К вечеру погода снова стала портиться, задувая то ветром, то засыпая мелким снегом. Вольверины вели их путём не избитым, подальше от людских глаз, поэтому на постоялый двор рассчитывать не приходилось, лишь на свои силы и выносливость.

— Ночной привал! — услышала Мидэя голос Даната в голове отряда. Заботливо подоткнув шкуру Лионелю под бок, она в который раз проверила, не вернулся ли жар. Он всё ещё не очнулся. Его сердце билось еле слышно, но пламя упорно удерживало его жизнь.

— Ставьте шатёр! Фин, с тебя ужин! — продолжал распоряжаться князь. — Ох, не ворчи, вольверины прокормят себя сами и холод им не страшен, у них волчьи шкуры. Так ведь, Станис?

— Но у вашего костра мы всё-таки погреемся, — пробасил вожак.

Полог повозки резко отбросили в сторону, впуская внутрь поток холодного воздуха и легко запрыгнувшего Даната.

— Не оклемался ещё? Сейчас разведут костры и надобно перенести его к теплу. Да и ты сущий лёд, — вздохнул он с досадой, присаживаясь рядом. — Чем на этот раз я провинился перед тобой?

— Да не злюсь я на тебя, просто в раздумьях, — мотнула головой Мидэя. — Хельга у меня всё из головы не идёт. Она ведь запросто воткнула бы в меня клинок, если бы не Лионель. Он спас нам жизни, мою и твою. Всё думаю, почему в видении я видела лишь его рану, но не видела, что это случится из-за меня? … А ещё я опасаюсь, что мы совсем лишены магической защиты. Мой дар иссяк, пламя ослабло, случись что, я не смогу ни помочь, ни защитить.

— Много думать хорошеньким девушкам вредно! — заявил Данат, воспрянув духом, выяснив, что не он причина её печали. — Иначе ты хмуришься, морщишь лоб, поджимаешь губки, у тебя появляются складочки и к концу пути ты превратишься в сморщенную ворчливую старуху, а я в седого старика, так как не могу выносить твоего поникшего вида.

— С каких это пор? — невольно улыбнулась Мидэя, залюбовавшись синевой его глаз. — Не хотела бы я быть на месте вашей жены, ваша светлость, иметь красивого мужа — то ещё наказание.

Данат усмехнулся, придирчиво изогнув бровь:

— Странно, что мы об этом завели разговор. Ты ещё и над этим голову сушишь, девица? Твоему мужу тоже не позавидуешь. Строптивая зеленоглазая ведьма жена, с острым язычком и пламенем за пазухой. Врагу не пожелаешь. … Но порой из тебя прорывается такая ласка, — Данат потянулся к её губам, уже успев истосковаться по поцелуям с ней. — Слаще любого дикого мёда, что я готов терпеть твои выходки вечно, — он даже застонал от удовольствия тому, как пылко она ответила на его поцелуй. — Не останавливайся. Я уж извёлся весь. Будто целая вечность прошла.

Кровь забурлила, прилив к лицу, заставляя кожу пылать. И вот уже Мидэе жарко от того, что он всего лишь смотрит, чуть отстранившись:

— Так я, по-твоему, красив? — сдержав улыбку, осведомился он, не давая понять, шуточный у него настрой либо серьёзный. — А ещё ты как-то обмолвилась, что я умён. И видимо отважен? Напорист, изворотлив, силён?

Закусив губу, Мидэя кивнула.

— В постели со мной ты млеешь от удовольствия и готова назвать Фарас своим домом? И даже веришь, что я могу тебя защитить? Готова стать покорной и принадлежать лишь мне одному? — на все вопросы отчего-то зардевшись, Мидээя согласно кивала. — Вот и славно! Даже если бы ты ни с чем не согласилась, я всё равно уже всё решил!

— О чём это ты?

— Вскоре узнаешь, — из-за пушистых ресниц на неё смотрел загадочный взгляд. — Давай выбираться к костру. И не волнуйся, без магии люди тоже живут.

Сложили несколько костров, поставили один шатёр. Вольверины могли спать и под открытым небом. Да и опасались их рыцари Даната, терпя вынужденное соседство нелюдей. Во взглядах и позах читалось напряжение, разговоры были тихими, фразы короткими, без свойственных им грубых мужских шуточек друг над другом, восклицаний и смеха. Даже вольверины понимали, что виной тому не их тяжело раненный товарищ. Люди не принимали оборотней, оборотни презирали людей и одно общее сражение ничего не меняло. Одних сдерживал Данат, других усмирял Станис. Правда у вожака вольверинов была ещё одна проблема — его младший брат.

