— Бог явил чудо, — заорал Макс. — Люди, вы видели своими глазами! Уверуйте, люди.

А люди в этот момент были готовы уверовать во что угодно. На него налетел десяток мужиков с совершенно сумасшедшими глазами и подняли его к себе на плечи. И тут Макс произнес свою первую в жизни проповедь, каждое слово из которой он шлифовал весь последний год. Толпа упала на колени и внимала. Ей было все равно, как именно почитать Ахурамазду, если теперь в каждой семье будет своя финиковая пальма, которая требует два ведра воды каждый день, и всего через каких-то десять-пятнадцать лет даст первый урожай. И если это странный парень явил чудо, значит он и есть пророк единого бога, и обсуждать тут нечего.

Вечером, после праздника, Ахемен подошел к Максу и сказал:

— Знаешь, а я ведь до самого последнего момента не верил.

— Да я и сам волновался, знаешь ли. Мне не очень нравится, когда меня камнями забивают. Зови на пир вождей остальных племен. На праздник летнего солнцестояния. Хвастаться будем.

И вновь в племени резали баранов, пекли лепешки и накрывали достархан. Сегодня ждали глав всех двенадцати племен персов со свитой, всего чуть больше ста человек. Ахемен и Макс хотели показать товар лицом в стиле- будь с нами, и у вас тоже будет вода, много еды и такие красивые доспехи. Сотня тяжелой конницы разрослась вдвое, князь времени не терял и освоил оставшееся серебро на столичном рынке. Да плюс пару тысяч легких конных стрелков могло выставить родное племя. По настоянию Макса, регулярное войско, в которое превратилась сотня Ахемена, еженедельно проводило учения, где особенный упор делался на работу в строю. Князь уже перестал спорить со своим жрецом, уверившись, что любая чушь, которую говорит его зять (да-да, уже зять), так или иначе приносит результат, а потому войско регулярно потело на маневрах. Фраза «тяжело в учении, легко в бою» тут прижилась, и пошла в народ.

Макс слегка адаптировал местное богослужение под единобожие, и заставил пахать старых жрецов, которые очень быстро приняли новую парадигму потому, что тоже узрели чудо, как и все остальные. Их он одел в белоснежные льняные бурнусы и высоченные шапки, резко подняв им самооценку. Попыток вернуться к старому не было, потому что пойти против воли народа, неистово принявших новую религию вместе с повышением урожайности, никто бы из них не рискнул. Они проводили линию «один бог-один народ-один князь», работая как радио, телевидение и интернет одновременно.

Строительная бригада, получившая волю и собственные дома, начала работу над удлинением кяриза, что привело к увеличению обрабатываемой земли. Всего за полгода унылая желто-серая долина превратилась в цветущий оазис, радующий свежей листвой и плодами.

Дома у Макса было все замечательно. Он с самого начала взял себе бросовые земли около гор, которые после запуска водопровода оказались лучшими с точки зрения орошения. По его совету то же самое сделал и князь, не очень понимая сначала, для чего ему это нужно. И не прогадал. Эту землю обрабатывало два десятка семей арендаторов, которых Макс купил оптом, а потом немедленно освободил. Никаких отрицательных экономических последствий это для него не имело. Забитые крестьяне в жизни своей не жили так сытно, как в этой забытой богами глуши, и бежать никуда не собирались. Староста, командующий этой артелью, гарантировал приличный урожай и намекал, что самим им это не потребить, нужен сбыт. Собственно, на сегодняшней встрече одной из тем и был вопрос о продаже излишков продовольствия.

Возвращаясь домой, Макс попадал в объятия любимой жены, которая уже ждала ребенка, и выслушивал поток той милой ерунды, которой забивает голову мужу каждая уважающая себя женщина. Он делал вид, что слушает, кивал головой в знак согласия, и тут же получал острым кулачков в бок:

— Зар, ну ты же меня совсем не слушаешь. Тебе что, не интересно? — и тут же подключался убойный аргумент:

— Ты меня совсем не лююююбииииишь! — после чего немедленно приходилось доказывать обратное.

