– А чем располагаете вы?

– Вопрос, что называется, в лоб! – Громбальд энергично закивал головой. – И вы всерьез полагаете, что вам ответят?

– По-моему, времени чтобы убедиться в наших возможностях, у него было предостаточно, – Панкратило нервно покрутил ус. – Вы фантастически терпеливы, Марат Каримович.

Чолхан отмахнулся от помощников. Прежде чем заговорить, окинул взглядом вереницу портретов на стенах. Цари, философы, патриархи… Александр невольно поежился. Может быть, все они подобно той герцогине продолжали жить своей загадочной жизнью? Наполеон, Македонский, Петр Первый… И как знать, возможно, Чолхан и его коллеги обращаются к ним временами за помощью. Разве не волшебство – услышать живой совет Аристотеля, Якоби или Вольтера?…

– Милый мой Александр Евгеньевич, – Чолхан вздохнул. – Наши арсеналы действительно не пустуют. Мы в состоянии противостоять – и довольно активно, хотя и стараемся не привлекать к себе внимания. Смею вас заверить, некоторый опыт борьбы у нас уже имеется.

– И все же, насколько я понял, победа еще за горами?

– А это уж что называть победой, – Чолхан невесело улыбнулся. – Продление агонии при определенных условиях – тоже является победой. Ко всему прочему, для решающей атаки нас не так уж много. Я имею в виду – настоящих магистров. Главную же силу представляют именно они.

– Но можно было бы вербовать экстрасенсов, искать учеников!

– Кое-что в этом направлении делается, но еще раз подчеркиваю: Орден Малиогонта – не партия единомышленников и не религиозная структура. В сущности, членов магистратума трудно называть людьми…

– Секундочку! Вы хотите сказать, они… то есть, вы – что-то вроде мутантов?

– Какая дремучая чушь! – Громбальд театрально всплеснул руками. – Впрочем, Александру Евгеньевичу я готов простить даже это.

– Я что, оскорбил вас?

– Ничуть. Вы употребили не тот термин, только и всего. Мутант – понятие очень уж общее. Попробуйте отыскать на Земле хоть одно живое существо, которое постоянно бы не мутировало. Таковых вы попросту не найдете. Все мы в той или иной степени мутанты.

– Но те, кто называют себя магистрами…

– Запомните: мы – Орден Малиогонта! Сообщество, совершенствующееся на протяжении многих веков. И мы живем по своим собственным законам, создавая свою науку, свою мораль и свой кодекс чести. Наши корни – среди человеческого, но в остальном мы различны.

– Мне кажется, главную мысль, так сказать, квинтэссенцию сути, Александр Евгеньевич уловил, – вступился за следователя Зиновий.

– А по-моему, он и сейчас пытается проводить параллель между нами и энергетиками вроде Дунича, Геллера и других, – хмуро пробурчал Панкратило.

– Что ж, в этом нет ничего предосудительного. Так нам будет даже легче найти общий язык… Так вот, Александр Евгеньевич, в отличие от названных личностей мы – АКТИВНЫЕ сенсоры. Мы не только обладаем энергетическим даром, но в состоянии и управлять им. Согласитесь, это уже не просто мутация, это подобие культуры! Мы не выдумываем фокусов и не стремимся поразить публику, потому что мы сознаем, ЧТО делаем и для какой такой цели. Соприкоснувшись с божественным, мы окончательно разошлись с вами. И даже помогая Земле, ни за что не станем отождествлять себя с землянами.

– Причем здесь божественное? Разве не вы сами упоминали о силе атеизма?

– Вы вторгаетесь в опасные дебри, голубчик. Это тема на долгие месяцы посиделок, потому что тот же самый атеизм не выкрашен в черное или белое, – он так же пестр, как и весь наш мир. Та же Библия может быть знанием с большой буквы, но для абсолютного большинства она прежде всего символ. Вообще вера, основанная на жестком догмате, – опасная вещь. Почти такая же опасная, как неверие. В сущности, неверие тоже есть вера: Бога и Загадочное подменяет разум, логика стремится объяснить все и вся. Вот и судите, что лучше, а что хуже. В пору средневековья подобный догматизм был еще допустим, но сейчас, на витке множественных релятивистских течений, религия способна до крайности оголить планету. Я уже достаточно поминал о вторжении извне. Это не фотонный десант, не бластеры и не пулеметы. Прежде всего это мощная психотроника иного мира. Необходим щит, своеобразный экран, и атеизм, как это ни парадоксально и ни печально, способен играть роль подобной брони. Осмысленной веры человек, по всей видимости, достигнет еще не скоро – и до тех пор он гол и чрезвычайно уязвим. Ему легко помочь, но его легко и уничтожить.

