На меня это произвело гнетущее впечатление. Рядом сидевшая Михайлова сказала Вере Ивановне: «Я вам не завидую». Но тогда этот <тост> был принят всеми подвыпившими как нормальный. Потом мы о нем не раз обменивались с Верой Ивановной[632].

После обеда вышли на веранду и расселись по группам. Хрущев сидел с Кириченко и Брежневым, и один стул был свободен. Я вышел, и они меня пригласили сесть. Я сел.

Начали общие разговоры, а потом уже Хрущев говорит: «Вот так-то дела, Иван Александрович». Я, ничего не поняв из этой фразы, насторожился. Затем <Хрущев> припоминает: «Когда при Сталине Жукова сняли, снизили в должности, послали в ссылку, все, наверное, переживали?»[633]

Я подумал, к чему этот вопрос затеян, но ответил: «Я думаю, и всем было неприятно, когда без особых оснований заслуженного человека снижают и отправляют в другое место». Хрущев опять продолжает: «Да, это верно, мы все так думали, но вы-то ведь его друг, он и сам сейчас только говорил».

Я ответил: «Конечно, я с Георгием Константиновичем много лет знаком и считаю его боевым командиром, и естественно неприятно, когда ни за что так его унизили…».

И, не дав мне закончить фразу, Хрущев сказал; «Вы его ссылку рассматривали как неприятность, которая произошла с Кутузовым, которого царь тоже отправил в ссылку, а потом, когда понадобился, вернулся к нему?» Я подтвердил эти слова.

В это время кто-то подошел, и разговор прекратился, а потом через пару дней я был по делам на даче у Хрущева, а в это время там был уже Брежнев, а позже подъехал Жуков, который уезжал по решению ЦК в Югославию по приглашению Тито.

До того, как приехал Жуков, Хрущев и Брежнев ходили вокруг клумбы и разговаривали. Я примкнул к ним. Брежнев начал жаловаться Хрущеву о том, что Жуков не считается с заведующим административным отделом ЦК, Желтовым и с ним, Брежневым и производит назначения и замещения командующих по своему усмотрению, без согласия ЦК.

Привел пример с командующим Южной группой Казаковым М. И., которого вызвал и сказал, что он поедет на Дальний Восток командующим. И такое предложение будет вносить в ЦК. Причем Жуков внес это предложение в ЦК без предварительного согласования с административным отделом.

Хрущев, возмутившись, сказал: «Да, так нельзя. Надо его призвать к порядку, безобразие. Его надо одернуть. Надо этим заняться». Брежнев продолжил приводить и другие мелкие примеры о том, что он не считается с политотделом и членами Военного Совета армий и округов.

Я был удивлен, почему Брежнев один на один с Хрущевым наговаривает на Жукова, члена Президиума ЦК, которому надо было сказать свои претензии в лицо и потребовать, чтобы он делал так, как установил ЦК.

Затем через полчаса приехал Г. К. Жуков, с которым Хрущев и Брежнев мило поговорили. Жуков высказал ряд соображений о том, как он будет себя вести с Тито и какие вопросы будет уточнять. Все согласились, затем попрощались, очевидно, для видимости тепло, с поцелуями, и Жуков уехал.

Я потом уже понял и <оценил> поцелуи Хрущева и Брежнева. Я был удивлен тем, что Брежнев предпринял такой ход против члена Президиума ЦК Жукова, а два дня назад лебезил перед ним. И вот такой стервец пробрался в Президиум ЦК партии[634].

По окончании отпуска в Крыму в Москве я завертелся с делами. После отпуска всегда много дел скапливается.

На одном очередном заседании Президиума был поставлен вопрос Хрущевым о неправильном поведении Жукова. Жуков находился все еще в Югославии[635].

Были на заседание приглашены Желтов А. С., работавший начальником главного политического управления Советской Армии, Малиновский — главком сухопутных войск и первый заместитель министра обороны Конев И. С. и я.

Докладывал Желтов, который в течение 20–30 минут перечислял «грехи» Жукова, в том, что он не считается с политическими органами в армии, игнорирует их, иногда грубит, все вопросы решает без ГлавПУРа, и об этом они узнают с опозданием[636].

