Ужас.

   Я пытаюсь держаться, но внутренне вся обмякаю.

   Даже не сомневаюсь, что этот больной на голову психопат исполнит свою угрозу. И что такие больные психи на свете есть.

   Вот только приедет ли Арман? Захочет ли меня спасти? Уверена, Гудимов назовет такую цену, что у него не то, что дым из ушей, из черепной коробки полезет!

   – Але, Багиров?

   Урод так и продолжает сверлить меня взглядом.

   Его лицо так близко, что я вся выпачкана его мерзким дыханием.

   – Да, представь себе. Соскучился. Я же говорил. Давно меня тянет объединиться партнерством с империей Багировых. Ну, или хоть с одним отдельным твоим бизнесом на худой конец. Как думаешь? Стоит твоя зеленоглазая красота твоей алмазной добычи? Ее глазки сверкают чисто как алмазы, Арман Каримович. Очень заплаканные алмазы. Мне вот интересно. Может, заставить ее покричать? М, как думаешь? Давай дорогой. Конечно, давай встретимся. Затем и звоню. Очень увидеться хочется! Э, нееееет. Не так прямо сразу. Ночью давай. Часов через пять. В лесочке за пятым километром. О, не переживай. Ты увидишь место. Не промахнешься. Как почему не сейчас? Предвкушение, говорят, лучше самой награды, а, Арман Каримович? Я пока документы подготовлю все, с красотой твоей пообщаюсь, чтобы понять, чего стоит, а у тебя будет время подумать. Подумать, что она стоит для тебя.

   – О, не переживай, дорогой. Я же говорил. Я радушный хозяин. И угощаю гостей всегда самыми отборными блюдами. До нашей встречи девчонку не тронут. Если вести себя будешь тихо. И на встречу, конечно, жду тебя одного. И не дергайся. Идиоту ясно, что девчонка твоя в заветном месте. Не найдешь. Мой дом можешь даже не переворачивать. И буду тебе очень благодарен, если он останется целым и не испорченным. Новый дом строить, знаешь ли, муторно и накладно. И мое время и нервы, естественно, будут включены в цену. В твою цену, Арман Каримович. Которую тебе платить. А дом я свой люблю, так что…. Дорого обойтись может!

   – Ну что, киса?

   Мерзкие потные руки обхватывают мой подбородок.

   – Сейчас узнаем, какая у тебя судьба и чьей шлюхой ты будешь. Общей или Багирова.

Арман.

   – Ушла! Твою мать, она таки ушла!

   Я диким зверем облетаю по кругу весь дом. Вот уже третий раз.

   Заглядываю в самые дикие места. Даже в баню. Даже под лавки.

   Ну а что?

   Вдруг попарится решила, а ей плохо стало? Сознание могла потерять! Загонял я свою девочку! Замучил!

   Но ни хера!

   Я даже пыль под кроватями собой повытирал. В шкафы позаглядывал. В подвале и на чердаке каждый уголок проверил!

   И дикое рычание вырывается прямо из груди, когда понимаю, что ее и след простыл. Такое, что стены дома трясутся! Но разве это поможет?

   Блядь.

   На хрена ей те подружки гребанные сдались? На хрена вообще поехал? А если ехал, то наручниками надо было к постели приковать. С каких херов это я такой добрый? Взял и оставил на свободе! Дал возможность перемещаться! Даже на сигнализацию дом не поставил. И охрану отпустил. Не хотел, чтобы на мою принцессу пялились. И чтоб крики ее слушали, а после надрачивали на ее нежное тело!

   А надо было. Замуровать. Ток по всему периметру пустить! Чтобы не выбралась!

   Но я что? Думал разве, что ей такое в голову придет?

   Ору, и тоска наваливается невыносимая.

   Под ребрами что-то ноет. И дергает. Так, блядь, как будто оборваться хочет!

   Я что? Не заметил, как старость незаметно настигла? Пиздец. Проблемы со здоровьем начались! Охренеть! А еще над Бадридом ржал. Что он каждый год полное плановое обследование проходит и мне его вечно навязывает. Что в старики сам себя записал! Нормальному мужику эти блядские обследования ни к чему! Он здоров. А если сдохнет, то точно не от болезней! Багировы никогда не были развалинами, трясущимися над своим здоровьем!

