— Вкушно, так дашь, дашь? — прожёвывая, спросила Вера, глядя на меня красивыми глазами с пушистыми ресницами, и поглаживая ногой мою коленку. Зараза!

— Зачем тебе литр коньяка, колись? Если ты по трезвяне меня не можешь поцеловать, и тебе литр нужно перед этим скушать, так я тебе твоё обещание прощаю, — подкалываю я её.

Верка соскакивает с табуретки и, крепко обхватив двумя ладошками мою голову, целует меня в губы, секунд пять не меньше.

— У тебя, что все мысли об этом? — хихинула она, садясь обратно. — На день рождения мне надо моё, ты что, не помнишь? У меня оно через неделю в пятницу двадцать седьмого.

— Откуда я могу помнить, можно подумать, ты меня хоть раз звала, — удивился без задней мысли я, а Архарова застеснялась этого факта.

— Ну вот, я и тебя приглашаю, только ты Николая не бей больше, он до сих пор обижается.

— Не могу я прийти, я двадцать седьмого уже на поезде уезжаю из Ростова в Красноярск, а коньяк сейчас принесу и бесплатно, подарок тебе будет.

Возвращаюсь из заветной сарайки, где уже показали дно запасы коньяка, отдаю, завернув в газету, спиртное Вере.

— Спасибо! — меня целуют на этот раз в щёку. — Это, конечно, не духи французские как Фарановой, но я и не такая красивая как она.

— Я так-то два флакона привёз, один тебе хотел, но пришлось Зине отдать, нашей комсомолке, они обе пришли ко мне прощаться, а ты пропала тем более где-то, — сдуру ляпнул я и тут же пожалел.

— Чтоо-о? Мои духи этой рыжей бесстыжей кошке? И ты спокойно это говоришь? — Вера превратилась в фурию.

— Она не бесстыжая, нормальная, — возмущаюсь я, пытаясь перевести тему.

— Ха, а то, что её Фаранов Олег старший имел, как хотел, и электрик наш поселковый тоже, ты и не знал? — тожествующе мстит мне Архарова.

«Боже мой, какое «огорчение». Да и слава богу, мне уламывать её в Красноярске легче будет», — ржу про себя я.

— Ещё есть духи? — строго спросила Вера.

— В Ростове есть у меня, у друга дома, я потом, когда приеду на Новый Год подарю тебе, — беззастенчиво вру я.

— Ладно, — сменила гнев на милость девушка, погладив острым ноготочком вокруг моего пупка, от чего уши у меня загорелись.

Тут зашла бабуля и под моим жалостливым взглядом завернула остатки пирожков Вере с собой.

Вера ушла, а я решил прошвырнуться по поселку. Оделся попроще, во все своё старое, пошёл к речке. Там кучка ребятишек лет восьми-десяти безо всякого присмотра купались. Тут же у них была затеяна игра в войну, пустые консервные банки служили им танками, а гильзы солдатиками. На берегу лежали на одеялах и мамаши с детьми и одна с пузом месяцев на семь, и по моему, они бухали пиво. Я поморщился.

— Девушка, беременным спиртное вредно, — попытался воздействовать я.

— Пшёл…, — грязно выругалась уже выпившая будущая мать.

Я сплюнул демонстративно и пошёл искупнуться.

Девушкам моральной победы показалось мало, и в меня кинули пустую бутылку. Она больно задела меня по локтю.

Блин, достали! Толик вместо меня наверняка бы в ответ ударил девку, но я взрослее и мудрее, хотя наказать надо. Наливаю в пивную бутылку воды и иду к «мадамам». Подойдя, выливаю им воду на одеяло, вызвав ещё поток ругани. Одна из девиц пытается кинуться на меня, но я ловко хватаю её за нос и выкручиваю его. Слива обеспечена.

Всё, капец тебе, я знаю, ты — Штыба, и где ты живёшь знаю, — орёт она.

— Приходи, Зои Космодемьянской, восемь, — с вызовом говорю я и, собрав одежду, иду домой. Настроение испорчено. Вечером история имела продолжение. Обиженные молодые матери рассказали своим мужьям об обидчике, и те пришли втроём ко мне домой. На их беду дома был мой отец, причём в самом своём гнусном состоянии, именуемым «недопил». Отец уже собирался идти к дружкам, чтобы догнаться, как столкнулся в калитке с бухими защитниками женской чести.

