— Все женщины бесовки, но ты у меня особенная, — усмехнулся князь, играя взглядом, протягивая к ней руку, и усаживая впереди себя. А Мидэя тут же прильнув к своему ненаглядному, подарив ему поцелуй, от которого в пору было с коня свалиться, так закружилась голова от страсти.

— Ох, Дэя, как же не ко времени эта тьма наползает, — вздохнул он, тронув лошадь в обратный путь. — Сейчас бы беззаботно тешиться нам с тобой друг с другом и горя не знать. … Как подумаю, что стая оборотней осядет на моей земле — волосы дыбом становятся. Тут их только восьмеро припёрлось, а уже всё наперекосяк: кони шарахаются, слуги заикаются, служанки в обмороки падают, даже куры нестись перестали. Что за срочные дела такие в замке у моей любимейшей кикиморы? — не смотря ни на что, князь пребывал в шутливом расположении духа.

— Лионеля проведать, похлопотать около него.

— Ах, ну да, — поджал он свои красивые губы. — Я тебе помогать буду, ни на шаг не отойду. Хлопоты супругам поровну делить положено.

— Какой ты всё же чудной, — засмеялась Мидэя. — Не отлучится от тебя моё сердце и душа не отвернётся. Связаны мы с тобой, но не заклятьями-проклятьями — судьба ты моя, синеокий.

Тщательно встряхнув пузырёк с отваром эльфийских знахарей, Мидэя склонилась над спящим Лионелем, снимая заклятье лечебного сна:

— Эй, славный рыцарь, пора тебе просыпаться, да на ноги вставать, — почти пропела она, осторожно, и как показалось Данату ласково, приподняла ему голову. — На-ка выпей!

— И правда, чего это ты бока отлёживаешь, вставай давай в строй, — проворчал, поддевая Лионеля князь, — Тут столько всего случилось, а ты прячешься. В тебе уже столько магии, что ты один обязан тьму разогнать.

— Да разве я против, мне и самому лежать надоело. Но они меня всё спать укладывают. Что я пропустил? — подал голос Лионель, силясь подняться, и на этот раз Мидэя ему не мешала. — Драка была?

— Готовимся. На носу новый союз с волками и эльфами, мы с Мидэей обручились и она носит моего ребёнка, — выпалил Данат. — Помочь тебе выйти во двор?

— Сам справлюсь, — сухо бросил Лионель, медленно ступая и держась за стены. — Рад за вас.

— Я тебе теперь по гроб жизни обязан, за то, что жизни наши с ней спас. Всё же я тебя поддержу, — ринулся за ним князь, и то только потому, чтобы этого не сделала Мидэя. А она, решив оставить их вдвоём, спустилась на кухню, повидать свою одноглазую подруженьку, которую, как она слыхала до ужаса пугали вольверины.

Оставив не особо жаждущего с ним трепаться Лионеля на Хезера, Данат направился обратно, встретив по пути управителя Кресса явно его поджидающего.

— Ваша светлость, жалоба у меня. Казна тощает, а эти ваши гости бочку вина выжрали да двух кабанов оприходовали. Подати давно не собирались, скоро и войско ваше нечем будет кормить.

— Вольверины обещались возместить провиант, — раздраженно бросил ему в ответ Данат, не сбавляя шаг. — Со сбором податей да с толщиной моей казны я как-нибудь сам разберусь, — князю не нравилось, что его перстень вдруг начал жечь ему палец. Насторожившись, он принялся оглядываться по сторонам.

— Не сочтите за грубость, ваша светлость, могу я вам задать вопрос? — не отставал от него Кресс. — Как вы терпите этого рыцаря, как выносите его присутствие? Ведь было бы куда спокойнее избавиться от того, кто взял вашу суженую первым, кому она отдала свою невинность и дарила ласки?

Вмиг Данат наполнился гневом и такая ярость его взяла, что он даже представил, как изрубит Лионеля на куски. Но вместо этого к его ногам упала голова Кресса.

Видя такое дело, решив, что на них напали стражники подняли тревогу и к стенам замка сбежался все, кто мог. Рыцари, ведуньи, вольверины, даже мамаша Гвен выскочила из своей кухни, нарочно загородив собой проход, чтобы не подпустить Мидэю к возможной опасности. Поэтому Милка и Мидэя лишь головы смогли по бокам просунуть. Но увидев валяющееся на земле обезглавленное тело Кресса, мамаша Гвен лишь презрительно плюнула.

