Добыча ускользнула. Антоний раздраженно зарычал, ударив кулаком по стене дома. Так и есть. Две девушки вошли в пивную и сели за столик к трем молодым солдатам. Высунувшись из переулка, Антоний отчетливо видел сквозь огромные окна, как одну из девушек обняли за плечи, а второй — пододвинули кружку с пивом. Эдак они всю ночь там могут просидеть! Эти прекрасные молоденькие девицы, такие румяные и хорошенькие!..

Настроение было безнадежно испорчено.

Пощипывая бакенбарды, Антоний оперся на стену и принялся сверлить взглядом паб. Длинный хвост ударял то по одной ноге, то по другой. Ада всегда говорила по этому поводу: «Только коты так сучат хвостом. Ты выглядишь просто глупо».

А может быть, девицы поругаются со своими ухажерами и уйдут из паба?..

В любой другой день он мог бы ждать их хоть всю ночь — длительное ожидание только распаляло его аппетит — но сегодня он обещал встретить Аду, и времени оставалось не так много.

Антоний ухмыльнулся и облизнул тонкие губы, подумав о том, что можно было бы ворваться внутрь пивнушки и устроить резню. Было бы забавно хоть раз такое попробовать. Кроме того, Мюнхен бы потом еще долго гудел от этой новости. Жаль только, что он был слишком осторожен для подобных забав. Только «мясо» ближе к концу жизненного цикла и в конец тупые химеры, у которых после Метаморфозы отшибало остатки мозгов, могли бы до такого додуматься. Но такие долго не жили. Антоний и сам нередко принимал участие в забое «мяса», хотя с химерами предпочитал не связываться. Их способности нередко поражали воображение своим разнообразием и извращенностью.

— Охотишься? — раздался за спиной голос. — Только зачем на пьянчуг-то? После них потом голова кружится.

Берлинский акцент, голос молодой. Антоний обернулся. Обладатель голоса, так бесшумно подкравшийся к нему сзади, действительно был молод. А еще черноволос и смазлив, с гнусными тонкими усиками над верхней губой. Кто он, вообще, такой?

— И на солдатиков этих, — добавил парень, тыча пальцем в сторону пивной, — теперь ведь охотиться нельзя.

— А ты учить меня вздумал, — с интересом прищурился Антоний. — Очень самоуверенно. Назовись, как полагается!

— Юрген Вайс… То есть, сержант Вайс.

— И как же ты говоришь со старшим по званию, сержант? — он ухмыльнулся, оскалив зубы.

Сержант испуганно заморгал и попятился, но Антоний быстрым ударом сбил его с ног. Отплевавшись от грязи и помотав головой, тот поднялся на четвереньки. Антоний зажал ладони между колен и наклонился к нему:

— Так значит сержант?.. Сдается мне, что ты мне врешь. Я и сам-то капитан всего год, но сержантов мне видеть приходилось. И уж все немецкие сержанты знают старину Антония — да и как меня не узнать-то? — он раскинул руки и повернулся на босых пятках, демонстрируя себя со всех сторон. Величественная картина: засаленая рубашка без пуговиц, подвернутые до колен штаны с дыркой для хвоста да нечесаные патлы до плеч. — Ну-ну, неужели такие, как я, каждый день встречаются на улицах? Ну, если не считать бродяг! Что ты головой машешь? Ты ко мне со спины подошел — ты хвоста, хочешь сказать, не увидел?! И не почуял, что от меня волком пахнет?..

— Да, я только позавчера приехал из Берлина, — принялся оправдываться сержант. И, увидев, что Антоний заносит ногу для пинка, добавил, — Капитан.

— Уже лучше. Быстро учишься, господин странный сержант.

И Антоний расхохотался.

Тут хлопнула дверь. Девушки вылетели из пивной, одна из них красиво залепила пощечину солдату, пытавшемуся ее удержать за руку. Вот черт! Антоний на секунду забыл про сержанта и, заскулив, смотрел, как его девицы удирают на всех парах. Солдат, так и не пожелав отстать от них, широким шагом шел следом.

— Кретин! — рявкнул Антоний на сержанта, пытающегося подняться, и все-таки пнул его в бок. Что-то хрустнуло. Парень жалобно охнул. — Да встань уже!

