Кизата из Эсоса огромным усилием воли сдержал свою ярость. Крегер увидел, как зашевелились его губы и пальцы принялись выплетать в воздухе сложный узор.
– Пойдем-ка отсюда, Кабах! – торопливо проговорил он.
– С какой стати? Чокнутый велел нам смотреть на все это.
– Тебе совсем не понравится то, что ты сейчас увидишь, – заверил его Крегер. – Кизата плетет заклинание – скорее всего, земохское. Он призывает демона, чтобы тот научил нашего «императора» точному значению слова «повиновение».
– Он не может так поступить. Заласта оставил своего сына за главного.
– Нет, сейчас здесь командует Кизата. Я сам слышал, как Заласта велел стирику, который сейчас вывихивает себе пальцы, прикончить Скарпу в тот миг, когда он переступит черту. Не знаю, как ты, друг мой, а я пойду поищу, где бы спрятаться. Мне и прежде доводилось видеть тварей, служивших Азешу, а нынче утром мой желудок чересчур чувствителен, чтобы еще раз переварить это зрелище.
– Крегер, ты накличешь на нас беду.
– Отнюдь нет – если демон, которого вызывает сейчас Кизата, сожрет Скарпу живьем со всеми потрохами. – Крегер сделал глубокий вдох. – Дело твое, Кабах. Оставайся, если хочешь, но я лично сыт Натайосом по горло.
– Собираешься дезертировать? – с ужасом спросил Кабах.
– Положение изменилось. Если Спархок заключил союз с дэльфами, я предпочитаю оказаться как можно дальше отсюда, когда они, источая сияние, вынырнут из джунглей. Что-то я вдруг заскучал по Эозии, Кабах. Уходи или оставайся, как хочешь, но я ухожу – и немедленно.
ГЛАВА 25
«Лицо Заласты было странно переменившимся, когда, неделю спустя после того, как он доставил в Киргу Элану и Алиэн, Экатас отпер и распахнул дверь в тесную полутемную камеру, примыкавшую к комнате побольше на вершине башни. Сомнение и раскаяние, прежде отражавшиеся на лице стирика, бесследно исчезли, и их сменила холодная отрешенность. Одним взглядом он окинул отталкивающую каморку. Элана и Алиэн, прикованные цепями к стене, сидели на охапках гнилой соломы, что должны были заменять им постели. Грубые глиняные миски с остывшей похлебкой стояли, нетронутые, на полу.
– Так не пойдет, Экатас, – отстраненно проговорил Заласта.
– Не твое дело, – отвечал верховный жрец. – Пленников в Кирге принято держать в цепях. – Как всегда, Экатас говорил с Заластой с нескрываемым презрением.
– Но не этих. – Заласта шагнул в камеру и взял обеими руками цепи, которые приковывали женщин к стене. Затем, ничуть не меняя выражения лица, он сокрушил цепи в ржавую пыль.
– Все изменилось, Экатас, – бросил он, помогая Элане подняться на ноги. – Пускай здесь приберут. Экатас величественно выпрямился.
– Я не принимаю приказов от стириков. Я – верховный жрец Киргона!
– Мне искренне жаль, что так вышло, – извиняющимся тоном проговорил Заласта, обращаясь к Элане. – Всю эту неделю я был отвлечен важными делами и, по всей видимости, не сумел четко и внятно втолковать мои пожелания киргаям. С вашего разрешения, я сейчас исправлю это досадное упущение.
Он повернулся к Экатасу.
– Я велел тебе что-то сделать? – зловеще проговорил он. – Почему ты до сих пор не взялся за работу?
– Убирайся отсюда, Заласта, или я запру тебя вместе с ними.
– О, да неужели? – с тонкой улыбочкой осведомился Заласта. – Я-то думал, что ты сообразительней. Ну да у меня сейчас нет на это времени, Экатас. Прикажи, чтобы в этой комнате прибрали. Я должен снова сопроводить наших гостий в храм.
– Я не получал такого повеления.
– А с чего бы тебе его получать?
– Киргон говорит моими устами.
– Совершенно верно. Однако это повеление исходит не от Киргона.
– Здесь бог – Киргон.
– Уже нет. – Заласта взглянул на киргая почти сочувственно. – Ты даже не почувствовал этого, да, Экатас? Мир всколыхнулся в судорогах, а ты этого даже и не заметил. Как можно быть таким тупицей? Киргон смещен, Экатас. Теперь в Кирге правит Клааль – и я говорю от его имени.
– Это невозможно! Ты лжешь! Заласта шагнул из камеры и цепко сгреб верховного жреца за ворот одеяния.
– Посмотри на меня, Экатас, – приказал он. – Смотри долго, внимательно – а потом еще раз скажи, что я лгу.
