— Слушаюсь, господин.

Через час, осоловевший от неприличной сытости и безделья, Макс валялся на тростнике и пялился в потолок. Он с большим удовольствием смотрел бы в окно, но окон тут просто не было, местные любыми путями прятались от палящего солнца. Освещение осуществлялось масляными лампами, глиняными для людей попроще и бронзовыми, немыслимо вычурными, у знати и жрецов.

В комнатку вошла молодая крепенькая женщина, которая спросила:

— Ты Макс? Получив утвердительный ответ, начала снимать тунику.

— Эй, ты чего? — удивился Макс

— Господин велел научить тебя чтить Великую Мать и богиню Иштар. И Ансун присела рядом, как-то по-особенному поглаживая живот и область паха Макса. Тот отреагировал незамедлительно, приведя оборудование в вертикальное положение. Ансун моментально уселась сверху и начала ритмично двигать бедрами. Хватило Макса секунд на двадцать.

— Чего это ты? — изумилась Ансун.

— У меня год женщины не было, — признался Макс, краснея.

Ансун округлила рот в изумлении.

— Богиня разгневается. Повторим.

В этот раз все продлилось существенно дольше. Макс даже проявил активность, перевернув девушку на спину. Та довольно постанывала, видно служение богине для нее было делом необременительным и вполне приятным. Минут через десять довольный Макс лежал на спине, мечтая о сигарете. На эльфийскую принцессу Ансун не тянула, но после года воздержания это существенного значения не имело.

— А когда мы будем богинь чтить? — спросил он.

Ансун снова изумилась.

— А я сейчас что делала? А как еще чтить богиню плодородия и богиню любви? В твоих землях не так, что ли?

— Да если бы в моих землях было так, я в храм каждый день ходил бы! — восхитился Макс. Приоткрывшиеся детали местной жизни ему понравились. Вон оно как, оказывается. И удовольствие получаешь, и богине молишься. Двум сразу. А он, как дурак, собственными руками от излишков гормонов избавлялся. И соседи по бараку те еще козлы, хоть бы подсказали.

Ансун неспешно оделась, махнула рукой и ушла.

— Теперь поспать! — решил Макс, признав текущий день однозначно лучшим в этом проклятом году.

Рано утром тот же слуга поднял Макса, дал ему полчаса, чтобы поесть и умыться, и отвел его к эну Нибиру. Тот был в совершенно другой комнате, намного больше и богаче, чем вчера. Бритый налысо, худощавый жрец с ястребиным носом был завернут в какую-то белую хламиду без каких-либо украшений. Он сидел за столом, отделанным резьбой сверху донизу. Ножки представляли собой львиные лапы, а торцы были украшены орнаментом из цветов и кистей винограда. Кресло с высокой спинкой, на котором сидел жрец, было вообще произведением искусства. Ножки были явно точеные, что говорило о наличии соответствующего станка, а подлокотники были исполнены в виде склонившихся в позу пьющего оленя людей. Руки эну лежали на их спинах. Стены комнаты были затянуты тканью, а в углу стоял большой сундук, украшенный металлической штукой, по всей видимости, выполнявшей роль замка. На столе стояла бронзовая лампа с таким орнаментом, что директор Эрмитажа отдал бы за нее любую почку на выбор. На лампе была изображена охота на льва. Лихие парни на колеснице истыкали бедную животину стрелами, как ежика. В наше время львы в Азии не водились, это Макс знал совершенно точно. А тут, по всей видимости, они еще были. Да чего уж там. Геракл вон немейского льва угомонил, значит они и в Греции жили. Если бы Макс читал Геродота, он бы знал, что львы нападали на обозы Ксеркса в греко-персидских войнах. Но он Геродота не читал, как и положено менеджеру среднего звена, а теперь стоял, уткнувшись взглядом в пол, и, скашивая глаза, пытался оценить местное великолепие. По меркам прошлой жизни оценку интерьеру можно было выставить на уровне «ну ничё так», но в местных реалиях это была круть несусветная. Учитывая сложность транспортировки драгоценных пород дерева, которые сюда везли из Ливана, стоило это все неимоверно дорого. Сесть Максу, что характерно, никто не предложил. Жрец сверлил его глазами, словно пытаясь загипнотизировать. Учитывая разницу в положении и возможность отправить парня на костер, страшно было до жути.

