В общем, 24 июля распрощались с Женевой и вылетели в Берлин. В Берлине нас ГДРовцы встретили подобающим образом и повезли к Гротеволю на квартиру, чтобы сразу покушать.

Приехали, помыли руки, сели за стол, и начались разговоры. Сперва начал Гротеволь рассказывать об успехах ГДР, а за тем стал говорить Вальтер Ульбрихт.

Сидим 10 минут, к еде не приступаем — неудобно. Сидим 20 минут, 30 минут, 45 минут, а потом уже Хрущёв говорит: «А мы кушать будем или нет?» И только после этого покушали. Вот как любят говорить немцы.

Когда вернулись в Москву, я проверил, как у нас дела с американской комбинацией, оказалось, очень хорошо.

«Наш» паренёк на службе чувствует себя хорошо. Связь с нами поддерживает регулярно, ну, а мы тут используем машинки, которые сделали для этих целей.

Я Хрущёву регулярно докладываю о планах и намерениях наших противников и каждый раз предупреждаю, чтобы в беседах с иностранцами не дал понять им, что мы их замыслы знаем. Он, правда, каждый раз как-то неприязненно воспринимает мои слова. Очевидно, про себя думает, что нечего его учить, сам всё знает.

Не знаю, как кому, а мне что-то не нравятся отношения между членами Политбюро и особенно задиристый тон Хрущёва. По всем вопросам, принципиально рассматриваемым на Политбюро, он высказывал свою точку зрения, хочет, чтобы так и решили. А по ряду вопросов Молотов В. М. возражает, и я думаю, разумно. Хрущёв злится и иной раз переходит к оскорбительным замечаниям вроде того, что «Вячеслав, ты ведь в сельском хозяйстве не понимаешь»…

К сожалению, и среди членов Политбюро, и секретарей находились такие, которые в угоду Первому Секретарю поддакивали. Вот и получается, голоса раскололись, и вопрос не решился, или решился не до конца продуманно.

Не знаю, к чему это приведёт. Меня вся эта обстановка как-то угнетает. Хотелось, чтобы после Сталина, при котором в угоду ему делалось много непростительного, решали бы мирно, по-партийному, по-государственному.

Вот и теперь все же выбирали Маленкова председателем Совета Министров СССР и через год освободили. Мало того, среди руководящих товарищей, с которыми мне приходится встречаться, <многие> выражали недоумение, за что сняли Маленкова, почему, в чём провинился, так и на периферии не знают, что и почему, не говоря уже про заграницу. Ведь Советский Союз — это не Франция, каждый год менять премьера. Непонятно это и мне — члену ЦК КПСС, депутату Верховного Совета и министру. Плохо всё это получается.

Кто её знает, может, я такой бестолковый и не понимаю, хотя и другого министра так же между собой <нрзб>. А может быть, уже стареем и становимся <нрзб>. Ведь мне в этом году будет 50 лет, полвека прожил, подумать только!

Понимаю, что Хрущёв хочет сделать быстрее, и чтобы народу жилось лучше, как он всюду говорит, но, к сожалению, в жизни не всегда все это удается, надо выждать и проверить на практике!

<Ведь> в северных областях, где уже послушались Хрущева и начали сеять кукурузу, она не пойдёт. Ведь уже в тех областях лето бывает всего 3–3,6 месяца. Когда же выйдет кукуруза! Ну что же, посмотрим, как будет дальше[516].

Я изредка пытаюсь, будучи на докладе у Хрущёва, высказывать эти мысли, но получаю ответ: «Не суйтесь не в свои дела» или «Что вы понимаете в политике!»

Август 1955 года для меня был знаменательным. Исполнилось 50 лет. «За заслуги перед государством и в связи с 50-летием» награжден орденом Ленина. Приятно чувствовать, что ЦК оценило мой скромный труд на благо Родины. Это уже 6-й орден Ленина[517].

Ну, хотя мне уже 50 лет, а я этого пока ни в чём не чувствую. Энергия по-прежнему имеется, голова та же, память та же, в общем, пока всё на должном уровне. Любопытно потом, когда буду совсем старым, наблюдать, какие будут происходить изменения.

