Меня качнуло в сторону, я попыталась удержаться, схватившись за стул, но он коварно качнулся вместе со мной и с грохотом свалился на пол. Кажется, Эрик успел меня удержать. Кажется, я даже не упала. Кажется, он свободной рукой поставил стул на место и даже усадил меня на него…

В голову ворвался поток чужих мыслей — злых, черных, маслянистых. Самое болезненное видение в моей жизни. Короткое и стремительное. Красочное. Поразительно четкое. Тьма и взгляд, наполненный этой тьмой — едкий, ненавидящий. Нож. Кровь. И — неизменно — страх.

Словно со стороны, я услышала, как Эрик говорит кому-то:

— Все в порядке. Не нужно скорую.

А потом открыла глаза. Мир, рассыпавшийся на мелкие пазлы, постепенно собирался в знакомую, безопасную картинку без пугающих взглядов и угроз. На противоположной от нас стене размеренно тикали часы и показывали утро. Без пяти девять. В окне продолжали сновать люди по белому, утоптанному снежному ковру.

Я сидела на своем стуле, Эрик рядом — придвинулся и обнимал за плечи. На нас переставали обращать внимание посетители блинной — то ли потеряли интерес, то ли он напустил морок.

Голова раскалывалась. В ней будто осыпалось стеклом мрачное видение, а осколки кололи изнутри — затылок, макушку, виски.

— Видение? — осторожно спросил Эрик. — Кто-то снова придет тебя убивать? Или атли в опасности?

— Нет, — ответила я ошарашено. — Не атли. Ты. Я видела тебя…

За окном мелькали разноцветные витрины. Многочисленные магазины на главной улице распахнули свои объятия для покупателей — благоухающие парфюмерные, вкусные продуктовые, роскошные бутики с нереально завышенными ценами на джинсы.

Я безразлично наблюдала за ними, а еще за бегущими на работу прохожими. Закрывала глаза, снова открывала. Иногда чувствовала, как рука Эрика гладит меня по голове.

Было приятно и легко. Жила больше не болела, да и вообще не подавала признаков жизни. Только в затылке ныло, он наливался свинцом, становился тяжелым и нагружал шею.

Хотелось лечь. Закутаться в теплое, мягкое одеяло и уснуть. Словно прочитав мои мысли, Эрик тихо сказал:

— Потерпи немного. Скоро приедем.

Я терпела. Что еще оставалось делать?

Когда мы остановились, я почти потеряла сознание. Только холод из открытой двери авто — пронизывающий, бодрящий — забирался под куртку, кусал спину, колол колени. От него немели щеки и ладони, а перевязанная ладонь почему-то пульсировала, словно там, под бинтами жило какое-то отдельное от меня существо.

Эрик ловко подхватил меня на руки — прямо с сиденья, захлопнул дверцу и пикнул сигнализацией. Затем был темный тамбур подъезда, несколько ступеней, лифт. Я закрыла глаза и вдыхала древесно-пряный аромат мужского одеколона, который приятно контрастировал с тягуче-сладкой карамелью. Словно она впиталась мне в кожу — в каждую мелкую пору, заполнила меня всю, расслабила, притупила боль.

Даже квартира, казалось, наполнилась ею, когда мы вошли.

Было тепло. Мягко. Меня уложили на кровать. Смутно помню, как Эрик стаскивал с меня сапоги и укрывал по подбородок теплым, невесомым одеялом. Потом будил, почти насильно поил карое, снова укладывал. И я спала — безмятежно и спокойно.

Проснулась, когда уже стемнело. За окном притаилась ночь. Стелилась по подоконнику, проникая внутрь и, отпугиваемая мягким светом изогнутых светильников над кроватью, извивалась тенями на стенах.

Эрик сидел рядом, на кровати, опираясь на спинку и увлеченно водил пальцем по планшету. Когда я зашевелилась, перевел на меня глаза. Отложил планшет, придвинулся ближе и заглянул в лицо.

— Совсем плохо?

Я покачала головой и выдавила из себя слабую улыбку.

— Лучше. Только голова болит.

Он положил широкую, теплую ладонь мне на лоб, и я с удивлением и радостью поняла, что боль отступает.

— На видение ушел чуть ли не последний кен. Кроме шуток, где ты питаешься?

— Я не питаюсь, — ответила я и отвела взгляд.