— Итак, — промолвил эну Нибиру. Давай еще раз, кто ты, откуда и где научился так считать? И не ври мне, накажу.

Макс завис. Как объяснить человеку, что он из страны, которой еще нет и работал в госбанке, оформляя бумаги большую часть рабочего времени. И это при том, что ни банков, ни бумаги, как таковой, тут просто не было. Писали стилусом на свежей глине. Он осторожно начал:

— Господин, я из далекой страны на севере. Я сам не знаю, как тут очутился, но меня нашли в пустыне и привели сюда. Наверное, так распорядились боги.

— Откуда знаешь, что ты с севера, если не знаешь, как сюда попал?

— У нас значительно холоднее, растут густые леса и зимой лежит снег.

— Ты не врешь, я бы почувствовал. Значит, из земель севернее Варганского моря. Далеко забрался. Но там живут саки, которые иногда нападают на Урарту и Ассирию. Они дикари-кочевники. А у тебя были руки человека, который ни дня в своей жизни не работал. Ты сак?

— Нет, господин, я русский. В моей стране нет никаких саков, и я понятия не имею, где находится Варганское море. Если бы эну употребил название «скифы» вместо саков, то Макс как-то сориентировался бы. Но жрец не знал, что дикие племена саков какой-то дурак из Греции позже назовет скифами, поэтому с пониманием возникли сложности. Ну, а Каспийское море кто и как только не называл.

— Мардук, помоги мне. Что это за народ и кто ты такой, наконец? Или мне надо позвать палача?

— Не надо палача, господин, я говорю правду, — затараторил Макс. Я и правда жил там. Но я из другого времени. На тысячи лет позже.

Нибиру в изумлении замолчал. Если бы взгляд мог жечь, то Макс уже лежал бы на полу кучкой пепла.

— Значит, ты прорвал спираль времени. Да, это многое объясняет. Твоя одежда, изготовленная искуснейшими мастерами, непонятные вещи, которые были у тебя с собой. Твои нелепые манеры, неумение делать что-либо и незнание очевидных вещей, известных ребенку. Ты не врешь, раб. Ты умеешь читать и писать?

— На вашем языке нет. На родном-да, господин.

— Расскажи мне о своей жизни, стране. Какой мир вокруг вас, как вы воюете? Рассказывай все, что приходит в голову, а я буду слушать и задавать вопросы. Начинай.

После этого началась форменная пытка. Эну Нибиру буквально вывернул Максима наизнанку, точностью и конкретностью вопросов удивляя последнего до глубины души. Макс, относившийся к местным, как представитель высшей расы к дикарям, был обескуражен. Этот немолодой дядька с лысой башкой был невероятно умен, гораздо умнее его. Задавая точечные вопросы по ходу рассказа, он вытаскивал такие подробности, о которых тот и сам уже давно забыл. Иногда Максу было невероятно стыдно, когда выводы эламского жреца об их жизни становились точнее и глубже, чем его собственное мнение. Весь разговор продлился, по ощущениям, часов шесть. Макс был выжат, как лимон, учитывая, что все это время он простоял на ногах, не поднимая глаз.

— Значит так, иди к себе, — сказал эну, — Никому ни слова об этом разговоре, иначе пойдешь на костер, как опасный сумасшедший и богохульник. Макс торопливо замотал головой вверх-вниз, выражая полнейшее согласие. — Я решу, что с тобой сделать. Свободен.

Низко поклонившись, Макс, пятясь назад, вышел из комнаты. Повернуться задом к человеку такого ранга в эламском обществе было проявлением суицидального слабоумия.

Вернувшись в свою каморку и закусив, Макс отрубился до утра.

Утром он проснулся от знакомого удара гонга и вскочил, не дожидаясь поощрительного удара палкой по ногам. Наскоро перекусив, умылся и вышел во двор. Его уже ждал вчерашний слуга.

— Значит так. С сегодняшнего дня подчиняешься мне. Меня зовут эну Кудур. Не воровать, не бездельничать, не трогать баб без их разрешения. Слушать меня, как голос небес, и тогда, может быть, раб, будешь сыт и не бит палками.