Впрочем, меня он абсолютно не потряс. Я становился другим. А сейчас мне нужно лететь за мамой.

Первым делом я перенёс маму домой. Кошка уже выспалась и ушла. У мамы подрагивали веки. Было видно, что спать ей осталось недолго. Я уложил её на постель и прикрыл лёгким пледом. Потом написал и поставил на видное место записку: «Мама! Всё в порядке. Всё закончилось хорошо, никакой угрозы больше нет. Я скоро буду. Никому не звони, ни с кем не разговаривай о случившимся. Вернусь — всё объясню. У папы всё O'K. Афоня».

Сидеть на месте я не мог. Скопившееся напряжение требовало разрядки. Хотелось сейчас же, немедленно, куда-то бежать и что-то делать. Чтобы заставить себя успокоиться, я прошёл на кухню и сварил себе кофе. Пока джезва закипала бурой пеной над голубым огнём, пока я отсчитал положенные секунды, пока чуть-чуть поперчил кофе, бросил в него коричневого тростникового сахара — нервы и отпустило… Стало полегче, перестали дрожать руки. По кухне поплыл такой домашний, такой успокаивающий кофейный аромат. Я глотнул густой, обжигающий напиток и закурил.

Теперь надо лететь к деду. Нет… рано… Дед ещё наверняка лежит в медблоке. Всё равно — нужно лететь. Я себе не прощу, если что-нибудь случится. Хоть с Ломом переговорю.

На терминале Базы меня ждал попугай. Лома не было. Попугай молча, без своих дурацких воплей, поднялся и полетел в сторону медблока. Я пошёл за ним. Там я и нашёл старшего помощника. Он суетился около здоровенного устройства, которое я так пренебрежительно называл «кастрюлей». Я всегда боялся медицины и всяких медицинских приборов и устройств. Особенный страх вызывало у меня стоматологическое кресло… Бр-р-р! Видимо, свои детские страхи я гасил таким вот отношением к медтехнике. Кастрюля оживлённо гудела и весело мигала красными, жёлтыми и зелёными огоньками.

— Второй раз картриджи меняю… — заметив меня, проинформировал Лом. — Даже из спецхранилища один пришлось ставить. Никогда такого не было. Что диагност делает — сам не пойму! Но, видишь? Зелёных огоньков всё больше и больше. Ты чего прибежал?

— А ты как думаешь? — окрысился я. — Дед ведь…

— Ничего с ним не будет! Жив и здоров будет твой дед! Вон, на салфетке стрелка лежит, если хочешь — посмотри.

Я безразлично взглянул на стрелку. Что я в ней не видел? Стрелка как стрелка…

— Что можешь сказать, Лом?

— Ну, что я могу сказать? Лечение идёт, полным ходом. Говорю же тебе — только успеваю новые картриджи ставить. Информацию пока диагност гонит положительную, а что он там делает, я не знаю… Лечит, вот и всё! И знаешь, Афанасий, это меня радует! Если кибер что-то нашёл, определил отклонения от нормы и активно на них воздействует, значит, всё будет хорошо! А ты давай, лети отсюда. Не до тебя сейчас. Займись своими делами, что ли…

Лом прав. Нечего мне тут пока делать. А дела ещё есть. Нужно доложить старикам. И я полетел к Петровичу.

Свет горел у него на кухне. Я подвёл Шарик поближе. Может, гости у него? Да и не древняя развалина Петрович. Может и дама забежать… А тут я — верхом на ядре. Конфуз получиться может. Подглядывать в окна тоже как-то не хорошо, но сейчас это меньшее зло.

Однако никаких гостей не было. Петрович, что-то напевая себе под нос, увлечённо мешал деревянной лопаткой исходящие паром в большой и глубокой сковородке харчи. Кок, понимаешь… Я подвёл шар вплотную и постучал в стекло. Петрович сразу прекратил свою оперную партию, подошёл к окну, посмотрел туда-сюда, потом вздохнул и начал убирать с подоконника разбросанные книги и газеты, пепельницу, сигареты и спички. Потом он распахнул окно и сказал: «Ну, залетай уж… привидение с мотором». Но я высадился в зале. Шарик я оставил мерцать на месте посадки, а сам прошёл на кухню.

— Привет, Петрович! Что готовишь? — Даже не дождавшись ответа, я продолжил. — Снимай фартук, кок. Выключай плиту. К Косте лететь надо.

— Случилось что, Афанасий? — сразу насторожился Петрович.

