Хрущев сказал: «Подождите». Я остановился. Он выглянул в коридор и сказал сотруднику, чтобы позвал Булганина. Когда тот пришел, мне Хрущев говорит: «Прочитайте телеграмму». Я прочел, стали разговаривать и советоваться со мной, что посещение Кашмира полезно. Я молчал.
Потом спросили у меня: «Какой завтра распорядок?» Я сказал, что утром вам вылет в Бангалор. У меня спрашивают: «Во сколько поднимать будете?» Я сказал и ушел. Поутру Булганин сказал, чтобы я не сердился и ехал с ними.
Странное поведение оказалось у них. Видимо, кто-то наговорил на меня Булганину всякую чушь, (Цыгичко* его помощник) подхалим или Лебедев* — мальчишка, помощник Хрущева. И тут проклятые интриги. Терпеть не могу, а люди на этом в рай въезжают, карьеру себе делают. Фу, противно. Мне даже стало неприятно смотреть на них.
Я заметил, что Хрущев уже чересчур мнит о себе, а Булганин прислушивается…
Из Джайпура мы прилетели на Дакоте (американский самолет типа ИЛ-17, тоже тихоход) в Калькутту. Громадный семимиллионный город — столица западной Бенгалии. Встречал Магараджа Мукерджи. Чиф-министр у него Рой. На аэродроме расселись по машинам и поехали нормально.
В городе все жители вышли посмотреть русских. На балконах, на крышах, на деревьях — везде люди. Такого количества я нигде не видел. В городе уже по улицам проезд начал суживаться, и пришлось делать остановки. Я волновался, что может найтись какой-нибудь глупец и учинить неприятность. Затем заторы стали больше, а не доезжая до дворца с километр весь кортеж остановился. Не дают проехать, что-то кричат, хватают за руки, жмут.
Я вижу, дело плохо. Ханду возмутился не меньше меня, кричит, ругается по-своему, а двинуться не можем. Впереди идущий полицейский автобус может медленно двигаться, но легковым машинам, где сидят наши, не дают двигаться.
Чтобы выйти из положения, я с Косовым* вылез на крышу своего автомобиля через окно. По крыше перебежал к радиатору и пробрался к машине Булганина. Вижу, у них настроение неважное. Спрашивают: «Что делать?» Я говорю, что сейчас сбоку подойдет полицейский автобус, вы пересядете, и уедем. Они согласились.
Я стал пробиваться к полицейскому автобусу с Косовым. Когда пробрались, а нам это удалось, потому что индусы, видя, что мы оба блондины, значит, русские, и дают продвигаться. Водителю автобуса сказали, чтобы встал сбоку легковой. Он сначала не послушался, а когда Косов сказал, что у вас поедут Булганин и Хрущев, он заулыбался.
Так и сделали. Я из легковой Булганина и Хрущева за руки схватил и протащил к дверце автобуса. Оба толстые, неповоротливые, еле под зад подтолкнул, чтобы сесть в автобус, так как подножка высоко.
Когда усадил, сам встал на подножку, и поехали, а легковые машины остались. Полицейская давала сирену, и ее пропускали, зная, что там нет гостей. Когда въехали во дворец, за нами буквально через 10–15 минут въехали остальные машины, так как индусы видели, что идут пустые машины, или же в них сидят такие же индусы.
Когда мы с Магараджей собрались около дворца, то Булганин решил подойти к воротам металлическим (решетчатым) и показался публике. Публика стала ломиться в ворота. Я сказал: «Давайте лучше уйдем с глаз долой».
Только нам показали комнаты, где размещаться, как прибежал Ханду и, волнуясь, говорит: «Прорвали ворота. Чтобы не пропустить во дворец, пусть приготовятся господин Булганин и Хрущев выйти на балкон и показаться, иначе будут рваться во дворец». Тут наши не на шутку струхнули, но, к счастью, эскадрон полиции выгнал со двора прорвавшихся. Когда я выскочил, то уже у ворот было не более 100 человек, которых через 10 минут кавалеристы бесцеремонно вытолкали.
Когда наши успокоились, приняли ванну, я сказал, что народ утихомирился, и сказал, что хочу проехать по городу, посмотреть. Булганин говорит: «Не надо, не пробьешься обратно». Я его успокоил и поехал. Город был красиво расцвечен огнями. Мы случайно попали на одну улицу, вернее, на набережную и еле оттуда выехали. Вся улица была полна спящими пакистанцами, которых, наверно, было сотни тысяч. Оказывается, они переселяются из восточного в западный Пакистан.
