— Теперь я, — радостно ухмыляется Генка, но я его прерываю.

— Да я сдаюсь — ты выиграл.

Генка сначала было ухмыльнулся, а потом до него дошёл весь прикол ситуации. Он получил по лбу, а я нет, а то, что он выиграл? Что ему с этого? Под смех, местами переходящий в ржание, глаза Иванова наливаются злостью, и он говорит с угрозой:

— П…ц тебе, Штыба! — и бьёт меня в живот.

Ну как бьёт, пытается. Я готов к любому его удару, кроме как ногой, между нами маленький столик, и он пнуть меня не сможет. Легко уворачиваюсь от не самого быстрого удара, поворачивая корпус левым плечом назад. Не так-то просто сидя ударить резко, а ждать, когда Генка поднимется и выйдет из-за стола, а потом намылит мне шею, я не стал.

Резко бью в кадык правой рукой, костяшками согнутых пальцев и заставляю задыхаться соперника. Бью дозированно, чтобы гортань не сломать и этого хватает. Генке катастрофически не хватает воздуха, а я беру его за русый чуб и поднимаю голову вверх. Сам пытаюсь смотреть на него батиным тяжёлым взглядом. Я, когда осознал, что рожи у нас с батей похожи, стал тренировать это полубезумный взгляд отца, и по Генке, видно, что я не без талантов.

— Кому ты угрожаешь? Позвали в гости, так ты не хами, доступно поясняю? — низким голосом спрашиваю у него.

— Ты, я…горло, — шипит поверженный соперник.

— Толя, оставь его, ему хватит, — вмешивается Вера. — Иди, Гена, домой, пока тебя окончательно не прибили.

Генка не стал поднимать волну, а может сам понял, что перегнул палку и свалил по-тихому.

— Ну ты даёшь, Штыба, — восхищённо сказала Дианка, я аж сама испугалась, когда ты на него смотрел.

Загомонили и другие, в основном одобрительно, но я заметил и один недовольный взгляд, тоже от десятиклассника, моего тезки Толика Слонова, скорее всего недовольного расправой с товарищем. Снова жеребьёвка, азартная игра, беседы ни о чем, и тут Слонов говорит мне.

— Толян, а ты не думал идти по комсомольской части? Мог бы сделать карьеру и лет через десять уже вступить в партию.

— На кой мне это? — удивляюсь я, внутренне усмехаюсь над словами карьера, партия, через десять лет.

Знал бы он, что будет через десять лет и кто на каком поприще сделает карьеру. Вариантов много, но комсомол и партия среди них отсутствуют.

— Видно недалекого человека, — торжествующе говорит Толик. — Я вот уже получил приглашение в наш местный райком, сначала инструктором, а там, глядишь, и в зональную школу поступлю.

— А что это? — заинтересовалась флюгер Верка, знающая какой стороной бутерброд падает на землю. — Чему там учат, и в армию ты не идёшь что ли?

— Армия, к огорчению, не для меня, у меня белый билет, — с деланым сожалением говорит Толик, довольный вниманием хозяйки. — А учат там теорию и практику комсомольской работы, повышают идейно-теоретический уровень комсомольских работников.

И пока другие обсуждают эту школу, я понимаю, что вообще ничего не знаю про структуры комсомола, а Виктор Семенович намекал на что-то подобное, когда говорил про вечернюю школу. В таком макаре мне надо идти на работу и в вечёрку. Сдаётся мне, жирней местечка до развала СССР мне не найти. Опять же, связи какие-никакие, а среди комсомольцев было много инициативных ребят, ставших вдруг миллионерами. Размышляя, собираюсь домой одним из последних. Все расходятся и в комнате остаются лишь этот недоделанный комсомольский работник, Верка, Наташка и Горин, не желающий терять красивое Веркино тело.

— Ладно, я домой, — прощаюсь с со всеми и получаю в спину пожелание от тезки.

— Ты там осторожнее, Генка уже оклемался и караулит тебя у входа.

— Да что это такое! — заволновалась Архарова. — Толя, давай я тебя сейчас провожу.

— Да не стоит Вер, я его бить не буду, — отказался я и добавил — Сильно не буду.

Слонов как в воду глядел, поверженный соперник, ещё хрипя повреждённой гортанью, просипел мне угрозу, как я только вышел во двор. С ним стояло парочка его друзей, а вот моих не было. Вера не позвала ни Кондрата ни Похаба играть в мафию.