В октябре президиум ЦК рассмотрел предложение т. Хрущёва о присвоении мне звания генерала армии. Предложение принято. Мне присвоено звание «генерал армии»[518].

В звании генерал-полковника я был 13 лет, тоже срок немалый. Некоторые военные вроде Штеменко, Кузнецова, Москаленко и др. получали звания генеральские каждый год, а я законно отбыл 13 лет.

Жуков Г. К., поздравляя, говорил, что он сказал в Женеве Хрущёву, что хочет представить меня к званию генерала армии. Якобы Хрущёв сказал, что он сам этот вопрос поставит с приездом в Москву на заседание президиума. И вот решили. Думаю, что Жуков правду сказал.

На днях Хрущёв сказал, что надо готовиться к поездке в Индию. Я сказал, что страна нами не изведанная, поэтому я думаю вначале слетать один, а затем уже и делегация. Он согласился[519]…

Когда мы приземлились на аэродроме и вырулили к зданию аэропорта, нас встретил посол СССР Меньшиков* М. А. и высокого роста индус (я впредь индийцев — их правильное название буду называть неправильным, но обычно применяемым названием европейцев — индус. Это слово происходит от религии индуизм, а не по национальности. Может быть индусом и русский человек, т. е. исповедующий индуизм). Индус был красив лицом, седоват, лет 45, который представился как работник Министерства внутренних дел Ханду*.

Практически, как я потом вычислил, это приближенный человек Неру*, ведающий госбезопасностью. Познакомившись, Ханду нас повез в Хайдарабадский дворец. Послу т. Меньшикову, который тоже приготовил нам место, я сказал, что «нам лучше быть поближе с Ханду, а с тобой мы всегда сблизимся» (Меньшикова я знаю около 20 лет.)[520]. С Ханду мы условились, что первый день мы ознакомимся с городом, а завтра с утра приступим к делу.

Дворец был красивый снаружи и, я бы не сказал, <что> уютный внутри. Правда, залов много и хорошо обставлены…

К 10 часам утра за мной заехал Ханду, и мы с ним поехали: вначале по городу, затем заехали в президентский дворец, осмотрели комнаты, где будут наши размещаться, прошли по парку, в котором летали, как наши галки, зеленые попугаи и другие птицы. Особенно мною в городе возле дорог орлов, грифов и стервятников. Индусы по их религиозным убеждениям не убивают животных. Я действительно видел, как в Старом Дели шел «священный бык», обыкновенная серая скотина, и трамвай остановился, пока он не перешел дорогу.

Условились с Ханду встретиться на следующий день утром, и затем я поехал в Хайдарабадский дворец, где я располагался.

Созвонившись с Меньшиковым, он послал мне машину, и я поехал в посольство. Живут неплохо, работы почти никакой. Штат громадный…

На следующий день мы с Ханду поехали в МИД Индии к генеральному секретарю Десаи* согласовать ряд протокольных вопросов. Встретил любезно, сразу же начал угощать чаем с молоком и разными сладостями…

Обратный путь прошел нормально. Долетели за один день. К вечеру были в Москве. Рассказал Хрущеву о поездке, сказал, что встреча будет неплохой. Он остался доволен. Булганину тоже позвонил, он позвал к себе и подробно выспрашивал. Потом говорит: «Нет, Иван Александрович, следи сам, чтобы все было хорошо». Я ему сказал, что «не посрамим земли русской».

17 ноября вылетели на двух самолетах в Дели. Ночевали в Сталинабаде, были выпивки и дурачество. Разве их удержишь. Утром поднялись и стали набирать высоту. В общем, полет проходил <так> же, как и я летел. Я давал некоторые пояснения по маршруту. Когда прилетели в Дели, то там на аэродром собралось несколько тысяч народу. Были члены правительства во главе с Неру и ею дочерью Индирой Ганди*. Кстати сказать, многие думают, что Ганди — это родня известному в Индии вождю Махатме Ганди*. На самом деле это фамилия мужа, фактически с которым она не живет. Он работает в редакции какой-то газеты, пьянчужка по фамилии Ганди.