Если бы жители поселка отнеслись к ней чуть-чуть душевнее, она была бы не против. Вспоминались книги и кино, где отношение к героине меняется после того, как онасовершает героический поступок. Спасает тонущего ребенка, лечит безнадежный случай, принимает особо сложные роды… И спасать обязательно ребенка! Со взрослымиэмоций меньше. И все — тебе гарантирована всеобщая любовь и почет. Ерунда это. Если тебя не любят, то и героизм не поможет. Скорее уж люди будут бороться сами с собой — с одной стороны надо быть благодарным, с другой не хочется признавать собственные ошибки. Появляется чувство вины и недовольство. А в итоге, тех, перед кем мычувствуем вину, мы все равно не любим. Что бы ни говорили книги.

Ситуация начала меняться через три недели после их прибытия в прошлое. И никаких детей Джессике спасать не пришлось. К ней на прием пришла пациентка. Женщинасредних лет, беременная — куда ж без этого — уставшая, с синяками под глазами, впалыми щеками и потухшим взглядом. Долго расписывала, что у нее болит то ли вот здесь, толи вон там, ну в общем, где-то внутри. Джессика почти сразу поняла, что ничего серьезного у пациентки нет, однако визит к врачу — это возможность ненадолго оторваться отпостылой работы. А уж если пропишут посидеть дома…

— Вы будете меня лечить? — спросила, наконец, она.

— Конечно. Посидите полчаса в кресле и отдохните.

— И все?

— Да, все. Это мой вам рецепт.

Женщина посмотрела на Джессику, прочла ее глазах «Я знаю, что у тебя ничего не болит» и вдруг расплакалась.

— Я не могу больше. Я так не могу! Стирка, готовка, уборка. Стирка, готовка, уборка. Стирка, готовка, уборка. Работа, работа, работа. Единственная радость — вечеромдоползти до постели и уснуть. И почти сразу надо вставать. И работать! Иногда мне хочется уснуть и никогда не просыпаться!

Джессика присела возле пациентки, приобняла за плечи, положила ее голову к себе на плечо, позволяя выплакаться.

— Но ведь у вас есть выходные. Да и после заката никто не работает.

— Да, они как бы есть. Но и в выходные и дети есть хотят. И животные. И… не получаются у меня выходные. Муж с друзьями то на рыбалку, то лежит весь день. У него работатяжелая, физическая. А я? Мне тоже тяжело! И дети малые. И я снова беременна. Я больше не хочу рожать. А муж все равно хочет… ну не в смысле детей, а… вы меня поняли. Я ненавижу свой дом, свою семью, ненавижу работу, ненавижу это ужасное платье!

Разговор по душам помог женщине успокоиться. Она поблагодарила Джессику и ушла. А на следующий день пришла еще одна. И еще. Женщинам не нужен был обычныйврач, скорее уж нужен был психолог. И принимать каждую по отдельности смысла не имело. Надо было решать проблему глобальнее. Во все времена люди много работали, нои время на отдых надо находить. Она поговорила с Валентиной. Мартин и Райдер больше думали о насущном — еда, одежда, жилье — а не о тонких душевных организациях когобы там ни было. А те женщины, что теперь повально пошли к Джессике за утешением, тоже правы. Психика тоже изнашивается.

В один из дней Джессика отправилась в женский дом. Так называлось место, где женщины готовили еду на всю деревню, сообща стирали вещи, плели корзины и шилирубахи. Она поставила стул посредине, нашла в закромах памяти библиотеку любовных романов, усилила звук искином и принялась читать вслух. Женский гомон стих. Джессика читала два часа, затем сказала, что придет через день. И пришла. Три раза в неделю. О, это было сродни любимым во все времена женским телесериалам. Теперь ниодна из работниц не пыталась остаться дома. Напротив. Едва показывалась Джессика, наступала тишина. Все слушали, затаив дыхание, а потом еще два дня обсуждалисобытия. Или хором пересказывали, что было, тем, кто пропустил очередную «серию».

К чтению в женском зале Джессика добавила детские чтения в местном «садике». А затем еще и по вечерам для всех желающих — там лучше шли приключенческие романы. Приходили не только женщины, но и их мужья, и дети-подростки.