— Всегда знала, что гнилой он. Так ему и надобно. А вы в дом ступайте, там поспокойней будет, шастают тут разные, нам дитя сберечь надо, — и ухватившись одной рукой за тёмную косу, а другой за светлую, не желая слышать препирательств, она потащила обеих внутрь.

— У меня перстень охранный огнём горел, — пробормотал Данат. — Его слова вдруг подняли во мне такую ярость.

— Тьма забирается в души, — произнесла Талай. — Приспешникам морока не обязательно являться во плоти, достаточно закрасться в душу тех, кто рядом с тобой, кто слаб и готов впустить в себя тьму. Они щупают наши слабости, выискивая страхи. Морок близко.

— Вы чуете тьму в живых созданиях? — Данат вскинул свой обеспокоенный взгляд на вожака вольверинов.

— Не всегда, — вздохнул тот. — Тьма коварна. Порой она забирается и в волчьи сердца.

— Когда прибудет твоя стая?

— Уже на подступах. Со следующим рассветом.

— Не думал, что буду так этому рад, но после случившегося мне будет спокойней. Нужно чтобы Мидэя изготовила больше перстней! Куда она её утащила?! С такой поварихой и войско не надобно! — и князь ринулся спасать свою невесту из рук заботливой Гвен.

В итоге, котелок в котором ведуньи вместе с Мидэей изготавливали перстни для княжеского войска и вольверинов, по настоятельному требованию Даната, не снимался с костра целую неделю.

Беженки, наделённые даром, продолжали прибывать, но из-за новых драконовских законов наместника Ходрока, ужесточившего контроль передвижения простолюдинов, добраться в Фарас становилось всё сложнее. Но одной ведунье Мидэя особенно обрадовалась. Девушки бросились друг к дружке, тепло обнявшись, словно родные.

— Урсула! Хвала Аввину тебе удалось спастись! Сколько же лет прошло, но я не переставала надеяться, — щебетала Мидэя, светясь от счастья. Они были похожи между собой, как сёстры, только черты лица у Мидэи были нежнее, а у Урсулы её светлые волосы свились в тугие локоны и на лице сияли серые глаза, но такие же тёплые.

— На какие только хитрости не приходилось идти, даже прятаться в бочке с рыбой, — Урсула вдруг смерила её лукавым взглядом. — Я кое-кого чувствую, маленькую принцессу. Отец тот синеглазый коршун? — слегка кивнула она в сторону, наблюдавшего за ними князя.

— Он, — улыбнулась Мидэя. — Князь Данат созвал со всего княжества каменщиков и плотников, чтобы возвести убежище для нашего ордена. — Пойдём, я представлю тебя, а потом Талай тебе здесь всё покажет.

Некоторые из рыцарей тут же заприметив хорошенькую девушку, уже бросали на неё заинтересованные взгляды.

— Прошу любить и жаловать мою названную сестру Урсулу, — проговорила Мидэя. — Мы росли вместе в монастыре, и были не разлей вода на протяжении пяти лет, пока Урсулу не удочерила одна семья. Монахини ордена выделяли некоторых детей отмеченных сильным даром, Урсула одна из них. Так что следите за словами, руками и похотливыми взглядами, спуску не будет!

— Да с тех пор как здесь поселилось столько одарённых женщин, мои парни вслух материться опасаются, — хмыкнул Данат. — Дюк вот озаботился вопросом, может ли кто из них превратить его в козла или свинью. Страшится, что в таком случае его могут сожрать вольверины не признав в козлиной шкуре. …Погода портится, — почувствовав первые, упавшие ему на лицо капли, обняв Мидэю, Данат увлёк её в дом. — Ты вся в заботах, душа моя, я даже стал скучать, хоть ты и мелькаешь то здесь, то там. Хочу украсть тебя ненадолго.

— Думаешь, если красавчик, я тут же соглашусь? — пошутила она.

— А я и не спрашиваю! — смеясь, подхватил он её на руки.

Но их жаркие поцелуи прервал затрубивший тревогу горн. Выругавшись, Данат быстро оделся, впрыгивая в сапоги уже на ходу:

— Сиди тут, если что тебя окликнут. А пока мало ли что, — выразительно взглянул он на Мидэю и скрылся за дверью.

Только вот оберегающий, не дающий и шагу ступить контроль её не совсем устраивал. Как бы она ни твердила Данату, что она и сама может постоять за себя с помощью дара — он и слушать не хотел.