— Вот и встретились ещё раз, — довольно сказал Иванов, окружая вместе с друзьями полукругом меня.

За моей спиной стенка дома, но ситуация хреновая. Все выше меня ростом и мне не отмахаться от них. Попытаюсь как говорится «вывезти языком» ситуацию. То есть заболтать, и тут мое сознание взрослого человека мне в плюс.

Начал я, впрочем, за упокой.

— Чё за беспредел? Кодлой на одного? И за что?

— Беспредел, это как? — тормознулся левый наезжающий.

Я чертыхнулся, такого слова в нашем жаргоне не было, но главного я достиг, тормознул ситуацию и переключил внимание.

— Это значит — не по-пацански! Против правил, — поясняю я и сразу задаю вопрос. — Вы чего за чмошника этого заступаетесь?

— Штыба, ты уже наговорил на полгода больницы, но я тебе дам шанс, если ты сейчас встанешь на колени…

— Почему это он чмо? Нормальный пацан, — перебил Иванова до этого молчавший правый.

— Сначала семиклашку обидел, а потом меня на ровном месте уработать хотел, а сейчас и вовсе толпу собрал, — аргументирую я.

— Не было такого! Парни, не слушайте его, давайте просто по морде ему дадим, как договаривались, — возмущается Генка.

— Вообще-то мы договорились помочь тебе разобраться, вот и разбираемся. Так ты говоришь, он первый напал на тебя, и до этого обидел там кого-то? — тоже заинтересовался левый.

— Да не слушай ты его! Подумаешь, по лбу щелкнул мальчонку, а тебе я за дело хотел врезать — ты мне щелбан отвесил, — сам понижает свой рейтинг Генка.

Слово за словом, и ситуацию я почти вывез, над Генкой если не смеются, то подтрунивают — это же надо попасться на прикол со спором, кто сильней поставит щелбан, да и собрать троих против одного — тоже ему в минус. Иванов это понимает и делает отчаянный шаг — бьёт мне в лицо кулаком, но я готов и уворачиваюсь, а за моей спиной бетонная стена. Вопль пострадавшего говорит, о том, что стены крушить этот каратека недоделанный пока не может.

Бить я его не бью в ответ, не знаю, как отреагируют приятели его, ведь смех смехом, а я им никто, в отличие от него.

— Эй, молодёжь, — слышу голос Галинки откуда-то сбоку. — Вы чего к парню пристали втроём?

Вот те раз! Она уже домой идёт с работы, рядом телепается на коротких ножках трехлетняя дочка, держа в руке мороженку. Черти чё, неудачно как. Тут случилась ещё пара событий, которые плеснули бензина в очаг конфликта. Во-первых, из подъезда выскочила Верка и сразу заорала Галкину фразу.

— Вы чего к парню пристали втроём? Генка, сволочь, струсил один на один?

И во-вторых, очумевший правый друг Генки сморозил глупость.

— Ты молчала бы подстилка райкомовская, да и ты не ори, давалка малолетняя!

Чё у него за мысли — подстилка, давалка, проблемы на личном фронте? Вроде высок и недурён собой. Вот же фигня, надо вступать в конфликт, а я в новом модном и дорогом костюме, но эту мысль я уже додумывал в драке. Хватаю хама за одежду и бросок через бедро тоже ради однообразия на бетонную стенку дома, только уже мордой. Последний из их компании довольно уверенно засадил мне двоечку и, не смотря на мой уворот, слегонца меня достал, разбив нос. Обе оскорбленные дамы, не сговариваясь, ахают и кидаются в драку! Приходится вступать в бой плотнее. В драке борца с боксером чаще побеждает первый, и многие бойцы ММА тому свидетели. Вот и я делаю нырок в ноги, роняю на землю и добиваю уже лежащего руками, превращая его физиономию в окровавленную маску. Вроде и прошло всего секунд десять, а три здоровых мордоворота лежат в крови, а я встаю и печально оглядываю пыльный, а возможно и порванный костюм. Больше в данный момент меня ничего не беспокоит, и зря — Галка и Верка смотрят друг на друга без симпатии.

— Это из-за тебя они сцепились? — язвительно начала Галя. — Твои друзья парня мутузят?

— Вы, тетенька, идите, я с ними сама разберусь, — хамит с невинными глазами Архарова.