Затем Валентина нашла в деревне музыканта. Тот попал в пятно по пьяни вместе с инструментами. Нечто наподобие аккордеона, губная гармошка и небольшой барабан. Всеэто добро пылилось у него дома. Согласовав вопрос начальством, молодого человека освободили от основной работы. Теперь он стал именно музыкантом. Днем игралпоочередно то в женском доме, то прачкам, то чтобы веселее было. По вечерам собирающимся в общем зале женщинам, штопающим одежду, или плетущим сети рыбакам. Днем в детском саду, и детки весело прыгали и готовили выступления для родителей. А на ближайший выходной Джессика и Валентина запланировали праздник — вечер станцами. Идея вызвала необычайный ажиотаж среди населения. Дети натаскали из леса дров, соорудили большой костер. Женщины весь день наряжались — пусть у них небыло нарядной одежды, однако делали друг другу прически, украшали себя бусами и плетеными поясками. Даже праздничный ужин организовали. В обычную кашу добавилиягод и орехов. Достали наливку. Мужчины, сначала скептически настроенные, в итоге заразились всеобщим настроением. Помогли подготовить площадку на берегу. Набилилавочек, чтобы было где сидеть. Праздник удался. Решили проводить такой как минимум раз в месяц.

Прошел еще месяц. Жизнь в поселке неуловимо изменилась. Пропало ощущение безнадежности. В беспросветном существовании появились отдушины. Людям нужно былохобби, которое разнообразило бы их досуг и быт. Джессика подтолкнула их к нужной мысли. Отдых — это ведь не всегда возможность поваляться на кровати, порой это простосмена деятельности. Кто вспомнил, что в «прошлой жизни» любил петь. Искал единомышленников и теперь вечером из некоторых домов слышались заунывные женскиепеснопения. Кому вдруг захотелось рисовать. Пусть не было красок, зато можно было рисовать по свежей влажной глине. В детском саду подготовили представление дляродителей — танцы, песни и даже разыгранный в лицах рассказ. А еще девушкам вдруг захотелось быть красивыми. Отличаться от других. К следующему празднику с танцамиони начали украшать однотипные платья вышивками, учили друг друга плести венки, делали бусы.

Джессика теперь чувствовала себя нужной. Оттаивала вместе со всеми. Мартин регулярно появлялся в поселке, но Джессике удавалось либо избегать его, либо пересекаться влюдных местах, не давая возможности поговорить наедине. Она не была готова к разговору. Она не простила. Она не хотела принимать решений. Она… сама не знала, чегохотела. Тем не менее, присутствие Мартина ощущалось. Возвращаясь домой вечером, она находила в своей комнате то букетик цветов, то спелое яблоко. Один раз дажеобрывок бумаги с накарябанным стишком собственного Мартиновского сочинения. «Любовь-морковь» и все такое. Это ее повеселило. Джессика и сама не заметила, какулыбается, ложась спать. Не заметила, как подсознательно ждет нового подарка. Как обида начинает отступать, а забитая в дальний угол надежда снова пускает ростки.

Заметили ухаживания Мартина и жители поселка. И следили за развитием с неменьшим интересом, чем за сюжетами романов. Мужчины временами пытались даватьМартину советы, как правильнее ухаживать за женщинами — от романтики до «дубиной по голове и в пещеру». Джессика в свою очередь выслушивала бесконечные дифирамбыв адрес мужа, на которые не скупились женщины.

Земля. США. 21 век. Спустя еще пару-тройку месяцев.

— Андрей, — промурлыкал сбоку томный голос. Красивая женщина лет тридцати подбиралась к нему с бокалом вина. — Ты не покажешь мне дорогу к озеру?

— Простите, миссис Тришел. Уже темно, дорога может быть небезопасной.

— Противный мальчишка, — красавица капризно ткнула пальчиком в грудь Усольцева. И снова призывно улыбнулась.

Андрей вернул дежурную улыбку. Подобные клиентки попадались не часто, но все же бывали. Андрей — красивый и сильный молодой человек, умный и успешный — неизменно привлекал женские взоры, начиная от двенадцатилетних девочек и до пожилых матрон. Вот и миссис Тришел, не стесняясь мужа, откровенно клеилась к Усольцеву.