Врать не хотелось, но озвучивать правду хотелось еще меньше. Кто знает, что Эрику придет в голову, когда он узнает, что я сольвейг? Может, он такой же сумасшедший экспериментатор, как и Альрик? Несмотря на то, что он меня спас и что Глеб ему доверяет, я не могу рисковать племенем Барта. Особенно сейчас, когда Герда в городе.

— Как не питаешься?

— Может, о другом поговорим? — поморщилась я и села. Жутко хотелось в душ. Желудок-предатель заурчал, требуя еды. — Например, о видении?

Эрик, казалось, тут же забыл о ясновидцах. Наверное, о моем истощении он тоже забыл — придвинулся еще ближе и ждал.

— Я видела мальчика. По всей видимости, того, о котором говорил Глеб.

— Колдуна?

Я кивнула.

— Эрик, то, как ты лечил меня… В этом лечении ведь нет подводных камней? Какой-то связи с тобой, которую нельзя разорвать?

— Нет, — успокоил он. — Это просто лечение. Скади оно тебя не делает, не переживай.

— Хорошо, — облегченно выдохнула я, а он удивился:

— Думаешь, так плохо быть скади?

— Нет, что ты! Просто… Я только ушла из атли и не готова принимать чье-либо покровительство.

— Так что там с колдуном? — нетерпеливо напомнил он.

— Было темно, я не смогла рассмотреть, где именно все произошло. Но одно бесспорно — мальчик ненавидит тебя. Он сильный — настолько сильный, что от его мощи шумело в ушах. Ты лежал на полу, в крови. А у него был нож…

Эрик кивнул.

— Когда?

— Ну знаешь… Таких подробностей не стоит требовать от пророчиц, — усмехнулась я. — Что есть, то есть.

— Да, конечно, — поморщился он. Встал. Прошелся к окну, запуская руки в волосы. Громко выдохнул, и показалось, мой рассказ оказался для него безумно важным и неожиданным.

— Почему я видела тебя? Разве пророчицы не связаны только лишь со своим племенем?

Он обернулся. На лице — воодушевление и радость, которую не утаишь. В последнее время я неплохо читаю эмоции. Да Эрик особо и не крылся.

— Скорее всего, твой дар не зависит от того, принадлежишь ли ты какому-нибудь племени или нет, — сказал он. — А рядом со мной дар всегда проявляется сильнее.

— Как это? — нахмурилась я.

— Такая особенность. Досталась от предков. — Он вернулся, улегся на кровать, закинул руки за голову и мечтательно посмотрел в потолок. — Я могу сделать тебя сильнее.

Развернулся ко мне и добавил тихо и чувственно:

— Если хочешь.

Неужели соблазняет? Да так умело — я даже не заметила, как перестала дышать. Смотрю на него, а вернее, бессовестно пялюсь на его губы и думаю совсем не о том, что он говорит… Я попыталась сбросить наваждение, но сладкий, карамельный запах путал мысли.

— Усилить — значит, развить верно? — спросила и тут же удивилась тому, как гортанно прозвучал голос.

— Верно.

Взгляд прожигал кожу, дыхание сбилось, а сердце заколотилось о внутреннюю сторону грудной клетки.

— Но не влезть в мои видения, — озвучила я последнюю мало-мальски осознанную мысль. После нее в голове стало приятно пусто, а в груди тепло. Тело жило исключительно инстинктами — причем, теми, о которых до этого момента я даже не подозревала.

— Ты очень проницательная маленькая болтушка, — улыбнулся он и вновь перевел взгляд на потолок, возвращая мне возможность дышать. — Есть кое-что еще.

Я, замерев от любопытства, ждала, когда он расскажет об этом «кое-что», но Эрик молчал. Загадочно пялился в потолок и, кажется, думал о своем. Поэтому я немного поерзала, чтобы обратить на себя внимание.

— Так что же? — уточнила для верности, и он снова повернулся ко мне лицом.

— Есть книга. Ее хранит первый жрец хищных — Арендрейт в одном из созданных им миров. В ней написано пророчество для меня.

— Да ладно! — удивилась я. — Откуда ты о ней знаешь? Ты же не…

И замолчала. Чуть не сказала запретное слово, но вовремя одумалась. Вовремя ли? Эрик внимательно смотрел мне в лицо и молчал. Тишина опасно клубилась в воздухе, рискуя превратиться в бурю.