— Я здесь. Может, скажешь хоть слово упрёка иль благодарности? За день не удостоил меня ни одним взглядом, а я всё ещё твой вожак, если братства тебе мало, — с видом лопнувшего терпения, встал он напротив Ахилла.

— Я не просил меня спасать, — процедил Ахилл, его тёмные глаза смотрели в сторону. — И вовсе не ты здесь герой, — поднявшись на ноги, он демонстративно направился к хлопочущей над Лионелем Мидэе.

— Чем я могу помочь тебе, фрэя?

Мидэя словно ждала этого вопроса, тут же бросив в ответ:

— Будь на моей стороне, — её зелёные глаза встретились с волчьими, заглянули в глубь души древнего народа, протягивая ему хрупкую надежду союза. Ахилл долго не отводил от неё свой взгляд, тем самым заставляя нервничать наблюдающего за ними Даната.

— Будет битва?

— Морок уже наползает. Наместник тьмы уже учуял, что пламя живо, что последняя искра всё ещё не угасла и он пойдёт по моему следу, — подтвердила его догадки Мидэя. — Защищаться мало. Придётся драться. И ваши воины нам бы не помешали. Примирись с братом. Сейчас Станис к тебе прислушается. Без союзников светлый источник падёт.

— Ну, раз ты обещаешь мне стоящие драки я не против. Это всё, что мне сейчас нужно, — тряхнул головой вольверин и его длинные чёрные волосы упали ему на лицо. И тут же вздрогнул, когда тёплые пальцы Мидэи коснулись его щеки. Девушка задумчиво улыбаясь, с нежностью убрала его патлы за ухо, погладила по плечу и упёрлась ладонью ему в грудь.

— Бесшабашной голове и горячему сердцу нужны вовсе не стоны и кровь. Твоя душа, Ахилл, исцелиться лишь светом. Ведь только свет рождает любовь, во тьме её нет. Дерись за своё будущее, у тебя оно может быть удивительным, ты даже не подозреваешь, что может ждать тебя впереди.

— Сила дала тебе знать, что со мной случится? — встрепенулся Ахилл, до этого дня даже не надеющийся, что в грядущем ему есть место.

— Короткое видение. До того, как открыла туннель и потеряла все силы. Но не всё будущее определено, некоторые повороты зависят от нашего выбора.

— У меня нет права обсуждать столь щепетильный союз, но я встану на твою сторону, хранительница, — сверкнул ожившими глазами вольверин.

Без силы дара она чувствовала себя слабой и измотанной, ощущая связь с еле живым, трепещущимся в груди Лионеля священным пламенем, что уже говорило о том, что в мире и в душах живых созданий пока ещё побеждает тьма. Кто-то сунул ей в руки черепок с горячей похлёбкой, заботливо усаживая у костра на поваленное бревно. Мидэя подняла глаза — Данат.

И в тот же момент её затопило такой удивительной теплотой, будто её вдруг развернувшуюся душу взяли в большие добрые ладони. «Ему подарила жизнь необыкновенная женщина, она растила его, вплетая в него свет, поэтому Данат просто не может быть таким, каким его видят и знают другие»

— Спасибо, — прошептала Мидэя, сжав его руку. Но её глаза невольно сказали ему о большем, заставляя его сердце кувыркаться в груди.

Ещё ни одна женщина не смотрела на него таким … таким взглядом. А он перевидал много разных взглядов: похотливых, страстных, одержимых, даже влюблённых. Но так на него смотрела только Мидэя. И будь он проклят, если это не любовь. Ради таких её взглядов он готов нести её пламя во всякие земные уголки и неведомые подземелья. Она растворялась в его душе, согревая и принимая его, словно в мире не было ничего ценнее, чем он, лучше, чем он, желанней, чем он. Прощение, восхищение, нежность и какая-то вечная сила была в её взгляде.

— Гм, князь, а можно полюбопытствовать? — Винс положил конец волшебству, Данат отвлёкся от своих мыслей и взгляд прервался. — Мы тут забились с парнями в споре и теперь хотелось бы узнать, кто же из нас был ближе к истине и кому достанутся все золотые. Скажи, Данат, кого из дочерей Гратобора ты собирался выбрать себе в жёны?

Услышав вопрос, Данат заскрипел зубами, с силой сжав челюсти, а Мидэю этот вопрос заставил немного отпрянуть, вспомнить о похлёбке и сделать вид, что она проголодалась.