Совершенно раздавленный несправедливыми обвинениями Тарас убыл, активно принюхиваясь к чудесному запаху из своего картонного ящика и ласково поглаживая его рукой. А я остался изучать планшетник. Так… ничего особенного… знакомая штука. Пойдёт. Значит — завтра будем творить! «Фильм! Фильм! Фи-и-льм!»

Всё же утром, к шести часам, я встал и сбегал в подвал. Ничего, конечно, не пришло — рано ещё. Ну, я так и думал. Значит — работаем по плану. Я хозяйским оком обвёл вверенное моему попечению хозяйство и приступил к рутинным, но необходимым делам. А они, вот гадство-то, имеют такую особенность — стоит их только начать, а заканчиваться они не хотят… Ну, ничего. Глаза боятся, а руки делают. Так что, пахал я на делянке как какой-нибудь негр на хлопковой плантации на берегах широко разлившейся и широко известной по песням типа «соул», «блюз» и «кантри» местной речки Миссисипи. Зато нагулял аппетит.

Утренней почты опять не было! Это стало меня напрягать. Уж не кинули ли меня, такого умного и расчётливого? Хотя, что я вру-то сам себе? Накопить миллионы путём неравноценного обмена стеклянных бус на золото в слитках я как-то и не рассчитывал. Хотя, опять же, что я вру сам себе? Немного наличности мне бы не помешало… Уж больно большие траты мне предстоят. Я это знал, я это предвидел. В душе зудело чувство, которое обычно предшествовало выезду на долгожданную охоту, скажем, или на пикник в хорошей компании. «Скорей! Скорей!» — звенели золотой медью охотничьи горны. — «В путь-дорогу! Там ждут такие приключения!»

Подождут, хмуро ответствовал я. Вот придёт извещение о доставке, тогда и будем собираться. А пока — «Работайте, негры! Работайте! Солнце ещё высоко». Да-а, солнце ещё высоко, а вот время потихоньку утекает. Осталось-то мне вахты всего ничего. Это тревожит. Как бы мне своему другу по переписке сообщить о грядущем небольшом перерыве в эпистолярном жанре? Эх, жаль, тут библиотеки нет! А то бы я перечитал «Пляшущих человечков» сэра Артура. Там, если я не ошибаюсь, даже иллюстрации этих самых шифрсообщений были. Готовая азбука — бери и пиши!

Но до Конан-Дойля дело не дошло. Следующим утром долгожданное почтовое отправление всё-таки прибыло! На первый стол, как и ожидалось. Кошак заинтересованно прыгнул на стол и стал обнюхивать посылку. Я его шуганул, а то как бы не сожрал опять чего, взял завёрнутую в шёлк коробку подмышку… тяжёлая какая… и полез в мир живых. Специально, для тренинга силы воли, не стал смотреть, что там пришло. То и дело искоса посматривая на посылку, я неспешно приготовил завтрак, позавтракал, проверил охранную аппаратуру и, когда нетерпение стало просто рвать меня на куски, переваливаясь затрусил к столу.

Под шёлком, как и ожидалось, была очередная шкатулка. Очень красивая, с перламутровой инкрустацией. Небольшая. Я нажал жемчужного цвета кнопку, и крышка откинулась. Сияния бриллиантов не было — сверху лежала какая-то пластина. Я её осторожно вынул. Ну, что вам сказать? Рамку для фотографий представляете? Размером примерно сантиметров 18 на 12? Вот такой эта пластина и была. Только была она потолще и сделана из материала очень похожего на графит. Такого глубокого серого цвета. Настолько глубокого, что внутри материала ходили какие-то тени. Как облака. Пытаясь рассмотреть, что же там виднеется, я вынес графитовую плитку на солнце. И увидел — из тёмно-серой глубины, туманясь и клубясь, пошли волны разного, пока ещё не явного, цвета. Серо-буро-малиновые, скажем так. Потом пластина ярко осветилась, краски встали на свои места, и я увидел портрет.

Парсуна, значит, ну-ну… Я внимательно рассматривал изображение, то и дело поворачивая плитку под разными углами к солнечным лучам. Немного похоже на голографию. Ничего себе средневековье! Голографию они знают, надо же… Портрет явно имел глубину. При небольшом повороте можно было увидеть скрытые ранее за фигурой мужчины на первом плане детали. Ну, детали потом рассмотрим. А теперь пора знакомиться с моим корреспондентом.

