Из мрака выскочил зап, замер перед часовым, нервно выкрикнул:

— Сто пятнадцать ноль одиннадцать, ты сейчас что-нибудь видел?

— Что? — опешил часовой.

— Не знаю. Что-то необычное. Шум, свет, движение, хоть что-то?

— Да все спокойно было, только эти все шепчутся, никак не наболтаются. Что случилось?

— Не знаю, но три девятнадцать тревогу поднял, говорит, то, что мы ищем, где-то рядом. Очень близко. Возле самого лагеря.

— Опять степь прочесывать будем?

— Похоже на то.

В этот миг тьму разогнала ослепительная вспышка. В ее свете Влад успел увидеть мертвенно-бледный саван заснеженной степи, уходящей в далеко отодвинувшийся мрак, и нижнюю кромку облачного покрова. Уже наученный горьким опытом, он, плашмя падая на землю, заорал:

— Ложись!

Еще в полете по ушам ударило так, что завибрировали кости черепа, а мышцы лица свело обратным подобием судороги, от которого они расслабились, будто пытаясь превратиться в трясущееся желе. По спине что-то стукнуло несколько раз, и лишь когда все стихло, Влад рискнул приподняться.

Шалаши серьезно разрушило, но не смело до основания, как те хижины в охотничьем лагере. Один загорелся, видимо, оттого, что на него насыпало углей из костра, так что свету прибавилось. Еще одно пожарище виднелось примерно в полукилометре. Там занялись заросли тростника на берегах речушки. Похоже, рвануло где-то в том районе. То же самое оружие. Если его применил «обруч-беспилотник», то его оператор не очень заботился о безопасности запов. Плевать он на них хотел. Ударило бы чуть ближе, и тут бы мелкими разрушениями не отделались.

Запы, не обращая внимания на пожар, деловито разбивались на группы по четыре-пять человек, после чего уходили в степь, и далее каждая направлялась в свою сторону. Влад даже подумал, что тростник подожгли для их удобства. Какое-никакое, но освещение. Хотя слишком круто для банальной иллюминации.

А еще он понял, что Космос не зря приказал ему заткнуться. Надо помалкивать, если из-за попытки связи произошел такой концерт. В то, что это совпадение, он не верил.

Либерий, тряся головой, ошеломленно произнес:

— Что это было?

— Да уж ничего хорошего.

— То же самое, что в охотничьем лагере случилось. Ты был в том лагере? Поэтому у тебя обгорела одежда?

— А ты догадливый…

— Уж не тебя ли они ищут, задавая всем дурацкие вопросы?!

— Ага. Именно меня. Денег я им должен…

Либерий издал неопределенный звук, вложив в него целую гамму чувств. Влад, не желая продолжать этот диалог, нашарил в снегу острую ветку, отлетевшую от разоренной ударной волной изгороди, и, пряча ее в рукав, злорадно заметил:

— А ведь почти все запы в степь побежали. Лучшего момента не будет.

— Нас видно как на ладони, а они так близко.

— И что? Будем ждать другого случая?

Ответить Влад не успел. Ренатий, неожиданно прытко поднявшись, подскочил к проему на месте сорванной калитки и закричал в лицо наставившего на него копье часового:

— Я знаю, где тот, кого вы ищете! Позови старшего, и я все расскажу! Если сохраните мне жизнь! Я все знаю! Все!

— Тухлый ублюдок! — выкрикнул Либерий. — Грязь! Почему я тебя еще в горах не удавил!

Владу стало одновременно страшно и спокойно. Он понимал, что счет теперь идет на секунды. Если часовой поднимет тревогу, сюда кинутся те, кто еще не ушел из лагеря или не удалился на приличное расстояние. А там, выслушав предателя и сложив два плюс два, запы, как минимум, поймут, что Влад малость приврал в истории своих похождений. Он был в разрушенном лагере, а ведь его не просто так разбомбили. А еще он был здесь в тот момент, когда их неведомая техника слежения за эфиром засекла его передачу. Пусть точно запеленговать его не смогли, но какая теперь разница.

Если ради него бомб не жалеют и если Космос был прав по поводу продолжения войны, то конец будет быстрым и, возможно, мучительным. Командованию запов, тому самому, скрытому неведомо где компьютеру, живой Влад нужен так же сильно, как корове седло.