После Желтова выступал Конев, который заявил, что это все неправда, Жуков требовательный министр и правильно спрашивает с нерадивых, что многие высказывания надуманы товарищем Желтовым, и он удивлен, почему этот вопрос обсуждается без Жукова, который мог бы ответить на все эти вопросы по выдвинутым обвинениям. Мне на сей раз понравилось выступление Конева и его объективность.

За ним выступал Малиновский, который сказал, что он не согласен с ним, что из всех маршалов Советского Союза мы никого не знаем, кто бы мог быть лучшим министром обороны, чем маршал Жуков. Он пользуется уважением и авторитетом у армии, у генералов и офицеров. Что он согласен с мнением товарища Конева, другого министра в армии нет. Затем председательствовавший Хрущев, обращаясь ко мне, сказал: «Вам, товарищ Серов, тоже надо выступить». Я сразу понял, к чему Хрущев клонит дело, и вспомнил разговор в Крыму, и ответил: «Могу».

В своем выступлении я сказал, что я знаю товарища Жукова более 15 лет, вместе на Украине были членами ЦК и политбюро, и товарищ Хрущев помнит, как дружно работали, и никогда не было, чтобы он игнорировал указания ЦК. Я также не согласен с заявлением Желтова о том, что с Жуковым нельзя по партийному поговорить, что он грубит и так далее…

Я это говорю к тому, что он человек прямой, и если с чем не согласен, то не темнит, а говорит прямо. Но когда убеждается в своей ошибке, то так же прямо об этом говорит и выполняет решение. И никакой мстительности, о чем говорил товарищ Желтов, я не замечал, хотя я думаю, что спорных вопросов у меня с Жуковым было больше, чем у кого-либо присутствующего, начиная с 1940 года, то есть с Украины, где он был командующим округом, а я наркомом внутренних дел.

Я хотел еще привести ряд отличных примеров, но Хрущев, видя, что я не нападаю на Жукова, а высказываюсь почтительно о нем, бросил в мой адрес фразу: «Ну заканчивайте». И я сел.

Я сидел и вспоминал всю предысторию с тостом, с вопросами, которые мне задавали в Крыму Хрущев и Брежнев про Жукова, и, наконец, боязнь обсудить Жукова при Жукове, а в его отсутствие. Это так мелко, трусливо и главное лицемерие — поцелуи с Жуковым, когда его отправляли в Югославию.

Я уже стал понимать, что Хрущев и иже с ним начали бояться популярности в народе Жукова, поэтому решили урезать его, как бы Жукова не двинули на передовую роль государства.

Я сидел и размышлял, сколько подлости и двуличества у мелких людей, которым народ доверил руководить страной. Мне было противно смотреть на этих людей…

Я уехал с этого заседания с тяжелым сердцем, возмущаясь поведением Хрущева, Брежнева и Желтова.

Вечером мне позвонил Микоян и сказал, чтобы я организовал в Усово, в доме приемов угощение на 20 человек. Я дал соответствующее указание. Через час Микоян вновь позвонил на квартиру и говорит, чтобы я также был в Усово. Я отказался, сославшись на грипп, а Микоян настаивал и под конец разговора сослался на указание Хрущева. Пришлось ехать. Там собрались члены Президиума, а из военных Малиновский, Конев, Москаленко и Желтов. Начались тосты.

Хрущев сразу начал строго, что нужно подобрать Министра обороны. Видно было, что Конев рассчитывал на эту должность, но когда Хрущев назвал Малиновского, Конев сразу стушевался и на вопрос Хрущева: «Правильно мы делаем?» — Конев ничего не ответил. Другие также сдержанно приняли эту кандидатуру, и через полчаса пир закончился.

Когда выходили со 2-го этажа, к нам с Москаленко подошел Малиновский и говорит: «Какой из меня министр?» и посмотрел выжидающе на нас. Мы промолчали…

На следующий день после партактива пришел Жуков. Жукова с аэродрома сразу повезли на заседание Президиума. После того как он сделал краткое сообщение о проделанной работе и встречах, которые он имел в Югославии, было принято решение «одобрить поездку товарища Жукова».