Он схватил его за грязный ворот бушлата и рывком поднял на ноги с земли. Глядя ему в глаза, парень залопотал:

— Я сержант, честно. Меня перевели из Кенигсберга… Вам должно было прийти письмо. Да вот же, вот моя татуировка, я не шпион Совета, честно.

А ведь и правда, было какое-то письмо… Антоний наморщил лоб, припоминая. Но всей подобной ерундой занимается Ада, она эти все письма читает. Сержант совал ему руку под нос и продолжал нести какую-то чушь:

— Я не дождался ответа… Сидел в гостинице день, потом мне надоело… Я гулять пошел. Я не думал, что вы капитан. Я привык…

— К чему?

— Ну, капитаны — они немного другие.

— И чем они другие? — голос Антония стал грозным.

— Они… босиком не ходят.

Дрожащие губы сержанта расплылись в улыбке. Антоний не удержался и тоже усмехнулся в ответ.

— А я вообще необычный капитан, понял? Привыкай теперь.

— Так точно, капитан!

Антоний раздраженно уставился на пивную. Там еще оставался народ, но все это были полупьяные солдаты. Днем они вышагивали строем по Кёнигсплац — благо, Антоний их не видел — а по ночам просиживали в пабах, распивая пиво и прижимая к себе вчерашних одноклассниц или хорошеньких медсестер. Слухи о грядущей войне превращали многих из этих зеленых юнцов в отчаянных гуляк, надеющихся пожить впрок, прежде чем они погибнут во славу немецкого народа.

Естественно… он мог бы наплевать на запрет, он и наплевал бы… Но на кой черт ему эти воняющие пивом юнцы? А девушки, девушки были так хороши… Прищелкнув языком, Антоний сказал:

— Как же мне это не нравится! Еще немного и мы превратимся в мальчиков на побегушках. С каких пор нам запрещают охоту на смертных?!

Сержант согласно затряс головой. Смерив его презрительным взглядом, Антоний сказал:

— Дай закурить. Надеюсь, сигареты у тебя есть?

— Есть, капитан.

— Зови меня лучше Антонием, — сказал он, затянувшись сигареткой и невольно отметив, что они у сержанта хороши.

— А солдаты…

Он вопросительно на него посмотрел, и сержант принялся тыкать пальцем в сторону пивной:

— Они же, вроде, наши союзники. И мы, вроде, нападем с ними на Советский Союз… Это ведь правда?

— Ну, правда.

— Но ведь они тоже наши союзники.

— Какой-то ты глупый, — вкрадчиво сказал Антоний. — Как ты только стал сержантом?

— Но это правда?

— Правда, правда. По крайней мере, Ада, то есть, капитан Миллер постарается, чтобы это были именно мы… Ладно. Слушай. Мне некогда тобой сейчас заниматься, понял? — он затушил окурок о стену. — Мне нужно ее встретить на вокзале и все такое. Ты… ну я не знаю. Возвращайся в гостиницу свою, а там видно будет. Как там тебя, говоришь, зовут? Юрген Вайс?..

Квартира, которую они с Адой снимали, находилась под самым чердаком небольшого дома, утопавшего в зелени разросшихся лип. Уютная комната, поскрипывающий лестницами дом, гудящий всеми щелями в ветреную погоду. Аде нравилась дешевизна маленькой квартирки. Антонию же нравился приветливый старый дом, нелюбопытные жильцы и огромная ванна на бронзовых ножках в виде звериных лап. Когда он увидел ее в первый раз, то пришел в дикий восторг. Для него не было с тех пор ничего приятнее, чем набрать полную ванну горячей воды и лежать в ней часами. Нередко и Ада присоединялась к нему, что делало процесс купания еще приятнее.

Антоний повесил ключи на гвоздик возле двери. Едва не уронив вешалку, он первым делом двинулся в ванную. По плиточному полу была расплескана вода, и Антоний понятия не имел, откуда она взялась. Прошлепав по самой большой луже, он оперся на заскрипевшую раковину и уставился на себя в грязное залапанное зеркало.

— Нда, запустил ты за два месяца и квартиру, и себя, — недовольно пробурчал он, ероша когтями длинную чёрно-бурую гриву. — Красавец.

Первым делом он подравнял бакенбарды. Затем наспех состриг косматые нечесанные волосы. Получилось не слишком аккуратно, но хотя бы коротко. Послюнив палец, он пригладил густые брови и мокрой расческой зачесал назад с лица волосы.