— Случилось, случилось… Слизня я грохнул… вместе с его порученцем…

— Ох, ты ж… — и Петрович просто и незатейливо закончил свою мысль. — Ты что творишь, капитан? Действующего генерала…

— Твой действующий генерал приказал захватить мою мать в заложники, вытащить меня в Город, усыпить и доставить в Москву. Не знаешь, зачем? И как он беседовать со мной мыслил? Вот и я не знаю… И не узнаю теперь, пожалуй. А когда мы с дедом мать отбивали, майор Амбарцумов чуть деда не убил… Ранен он. Собирайся! Надо Косте всё рассказать.

Перед тем как высадиться в подвале Костиного дома, я провёл шар над коттеджем Слизня. Во дворе стояли и мигали сине-красным светом несколько машин, кучковались и курили люди. Быстро они… Хотя — что иного-то ждать? Жена ведь сразу всё обнаружила.

Кости дома не было. Нас встретил только Кошак, который узнал меня, потёрся по ногам, а потом запрыгнул ко мне на колени и заурчал. Так нам и пришлось просидеть на тёмной кухне почти час. Потом пришёл хозяин, включил свет и, не удивившись гостям, тяжело посмотрел на меня.

— Твоя работа? — играя желваками, спросил Костя. — Зачем ты это сделал, Афанасий?

Я вздохнул и начал рассказывать. Слушали меня старики молча, не перебивая. Потом засыпали вопросами — как, что и почему. Кто меня видел? Как я всё это устроил? Кто ещё был замешан и что с этими людьми стало? Я всё подробно объяснил. А потом предложил спуститься в подвал, посмотреть записи с шара. Запись нашего с дедом штурма дачи ветераны смотрели дважды. А финальную сцену в подвале Слизня — аж трижды.

— Ну, как думаешь, полковник? — Костя перевёл взгляд на Петровича.

— Я не думаю, я знаю… Идеального убийства совершить невозможно. Следы всё равно остаются. Тут другое дело… Насколько тщательно эти следы будут искать? Всё же погибли два офицера спецслужбы. Твоя инсценировка, Афанасий, не поможет. Уж больно она детская… В жизни так не бывает…

— Погоди, Сергей Петрович. Тут ещё один аспект есть… Личная ли это затея Слизня, или он кого-то поставил в известность? Прикрылся кем-то? Человеком с высоким положением и возможностями? А?

— Может и есть такой человечек, товарищ генерал-лейтенант. Только вот не верю я, что это человек из Конторы… Не так Слизень бы тогда работал. Прятался он от своих, осторожничал. Ресурс наш не привлекал. А если проще сказать — крысятничал Слизень. Скорее всего, связался он либо с большими деньгами, либо с криминалом.

— Это, считай, одно и то же…

— Да, верно. Боюсь, теперь нам сложно узнать это будет. Обрубил концы Афанасий. Решительно и чисто!

— Не скажи, Петрович, не скажи… Ещё не всё потеряно. Наоборот, вся эта несуразица может спровоцировать дальнейшее развитие событий. Нужно посмотреть, понаблюдать… Попросить ребят присмотреться к окружению генерала Петрова, к тем, кто будет излишне суетиться, выспрашивать, интересоваться деталями… Ну, это моё дело. А вот что нам делать теперь — ума не приложу!

И оба старика посмотрели на меня. Я и выложил как на духу.

— В лагерь нам надо перебираться. Засиделись мы тут, мохом обросли. Пора вплотную заниматься выходом на маршрут. Всех дел не переделаешь, а нам нужно двигать дальше. Так, отцы?

— Так-то оно так… Да и тебе, Афанасий, лучше теперь какое-то время побыть в глубинке. А вот мне прятаться на Урале пока рано. Нужно присмотреть за ходом следствия. Давайте сделаем так! — Костя хлопнул рукой по столу. — Двигайте домой. Завтра ты, Афанасий, официально вернёшься в Город. Сделаешь визиты всякие…

— В кадры не забудь сходить! — тут же влез Петрович.

— Да-да, и в кадры сходи, уволься ты наконец… Веди себя естественно, с друзьями повстречайся, пображничай немного. Но долго в Городе не сиди — дня два-три. А потом — в лагерь, на Урал. Начинай там готовить наш выход. Действительно, пора нам заняться тем, к чему мы готовились, весь этот сыр-бор затевали… Ну, всё? Кормить вас, преступники и оглоеды?

— Не-е, у меня ужин на плите, — сказал Петрович.

— А я к маме… — сказал я.