Вскочив, он одним прыжком настиг изливающегося соловьем грязнулю, завалил его в снег и начал мутузить, злобно шипя:

— Сдохни, христопродавец!

Почему он высказался так странно, Влад сам не понимал. Почему-то взбрело в голову.

— Прекратили! Убью обоих! — выкрикнул часовой, замахиваясь копьем.

Отпустив тщедушное тельце предателя, Влад со скоростью, диктуемой отчаяньем, перекатился с боку на бок, взял голень часового в захват, навалился всем телом на ногу, заставляя противника рухнуть на спину. Левая рука вспыхнула от локтя до запястья огнем нестерпимой боли, слезы застили глаза, но он, не останавливаясь, катился все дальше и дальше, будто бревно по склону, но теперь под ним был не снег, а подмятое тело часового.

Добравшись до его головы, Влад многострадальной левой прикрыл запу рот, уже распахивающийся в крике, взмахнул правой, четким движением, будто всю жизнь только этим и занимался, вбил остро отломанную ветку в глаз врагу. Удачно вбил, почти на всю длину, сжатым кулаком упершись в бровь и скулу. После этого развернулся на выгнувшемся в агонии теле и от всей души собрался заехать Ренатию по башке.

Заткнуть! Немедленно заткнуть!

Но это не понадобилось. Предатель больше не кричал, а хрипел, пытаясь вырваться из удушающего захвата Либерия.

Более неорганизованного побега свет не видывал, но все же кое-какие планы в голове Влада пронеслись. А именно: ни с Либерием, ни с остальными пленниками у него общих дорог нет. Их даже временными союзниками назвать трудно. Он «технодемон», по церковным законам не имеющий права на существование, и долг луддита исправить то, что Влад этим правом пытается воспользоваться. Миш аналогично, о крестьянине и Ренатии можно даже не упоминать.

Уходить надо в одиночку, а остальные пусть бегут куда угодно, лишь бы не по его следам.

Очень удачно получилось, что Либерий занят удушением предателя. Без оружия человека быстро не убить, так что время у Влада есть, и надо этим воспользоваться.

Напролом ломиться в степь Влад не стал. Он там уже бывал и прекрасно понимал, что без оружия и припасов его жизнь в степи будет переполнена негативными событиями, коих и без того более чем достаточно. Потому, поднимаясь с тела запа, Влад хозяйственным жестом подхватил его копье и что было мочи рванул в сторону ближайшего шалаша. Именно туда дикари складировали трофеи — это он уже два раза замечал. Может, и не все, но часть вещей должна быть там.

Внутри оказалось темно, и он, чертыхаясь, выскочил наружу, понимая, что на ощупь шарить будет до конца зимы, а потому следует обзавестись освещением. В роли фонаря выступила связка тростника, вырванная из стены. Ее дальний конец ярко запылал, едва поднесли к костру. Факел тот еще, но на минуту его должно хватить. Влад вздрогнул, когда неподалеку заорали на несколько голосов, но, к счастью, это не по его душу. Кто-то из пленников рванул в степь, и одна из групп запов его заметила. Прекрасно. Теперь им есть чем заняться.

В шалаше царил бардак. Лежаки из камыша и дурно пахнущих шкур, груды хвороста и дров, укрытые от непогоды, на шестах каркаса болтаются мешки и какое-то тряпье. Портянки сушат, что ли?

Затем посторонние мысли из головы вылетели: в одном из мешков Влад опознал свой, и немедленно его ухватил. А еще он приметил в углу арбалет и рядом с ним колчан. Прихватил и то и другое. Еще бы нож найти, и вообще прекрасно, но наглеть не стоит. Он и так сильно задержался. Запы быстро поймут, что если один пленник освободился, то и остальные могли сделать то же самое, после чего обязательно пойдут проверить, как дела в загоне. А дела там обстоят плохо. После этого толпа сытых и отдохнувших в тепле здоровенных мужиков начнет гонять замерзших и вымотанных беглецов.

Выскочив из шалаша, Влад, из чувства мести, швырнул внутрь связку горящего тростника, перекинул мешок через плечо и, не оглядываясь, легкой трусцой помчался в степь. Если слово «мчаться» применимо к попытке быстро передвигаться в снегу почти по пояс.