Антоний смотрел в потолок. Непонятно, что его терзало сильнее: бездействие, злость или голод. Или страх. За первый же час ему хватило ума уплыть по течению футов на двести ниже. Течение было сильным, даже бесполезные, нечувствительные ноги не мешали — знай, подгребай руками и все. После этого он разорвал тушку крысы на несколько кусков и разбросал вокруг себя, чтобы приманить новых… А потом он мог только ждать. Ничего не делать. Это было хуже всего. Он проклинал то, как медленно заживают его раны. Раньше он уговаривал себя, что достаточно лишь избегать стычек, не подставляться под удар, и этот… недостаток не будет давать о себе знать. Если бы он только был таким, как Ханс или Шип. Он не раз видел, как на них заживают переломы всего за пару часов. Да что там, даже уродливой химере Ландовского он сейчас завидовал. Интересно, кто кого бы одолел, если стравить ее с тем молохом?..

Следующие полчаса Антоний развлекал себя мысленными боями между жидом и кем-нибудь, кого он знал. Наибольшее удовольствие у него вызвали бои с Псоглавым и Свеном. Первого вчерашний молох разорвал бы на сотню маленьких уродцев, а уж его самого бы прикончил Свен. Мало кто в Ордене был сильнее Свена. Может, только Дьявольские сестры или Безликий. От этих мыслей Антоний невольно скис. Неудивительно, что Свен был для Ады желанней него.

Но его мысли недолго задержались возле Свена и Ады. Антоний мимоходом даже удивился тому, что он о ней даже не вспоминал все это время. Его куда больше занимали поимка крыс и тот вчерашний монстр. Как бы Антоний хотел разнести его голову из какого-нибудь крупнокалиберного ружья, просто всмятку, чтобы осталось только месиво посреди этой копны мерзких кудряшек. Или сжечь. Медленно. Заживо. Интересно, как бы он тогда исцелился… Но все картины расправы не приносили ему не малейшего удовлетворения.

— Какого ж черта ты ко мне полез, урод, — прошипел Антоний в который раз. Сдалась ему та девчонка. Понравилась она ему, что ли? Или он бы не поделился с ним? Можно ведь было решить все это мирно, но нет, дело было не в дележке… Неужели он такой идиот, что не понял бы такого простого решения… Или это была его смертная любовница?

Антоний не сразу поймал себя на том, что пытается оправдать того еврея. Это показалось ему нелепым и странным, и он поскорее выбросил все эти мысли из головы. Тем более, что на край канала вылезла огромная черная крыса и стала медленно подбираться к приманке… Когда он был занят делом, его не одолевал ни страх, ни дурацкие мысли. Как только Антоний выберется отсюда, он сразу снарядит отряд за тем жидом, его притащат к нему, а потом… потом он придумает, как наиболее медленно и мучительно его убить. Чтобы знал, как переходить дорогу Bete du Gevaudan!

А он выберется. Антоний помнил, что Юрген говорил о своем даре искать того, кого он пожелает. Оставалось надеяться, что мальчишка-сержант достаточно над ним трясется, чтобы отправиться на поиски.

К счастью, он ждал не так долго. Еще пара упущенных крыс, пара часов мучительного безделья (к тому времени он решил не только, что жид за ним не придет, но и то, что если он придет, то сильно пожалеет) и вдали послышался голос. Шум воды мешал его расслышать, но поток воздуха принес запах гнили молоха.

— Капитан! Антоний! Я смог найти вас, — глаза Вайса сияли, как две горящие плошки. Он зачем-то притащил с собой газовый фонарь, которым слепил теперь Антония.

— Погаси эту дрянь, — щурясь, приказал он сержанту. — И вытащи меня отсюда поскорее. Хватит пялиться, не в цирке.

Юрген вынес его из канализации на закорках. Фонарь бросили возле крысиных приманок. Первым делом сержант дал Антонию своей крови, и тот едва удержался, чтобы не выпить всю. Никогда еще горечь тухлой крови не казалось ему настолько приятной. Но он удержался. Выпил лишь несколько больших глотков, надеясь, что этого хватит, чтобы унять внутренний жар. Вцепившись в плечи Вайса, он с завистью смотрел, как быстро затянулись маленькие ранки. Даже воротник толстовки почти не измазался.

— Вы такой… — Юрген тогда замялся, боясь, видно, что прозвучит слишком двусмысленно.