Вообще, дележ Индии англичане провели глупо, очевидно, преднамеренно. Пакистан, в общей сложности 90 миллионов населения, разрезан Индией на две части, одна от другой 1,4–2 тысячи километров. Вот и путешествуют да, к тому же еще враждуют.
На следующий день был назначен городской митинг, на который прилетел Неру. В отличие от нашего въезда в город, здесь был полный порядок, хотя собралось 3 миллиона человек. Первые 20 30 рядов индусов сидели на земле. Их огородили бамбуковыми палками, квадратами, на которые натянули веревки. Затем такие же квадраты, но уже индусы стояли.
Неру <перед> началом митинга призвал по радио к порядку, затем приветствовал «встать, сесть» и так далее. Митинг прошел нормально. Выступали Неру и Хрущев, потом мне Хрущев сказал, чтобы не говорить глупостей, будет высказываться он, а не Булганин.
На обратном пути впереди наших машин ехали полицейские мотоциклисты. Ближе к дворцу публика стала по обеим сторонам дороги сближаться, чтобы лучше разглядеть гостей. Но пространство между стенами публики было достаточное для движения двух машин в ряд.
Видимо, полицейские, обозленные вчерашним прорывом, решили отомстить публике и на полном ходу на мотоциклах врезались в толпу, сбивая мужчин и женщин. На наших глазах мотоциклист ударился в женщину, которая упала насмерть. Другой мужчина, сбитый мотоцикл истом, упал в коляску мотоциклиста. Полицейский с презрением ногой вытолкнул пострадавшего из коляски и поехал дальше, не обращая внимания.
Когда приехали во дворец, Ханду, улыбаясь, спросил меня: «Забавно доехали, гражданин генерал». Я ответил: «Здорово!», а сам подумал, что, если бы у нас так проехали, то назавтра виновников хулиганства отдали бы под суд.
После митинга поехали осматривать город и морское побережье. Михайлов поехал побеседовать с Роем и министром культуры Индии. Потом мне рассказывали журналисты, которые присутствовали при беседе, что Рой завел разговор о русских классиках, попутно задавая вопросы Михайлову, делая вид, что не знает.
Он несколько раз посадил в галошу Михайлова, который не знал элементарных вопросов о Некрасове, Толстом и других писателях. Ну, я не удивился, так как семилетнее образование не гарантирует знание таких вопросов. Но, а у нас он сходит за умного.
Из Калькутты ездили в один из городов, где много учебных заведений, на митинг. Там выступал Булганин. Хрущёв опять остался недоволен, так как Булганин сказал: «Мы вам можем помочь» и еще что-то. В разговоре со мной на митинге Хрущев мне сказал: «Не может выступать, все дело портит».
Я подумал, что все-таки Хрущев ревниво относится к выступлениям Булганина. Так нельзя. И не стал ничего говорить.
После митинга получилась давка. Нам всем пришлось взяться кольцом за руки и довести их до машины. Начинаю уставать от всех этих волнений. Да и спать не удается полностью, то ночью сотрудник дежурный разбудит, то сам не могу уснуть. Одна трепка нервов.
Из Калькутты полетели в Бомбей, тоже приморский город — ворота в Индию для англичан прошлого века…
Там уже был Неру. Из самолёта хорошо виден город, море, много зелени, красивый крупный город. Разместили в одном дворце на высоком берегу моря.
После ужина подошёл ко мне Лебедев, помощник Хрущёва, и сказал, что он написал заметку о пребывании делегации для газеты «Правда», и надо её передать по каналам КГБ. Я ему ответил, что такого «канала» в Бомбее нет, кроме шифра. «Ну как хотите», а я ему говорю: «Нет уж, ты как хочешь».
Потом он пошёл к Хрущёву, наговорил ему на меня что-то, а Хрущёв, выйдя из помещения на крыльцо, где мы стояли с сотрудниками, мне резким тоном сказал, что записку надо передать. Я ничего не ответил, но ничего и не сделал.
На следующее утро ездили с Неру осматривать город. Проезжая мимо одного храма секты неприкасаемых Хрущёв спросил у Неру: «Говорят, что эта секта не хоронит умерших, а после определенного ритуала сбрасывает тело умершего во двор храма, и там орлы, стервятники и грифы за несколько часов обгладывают труп до костей» (я Хрущёву накануне рассказал этот обычай, а мне рассказал Ханду).
