекались.

Шум винтов видно смог пробиться к Оксане, даже не смотря на её состояние. Она начала метаться, иногда прорывались вполне чёткие слова, иногда слышалось только невнятное бормотание. Борт, какие-то позывные, квадрат, коды триста и двести.

Тот самый мужик из экипажа, что поправил Мира, внимательно прислушивался и смотреть начинал с явным подозрением. Мир все с возрастающим удивлением переводил взгляд с меня на Оксану и обратно.

Моя девочка бредила, видимо два кошмара сливались в один из-за звука работающих винтов. Я опустился рядом с ней на колени, сжал её пальчики и гладил по волосам. Просто сидел и говорил, что она уже в безопасности, и нет никакого налёта, нет никаких разборок и что наша задача просто попасть к доктору.

— Тайгир, что она вспоминает? — не выдержал Амиран. — В какой мясорубке успела побывать твоя жена? У меня от обрывков слов мороз по коже.

— Так тебе же собрали на Оксану досье. — Отвечаю ему.

— Я всё не читал. Хватило двух эпизодов с самообороной. — Признается он.

— У моей сестры боевая награда! — вдруг влезла в разговор младшая Шаркизова. — Год назад на временную базу миротворцев напали боевики. Было много раненных и погибших. Пока те, кто мог, организовали оборону, Оксана вызвала подмогу и организовала эвакуацию раненных. И сразу встала к операционному столу. Отец, когда узнал, три дня праздновал, для всех столы накрывали.