Засыпая в объятиях мирно посапывающей Ясмин, он размышлял о том, как побросала судьба бывшего менеджера Центра ипотечного кредитования, закинутого в это время неведомыми силами всего четыре года назад. От раба, убирающего выгребные ямы, до второго человека в немаленьком племени и пророка новой религии. Вернулся бы он назад к своей прежней жизни, к ипотеке, дресс-коду и пятничным посиделкам с пивом? Да ни за что на свете!

Гости собирались постепенно, в течение недели. И вот наступил день, когда все двенадцать князей стояли у священного дерева, перед которым две сотни тяжелых кавалеристов проводили показательные учения. Были продемонстрированы перестроения в колонны и в шеренги, рубка с седла, а под конец, конница развернулась в лаву и понеслась, опустив копья, прямо на зрителей, не ожидавших такой подлости. Метрах в десяти всадники сдержали коней и по красивой дуге ушли в сторону, построившись в две шеренги. Ахемен, скомандовал и вся конница проорала:

— Парс!

Макс, с невозмутимым видом стоявший в толпе зрителей, слушал разговоры князей:

— Знаешь, уважаемый Бардия, а я ведь чуть не обделался.

— Да, друг Бахрам. Я сейчас о том же думаю.

Потом был осмотр высокими делегациями построенной оросительной системы и новых полей, покрытых свежей зеленью. Но особым предметом зависти стали молодые финиковые пальмы, посаженные каждой семьей. Учитывая урожайность дерева и калорийность фиников — это было гигантское подспорье в будущем.

Пир вечером проходил оживленно. Князья были между собой знакомы, но все вместе не встречались никогда. Весомые экономические успехи племени и личный осмотр каждым ставшей знаменитой пирамиды из голов, делал общение чрезвычайно продуктивным. Слово взял Ахемен:

— Князья! Вы видели сами, что можно сделать на нашей земле под знаменем единого бога Ахурамазды. Вы тоже можете сделать это в своих землях. Довольно нашим сыновьям воевать за жирных эламских царей, получая черствую лепешку. Нам пора взять их богатства. Мы всего одной сотней убили тысячу, а если все племена пойдут вместе? Двадцать пять тысяч бойцов. Да мы сметем любую армию!

— И ассирийскую? — ехидно поинтересовался Бардия.

— Позже, пока рано. Давай начнем с тех земель, что лежат прямо под нами. Аншан и все земли вокруг него могут быть наши.

— Не слишком ли ты широко шагаешь? — снова поинтересовался тот же князь. — Еще пару лет назад ты был обычным нищим наемником. А сейчас ты князь и хочешь завоевать Аншан. Командовать войском тоже будешь ты?

За столом зашумели. Вопрос был непраздный. Отдавать командование выскочке никто не хотел, хоть он весь Иран засадит пальмами. Тут вопросы чести на кону.

— Что предлагаешь ты? — задал вопрос Макс. — Князь Ахемен угоден богу, а потому и стал из нищего наемника князем, командиром лучшей армии, а его земля процветает. Он предлагает следующее: мы идем на Аншан не грабить, мы заберем эту землю себе. Там сядут ваши сыновья, став господами над трусливыми крестьянами. В ваших землях тоже будет вода, и поля будут давать хорошие урожаи. Вы только выиграете от этого решения. Много земли, много умелых мастеров, много воинов и много хорошего оружия. А дальше мы пойдем на Сузы и Вавилон. И милость Ахурамазды будет с нами. Если ты не согласен, то покажи нам, как бог отметил тебя, князь Бардия, и наше племя пойдет за тобой.

Князья замолчали. Бардия кусал губы, ища подходящие слова.

— Мое племя не будет подчиняться безродному выскочке. Я князь, мой отец им был, и мой дед, и дед моего деда. Нам ничего от вас не нужно, а если моим воинам что-то понадобится, то мы возьмем это сами. Я сказал!

— Тогда слушай волю единого бога, Бардия! — громко сказал Макс. — Князем был ты, был твой отец, дед и дед твоего деда. Но твои дети князьями не будут. Такова воля великого бога.

Бардия, задохнувшись от возмущения, резко встал.