Экатас попытался вырваться, но безуспешно, и волей-неволей вынужден был взглянуть в глаза стирика. Кровь медленно отхлынула от лица киргая, а затем он пронзительно закричал. Он кричал и кричал, извиваясь в железной хватке стирика.
– Умоляю тебя, не надо! – В голосе жреца был неодолимый ужас. – Не надо! – И Экатас обмяк, прикрывая ладонями глаза.
Заласта с презрительным видом разжал пальцы, выпустив ворот черного жреческого одеяния, и Экатас ничком рухнул на пол, содрогаясь в безудержных рыданиях.
– Теперь ты понял? – почти ласково спросил Заласта. – А ведь мы с Кизатой пытались убедить тебя и твоего божка в том, как опасно призывать Клааля, – но вы нас не слушали. Киргон хотел подчинить своей власти Беллиом, а теперь сам стал рабом его извечного противника. И, поскольку я говорю от имени Клааля, ты, Экатас, мой раб. – Он пнул ногой рыдающего жреца. – Вставай, Экатас! Встать, когда с тобой говорит хозяин!
Рапростершийся на полу киргай кое-как поднялся. Его залитое слезами лицо было все еще искажено невыразимым ужасом.
– Скажи это слово, Экатас, – неумолимо проговорил Заласта. – Я хочу услышать, как ты произнесешь его, – или ты предпочитаешь увидеть гибель еще одной звезды?
– Х-х-хозяин, – выдавил верховный жрец.
– Еще раз – и погромче, если ты не против.
– Хозяин! – почти взвизгнул Экатас.
– Это уже лучше, Экатас. А теперь растолкай этих ленивых тварей в караульной и вели им вычистить камеру. Когда я вернусь из храма, нам нужно будет заняться кой-какими приготовлениями. Анакха несет Беллиом в Киргу, и мы должны быть готовы к его прибытию. – Заласта обернулся. – Возьми с собой и служанку, Элана. Клааль желает взглянуть на тебя. – Заласта на мгновение смолк, критически оглядывая ее. – Я знаю, что мы обращались с тобой дурно, – продолжал он почти виноватым тоном, – но не позволяй дурному обращению сломить твой дух. Вспомни, кто ты такая, и держись соответственно своему положению. Клааль уважает власть и тех, кто облечен ею.
– Что мне сказать ему?
– Ничего. Он узнает все, что ему нужно, просто посмотрев на тебя. Он не понимает твоего мужа, а один лишь взгляд на тебя даст ему какие-то намеки на природу Анакхи. Анакха для него величина неизвестная, и, полагаю, так было всегда. Это творение Беллиома неизменно ставит его в тупик.
– Ты изменился, Заласта.
– Думаю, что да, – признал он. – У меня такое чувство, что долго я не проживу. Прикосновение Клааля творит с людьми странные вещи. Лучше нам не заставлять его ждать. – Он взглянул на Экатаса, который все еще дрожал всем телом. – Я желаю, чтобы к нашему приходу в этой комнате было чисто.
– Я прослежу за этим, хозяин, – гротескно раболепным тоном заверил его Экатас.
– Как ты их находишь? – с любопытством спросил Итайн. – Вот что я все пытаюсь понять – тролли-то в He-Времени, но вам с Тиниеном, чтобы появиться в Сарне, пришлось выйти из He-Времени, и время идет для вас обычным чередом. Как же вы вернетесь в тот момент, где оставили троллей?
– Пожалуйста, Итайн, не задавай мне метафизических вопросов, – со страдальческим видом отозвался Улаф. – Мы просто возвращаемся на место, где оставили троллей, – и они оказываются там. Мы имеем дело с «где», предоставляя Троллям-Богам разбираться с «когда». Они, похоже, могут прыгать по времени, не особо утруждая себя соблюдением правил.
– Где же тролли сейчас?
– За стенами города, – ответил Тиниен. – Мы решили, что вводить их в Сарну было бы неблагоразумно. Они сейчас немного отбились от рук.
– Это что-то, о чем нам следует знать, Тиниен-рыцарь? – спросил Энгесса. Улаф откинулся в кресле.
– Когда Киргон явился в Талесию и выдал себя за Гхворга, он изрядно исказил обычное поведение троллей, – невесело пояснил он. – Заласта рассказывал ему о троллях, но Киргон, видно, слушал его невнимательно, потому что перепутал троллей с древними людьми. Древние люди были стадными животными, но тролли живут небольшими стаями. Стадные животные примут беспрекословно любого представителя своего вида, но те, кто живет стаями, более избирательны. Сейчас нам было бы выгоднее, чтобы тролли вели себя как стадные животные, – по крайней мере, так их легче гнать в одном направлении – но с этим у нас назревают проблемы. Стаи начинают разделяться, и между ними все время идет грызня.