— Горячий? А то я не знаю.

Наверху тарахтела двигателем машина. Военный фургончик, возле которого стоял Ханс и курил. Бывший фокусник, радостно охнув, помог им выбраться из люка, завернул Антония в какое-то колючее одеяло и затащил в кабину фургона.

— Уж прости, дружище, что не полез следом, — подмигнул Ханс, хлопнув себя по животу. — Не втиснулся бы в люк.

— Капитан я, — вяло ответил Антоний. В один момент накатила какая-то усталость и нежелание говорить.

— Может, сигаретку, капитан?

Рука Вайса подсунула ему под нос пачку с верблюдом. Где он только их тут нашел? Антоний с удовольствием закурил, закрыв глаза.

Машина тронулась с места. Ехала она ровно, почти не подскакивая на брусчатке, но Антоний все равно ощущал это. Нехорошо. Он пока не чувствует боли, но, как только срастется хребет, начнутся веселые ночки. Надо бы сказать Хансу остановиться, чтобы его переложили в фургон, откуда сейчас торчала голова Вайса — Антоний видел ее в зеркале заднего вида. Но Антоний не был готов унизиться перед ними еще сильнее. Вместо этого он, докурив, постарался отвлечься сначала на вид за окном, а потом — на саму кабину. Ханс быстро обжил эту машину. Под крышей были прицеплены несколько знакомых Антонию снимков с Хансом во фраке и девушкой-ассистенткой в пышном коротком платье. Внизу на стекле, в щель между ним и приборной панелью были воткнуты еще две фотографии. Все тот же Ханс, но уже в простом черном пальто и котелке, а с ним — герр Ларс. Его дитя и лучший друг со времен цирка. В отличие от Ханса, лишенный какого-либо дара. Антоний и видел его только на этой фотографии, потому что Ларс всегда сидел в Кёльне. Слишком бесполезный. Такие годились только на пушечное мясо, которого в Ордене было большинство… Со второго снимка улыбалась девушка. Довольно милая, несмотря на щель между передними зубами и слишком круглые щеки. Этого снимка Антоний не помнил.

— Кто это?

— Где?.. А, это? — Ханс коснулся пальцем лица девушки. — Это Катрин.

— Не помню, чтобы ты раньше таскал с собой фотографии своих девиц.

— А это другое… — он, кажется, даже смутился. — С ней все по-другому.

Антоний прищурился.

— Ты хочешь обратить ее?

— Да ты что! Это дурная манера — обращать всех, с кем спишь!..

Он замолчал. Потом через пару минут, понизив голос до едва слышного шепота, продолжил:

— Я не могу, Бет. Она слишком маленькая… Капитанше нашей даже до плеча не достанет. Ну, ты понимаешь?.. Она не "щенок", она просто человек. Из нее не получится молох.

Остаток дороги они ехали молча.

Спальня встретила Антония ярко-изумрудной кляксой, которое на проверку оказалось платьем. У Ады не было таких нарядов. Она предпочитала светло-серые, голубые, бледно-розовые, белые цвета, нередко сплываясь в потускневшем нынче мире Антония единым светлым силуэтом. Платье, видно, было из гардероба Катаржины (а, может, и Марьяна — шут их знает) и сидело на фигурке Ады просто великолепно.

Увидев всю троицу, Ада вздрогнула и подлетела к ним яркой бабочкой. Судя по шевельнувшимся губам, она хотела что-то сказать. Судя по удивленному и одновременно раздраженному лицу, она не сказала бы ничего хорошего. Ханс и Юрген, чутко уловив ее настроение, поспешно ретировались, оставив перемазанного, как черт, Антония на маленькой белоснежной тахте.

— Капитан Шастель появился очень вовремя.

Знакомый гортанный голос и запах курятника. Как только Антоний сразу не почувствовал? Метис сидел на спинке их с Анхен кровати, как на насесте. Вместо одежды, как всегда, один лишь плащ из перьев, с капюшоном в виде орлиной головы. Грудь перетянута ремнями для писем.

Внутри Антония ехидным, жгучим клубком скрутилась ревность, сдавив горло. Чем искать его, эта стерва крутилась в новом платье перед этим индейцем… Он вдруг ощутил себя особенно жалким и никчемным. Бобби, напротив, сидел с довольной ухмылкой на губах. Мускулистый и лоснящийся, как гнедой жеребец.