— Представляешь, выхожу на улицу, а они такие спрашивают — ты Штыба? Ну, я, говорю, Штыба, а они тут раз и по морде меня, — изумлённо говорит мне отец, разглядывая поверженных соперников.

— Ты их не убил? — беспокоясь, спрашиваю у отца.

— Я их вообще не трогал, они между собой подрались. Да? Так же было? — отец поднял одного из побитых, и ударил ещё раз в живот своим кулачищем.

— Да, да, сами подрались, — хором сказали два остальных недобитка.

Такое вот нестандартное у бати чувство юмора.

— Пап, это они ко мне приходили, — каюсь я, и рассказываю случай на реке, готовясь получить заслуженный подзатыльник.

Господь миловал. Отец лишь спросил, чего я сразу ему не рассказал.

— Сам хотел разобраться, — вру ему, так как просто был уверен, что им мужья сами наваляют за пьянство. Не учёл специфику контингента.

— Зря, ты — пацан еще, а с мужиками старший должен разбираться, — назидательно сказал отец и ушёл в туман.

На следующий день начал сборы в дорогу. Что настоящий путешественник берёт в первую очередь? Покушать и выпить. Четыре бутылки коньяка почти добили мои запасы спиртного, но его надо брать, ведь в мои шестнадцать лет купить бутылку сложно. Заранее приготовил самодельную сумку под запасы еды. Пока она лежит в холодильнике и там внутри нее только сало. Но уверен — будет забита доверху, возьму, в том числе и молотый бразильский кофе, раз бабуля от него отказалась. Кладу в рюкзак спортивный костюм, поеду в обычном костюме, в поезде уже переоденусь и повешу его на вешалку, чтоб не измялся и надену спортивный. Вот такой я хитрый, с помощью советов бабки, конечно. Беру записи Зиночки, свою тетрадку с шифровками, учебник истории один за восьмой класс, можно было и его не брать, ведь уже прилично выучил все темы. Ещё раз сходили с бабулей в магазин, и, наконец, купили нормальные туфли, с тупым носком под костюм. Кеды тоже беру, несмотря на обещанные кроссовки. Немного подумав кладу в рюкзак и магнитолу, пригодится, хотя и нелегкая она. Зимние вещи решаем не брать, а купить на месте, расспросив аборигенов.

— Мало ли что там носят, — резонно замечает старушка.

Парочка рубашек поприличнее, прочий мелкий шмот, мыло, зубная щётка и паста — после посещения стоматолога я максимально серьёзно решил отнестись к уходу за зубами, хоть и хорошая у меня наследственность, судя по бабке и отцу. «Но береженого бог бережёт, — сказала монашка, натягивая на свечку презерватив». Кстати, о презервативах, в толяновских запасах обнаружил четыре штуки резиновых изделий советского производства, парочку из них я даже несколько раз с собой брал, например, когда к Александре ездил — не пригодились. К слову о боге — крестик вешать на шею не стал, а положил в одно из отделений рюкзака к фоткам мамы с папой и бабушки в орденах, были такие у нас в монструозного вида синем альбоме. Все фотки подписаны, где, кто и когда, по моде тех лет. Я полистал альбом, вспоминая свою, вернее Толика, жизнь. Мама красивая была, жалко не в неё я.

Не взял я и шикарную кепку. Толян её любил, и носил везде, чуть ли не спать в ней ложился, а я предал его мечту. Босяцкая такая кепка, с моим новым имиджем не вяжется. Ещё взял бритву электрическую, волос у меня на лице не было, но Толик несколько раз пытался бриться, веря, что если начать брить, то волосы быстрее расти будут, очень хотел бороду иметь. «У тебя есть борода, и я скажу тебе — да», — так пелось в известной песне. Пытался и другие песни вспомнить, но не смог полностью ни одну, не любитель я завываний. Хотя неделю назад я, мучимый информационным голодом, вспомнил ряд строчек и даже записал их. «Плачет девушка в автомате», — фальшивил сейчас я.

Чёрт! Грамоты забыл! Оп-па, они уже в рамочке на стене — бабуля пристроила. Мало у неё поводов для гордости. Вынимаю, мало ли, вдруг понадобятся.

Прилично хлама набралось, рюкзак заполнен уже, кроме этого еще будет сумка с едой, или две, спортивная сумка со шмотом из «Берёзки». Надо или нет брать за багаж в кассе? Не помню правил, спрошу у дяди Миши, он человек близкий к ж/д, точно скажет.