С портрета на меня внимательно смотрел крупный, величавый дед. С лысиной, широкой белоснежной бородой, в тёмно-синей мантии… украшенной серебряными звёздами! Ма-а-ть твою… накаркал! Архимаг, небось! А где же магический посох? Или волшебная палочка, на крайняк? Не видать пока… прячет, наверное, своё оружие Судного дня. Я с приглушённым шипением выпустил сквозь стиснутые зубы набранный для матюгов воздух. Не дай бог — услышит. Ага, махнёт своим дрыном — и молнией ещё прибьёт. Так, ладно, успокоиться… Да, а насчёт звёзд на мантии я не совсем верно выразился. И вас с толку сбил. Вышитые серебром четырёхлучевые звёзды лежали на плечах деда, спускались по дуге ему на грудь и частично прятались под бородой. Примерно как половинка флага Евросоюза это всё смотрелось. Но смотрелось хорошо, внушительно. Глядя на старичину, сразу хотелось взять под козырёк.

Что там ещё? Ещё были всякие штучки. Так, например, дед сидел в большом кресле?.. на троне?.. в общем, стул такой здоровенный, резной, чёрного дерева. Фон приглушён, затемнён, но можно кое-что разобрать. Каменная кладка. Большие шероховатые плиты разного размера. На стене, освещая камень, светится факел. Факел какой-то не такой. Я присмотрелся. Фальшивка! Это не живой огонь. Язык пламени сделан как бы из стекла или изо льда. Магический светильник, хм-м? Свет ровный, даёт чётко выраженный световой овал. Видны развешанные на стене разрисованные вручную карты неведомой страны, письмена-крючки, и… таблицы? Пусть будут таблицы. Очень похоже. В свете факела ярко блестят металлические дуги проволочного шара. Прибор? Глобус? Модель местной солнечной системы? Похоже… Ещё один сложный прибор, виднеется краешек другого. Угол стола — свитки, книги. Это понятно… как и на Земле. Один в один. Ниже ничего не рассмотреть — сгущается тень. Нет окон — подвал? Похоже на то. Где же ещё нашему шарику проявиться, как ни в подвале. Что ещё? Да больше вроде и ничего особенного.

Кроме того, ЧТО ЭТО НЕ НАШ МИР!! И ещё — по-моему, там, у них, есть магия…

Я вздохнул. Руки немного дрожали от волнения. Налил себе чайку, закурил. Бездумно пялясь в небо, я пускал вверх клубы дыма, лениво зависающие в неподвижном, набирающем жар воздухе, и медитировал, что ли. Можно и так сказать, потому что выразить на обычном русском языке свои чувства будет несколько сложновато… Такие звонкие обороты и сложные конструкции называются, если я ничего не путаю, обсценной лексикой. Если вам незнаком этот термин — ничего страшного. Сам язык, уверяю вас, вы знаете отлично! Сигарета кончилась, и я продолжил изучение шкатулки.

Под портретом лежал кусок алого бархата. Прочь его! А вот это мне знакомо — моя прозрачная коробочка из-под сидюков. Причём, заметьте, — полная всякими разными камешками. Преимущественно блестящими. Более того, и эти штучки тоже мне знакомы — коробочка по самую крышку была засыпана с боков золотыми монетами! Всё, что нажито непосильным, но честным! — заметьте, — честным трудом! Ведь камешки-то я ему первым отправил.

Я не глядя вытащил из стопки чистой посуды большую голубую миску с побитой эмалью, раскачал и вытащил свою коробку из объятий плотно набитых в шкатулку золотых монет, и высыпал камни в приглушённо загремевшую под драгоценным дождём посудину. В своё время мне приходилось быть в Алмазном фонде на экскурсии, так что серьёзных сомнений у меня как бы и не было. Это были, несомненно, драгоценные камни. А вот имеют ли они какую-нибудь ценность на Земле — этого я пока не знал. Таких знаний, что бы оценить эти стекляшки, у меня не было. Кстати о стекле… Я выбрал один небольшой камешек и пошёл к офису. Камень легко и просто оставил на пыльном оконном стекле чётко видную царапину. Алмаз не алмаз, но похоже… Очень похоже. Придётся опять напрягать своего друга-ювелира. И нехило так напрягать — вплоть до статьи… Легально-то их не продать, как я думаю… Ладно, об этом будем думать потом. Что-то там ещё мелькнуло в кучке драгоценностей — маленький свёрток, завёрнутый в блёклую зелёную бумагу.

Я вернулся в беседку и развернул бумажный катышек. В обложку тетради с таблицей умножения были завёрнуты три бриллианта. Белый, чёрный и красный. Каждый чуть меньше грецкого ореха по размеру…