   Но дергает и рвет все сильнее. Аж дышать трудно.

   Сбежала.

   А мне казалось… Блядь, какой на хрен казалось? Уверен был, что ей со мной хорошо! Что она, как я….

   Что же это, на хрен, получается?

   Я ей больно сделал? Ей плохо со мной было? Обидел чем-то?

   Или она с перепугу мне отдалась, потому что думала, что нету выбора? Что и так возьму?

   – Бляяяяядь!

   Ору, как раненый смертельно зверь, херача кулаком в стену.

   Дом трещит, камень сыплется, а у меня внутри все трещит и в крошку превращается еще сильнее!

   Доблоеб я. Мудак. Зверюга дурная.

   Рычал на девочку свою. Пугал, что не выпущу.

   Вот она и испугалась! Нежная она. Трепетная. А я увалень грубый. Пережал.

   Но что? Разве я мог ее отпустить? Как?

   Да она на такой гарпун мне все внутренности глазищами своими зацепила, что я уже с ней как на веревочке. На канате стальном. Где она, там и я быть должен! Как мог отпустить? Или отдать каким-нибудь уродам типа женишка ее, что прямо в моем саду ее чуть не изнасиловал? Или Гудимову, конченюге старой извращенной?

   – Что тебя напугало, девочка?

   Может, мой напор в сексе? Не выдержала и от него сбежала?

   Но, блядь, так не притворяются! Она же кончала. Так сладко кончала, что меня самого первый раз в жизни женский кайф до такой трясучки доводит!

   Женщина должна кончить. Секс удовольствие для обоих.

   Но никогда я кайфа такого не чувствовал , ни с одной другой!

   Прям в сердце, внутри, в мозгах и по венам ее оргазмы у меня разливались. Там оглушали взрывами. От этого кайф ловил такой, что всполохи перед глазами. От того, что ей, ведьме моей, хорошо. От этого спермой выстреливал и тут же снова член подпрыгивал в боевую готовность. Он того, как ей хорошо. Как ее глаза закатываются. И как орет, голос срывая от кайфа. Как царапает, раздирает мне плечи своими коготочками!

   Блядь, что не так? Где я ошибся? Перегнул?

   Искать? Вернуть?

   Падаю на пол, судорожно теребя волосы.

   А если я для нее такой же гребаный насильник? Просто оказался чуть лучше блядского Гудимова? И при первой же возможности пташка упорхнула? Решила сбежать, даже ведь зная, что я найду. Что землю переверну и из-под земли достану?

   Блядь!

   Ору, лупя со всей дури кулаками по паркету.

   Никогда себя еще насильником не чувствовал!

   Но ведь могла поговорить… Сказать…

   Ни хера! Ведь так сладко спала на моем плече! Так же, блядь, сладко, что я и без секса перетерпеть вполне мог бы! За одно ее сопение душу всем чертям готов был десять раз продать! За нежные руки, что мне плечи обвивали!

   Отпустить?

   Ведь иначе не сбежала бы! Дать пташке свободу?

   Подыхать ведь без нее буду!

   Но насильником быть не хочу!

   Запер бы ее на все замки! Своей бы делал снова и снова! Блядь, на руках бы носил и любой ее каприз исполнял бы, лишь бы она счастлива была! Лишь бы улыбалась и глаза ее светились!

   Но если она меня ненавидит? После всего! Даже после всего, что было? Знать и видеть не хочет?

   Значит, должен ее отпустить.

   Блядь.

   Уже с мясом что-то отрывается. Выкручивает. Выламывает так, что в судорогах готов забиться. На этом гребанном полу.

   Закрыться как в склепе в этой спальне и как чертов гребанный наркоман завернуться в простыни. И нюхать ее запах.

   Блядь. Я же без нее сдохну. В дикого зверя превращусь и просто подохну вот так, судорожно воя и стиснув руки в кулаки.

   Но и иначе нельзя!

   Хотела бы со мной быть, хрен бы сбежала!

   – Твою мать!

   Поднимаюсь. И снова ору диким зверем. Меряю комнату лихорадочными шагами.

   Что делать? Чтооооооооо????!!!

   Или попробовать поговорить?

   Далеко не упорхнула. Найду. Везде найду!

   Просто встретиться. На нейтральной территории. В кабаке где-нибудь.

   Нет.

   Я же, блядь, не смогу.