Панкратило деликатно прикашлянул.

– Осмелюсь заметить, до отправления осталось всего ничего. Около пятисот сердечных сокращений. Вы собирались еще кое с кем переговорить. По поводу погоды на Занзибаре…

– Завтра, Панкратило. Все переговоры завтра. Мои извинения коллегам, а сегодня просто отправимся в путь… – Поднявшись, Чолхан с улыбкой взглянул на Александра. – Надеюсь, в основном ваше любопытство мы все же удовлетворили. Так или иначе мы покидаем эти края, хотя признаюсь, передавать их вам приходится не в самом лучшем состоянии, но так уж вышло.

– Некоторые пассажиры того поезда исчезли. Неужели нельзя было обойтись без этого?

– Сожалею, но все уже в прошлом, – Чолхан поджал губы. – Я уже объяснял, что Марро явился на съезд с подрывной миссией. Его следовало временно изолировать. Но случилась досадная оплошность, вместе с Марро пострадали и посторонние люди.

– Это вы называете досадной оплошностью.

– Хорошо, пусть будет – трагическая. Но что это меняет?

– Не знаю. Но все-таки странно… Всемогущий Орден до сих пор не разобрался с собственной оппозицией?

– Увы, таков наш кодекс. Свою оппозицию мы терпим. В некотором роде мы ее даже холим и лелеем. Расправляются с агрессором, но не с противником… Что-то еще?

Александр замялся.

– Он хочет спросить о майоре, – пояснил Громбальд. – Я правильно интерпретирую?

– Видимо, да, – Александр смущенно кивнул. – Дело в том, что…

Чолхан предупреждающе поднял руку.

– Разделяю ваши сомнения. Поэт из вашего Борейко действительно никудышный. То есть, не то чтобы совсем никудышный, но скажем так – довольно-таки среднего уровня. А вы, как я понял, желали бы оставить его на оперативной работе?

– Мне кажется, там он был на своем месте, и если можно…

– Хорошо, это мы уладим. Других пожеланий нет?

И снова вместо Александра встрял всеведающий Громбальд.

– Извините, Магистр, но у него масса желаний. Пожалуй, мы и впрямь опоздаем.

Неожиданно подал голос Панкратило.

– Он считает, что мы обязаны восстановить разрушенное майором.

– Протестую! – Громбальд подпрыгнул драчливым петушком и возмущенно округлил грудь. – Александр Евгеньевич мне, конечно, друг, но, как говорится, истина ближе и дороже. Мы здесь совершенно ни при чем, а спрашивать что-либо с герцогини абсолютно бесполезно. Что вы хотите, – женщина! Коварная, испорченная, злая…

– Но сбежала-то она с вашей картины!

– При помощи вашего воришки!

– Кроме того, – добавил Чолхан, – бедствия города успели стать достоянием газет и радио. Вмешиваться в события попросту поздно, а переписывать историю заново не можем даже мы.

– Хотя для Александра Евгеньевича, так сказать, в порядке исключения мы могли бы кое-что сделать, – многозначительно произнес Громбальд. – Например, избавить его от тягот первого времени. То есть, такое вот мое скромное предложение. Как говорится, от сердца и от души. Решать, разумеется, не мне.

Чолхан хмыкнул.

– Ну? А вы на это что скажете, господин следователь? – глаза его насмешливо блеснули. – Как вы относитесь к такой категории, как время?

– Вероятно, как всякий нормальный русский, – Громбальд покосился на Александра. – Обожает свое прошлое, ненавидит настоящее и испытывает мандраж перед будущим.

– И все же в данном случае будущее предпочтительнее настоящего. Я прав?

– Не совсем понимаю о чем идет речь, – Александр в замешательстве огляделся. – Просто я полагал, что вам будет нетрудно…

– Магистр! – предупреждающе пробасил Панкратило. – Коллегия ждет вас. И Приакарт уже туточки. До отправления – пятьдесят сердечных сокращений!