Ада не была интересной рассказчицей, но эта история Антония внезапно увлекла. Казалось, она едва ли не дословно цитировала Свена — настолько это было непохоже на ее обычную манеру речи.

— Свен уже даже не помнил, откуда они родом. И имена у обеих были такие, что не угадаешь. Одну звали Иоанна, другую — Мария. Поначалу казалось, что нет у них никакого дара. Разгневавшись, Безликий хотел прогнать всех четверых, но Неопалимому удалось его утихомирить. Тогда он не знал, что спустя пару сотен лет Азур и Скарлет поставят Безликого выше кузена и отрекутся от родной крови.

Иоанна же и Мария постепенно менялись. Они оказались уродами, как Безликий, Сестры и Свен. Их тела постепенно покрывала чешуя, росли когти, выпадали волосы. Вместо волос росли щитки и рога, как у драконов с гравюр. Тогда же у них проснулся и дар, который восхитил всех прочих, особенно же Безликого. Если Безликий мог красть лица тех, чью кровь он пил, то Иоанна и Мария могли силой воли полностью менять свой облик. Их приняли. Свен учил их читать и считать, как когда-то учил Азур и Скарлет. Обе проявили способности к наукам и невероятную тягу к знаниям. Они жадно вбирали все, что рассказывали им старшие, как иссхошийся лесной мох вбирает в себя влагу первых дождей. Они же и убедили Свена и Тристана записывать все их труды. Они стали охотницами за книгами. Их не интересовали деньги и драгоценности. Книги, по их мнению, были куда дороже, ведь молохи писали очень мало, предпочитая хранить все знания у себя в голове. Так появилась большая библиотека Ордена. Тогда уже Безликий прекратил свои странствия, отбив себе Вену и создав там первую резиденцию Ордена.

Тогда же они постепенно замыкались друг на друге. Их привязанность, казалось, была даже сильнее, чем у Азур и Скарлет. Когда возник заговор? Этого не знали. Не знали и того, что стало причиной, ведь Иоанна и Мария никогда не высказывали недовольства. Однажды они просто исчезли. А с ними исчезли и все книги. Возможно, Иоанна и Мария считали, что эти книги принадлежат им по праву, ведь они их собирали, но Безликий думал иначе. За сестрами объявили охоту, но безуспешно. Их талант к смене облика помог им скрыться… Эта история со временем забылась, и к ней потеряли интерес, — закончила Ада. — Но Безликий до сих пор зол. Не из-за книг, скорее просто потому, что его так легко обманули.

— И ты думаешь, что Иоанна и Мария — это варшавские лорды? Из-за какой-то книги?

Он снова с сомнением посмотрел на портрет. Если они могли легко менять облик, то стать Марьяном для одной из них не стало бы проблемой.

— Хочешь помочь Безликому взять реванш?

— Почему бы и нет, — оскалилась Ада. — Всем известно, что варшавские лорды сбежали в Эдинбург. Пусть потреплют их чуток... Побаламутят немного Совет. Может, и еврейчик твой к ним тоже сбежал. Ты ведь тоже не отказался бы от реванша?

Приняв такое решение, Ада уехала в город, на телеграфную станцию, чтобы передать эту информацию в Орден. Для такого рода новостей независимого посланника никто не вызывал, да и телеграф поляки уже успели наладить.

Антоний не стал упускать такую возможность. Он вытащил из сейфа "стену звука", похожую на маленький детский волчок, и с такой поспешностью бросился к пленнице, что едва не забыл костыли.

Добираться из кабинета до подвалов было куда дальше, чем из спальни. Антонию пришлось здорово поплутать. Подопечные Дьявольских сестер выстроили настоящий замок, с множеством путаных переходов и галерей. После истории Ады становилось ясно, почему они бросили все и сбежали. Орден не прощает беглецов и предателей. На памяти Антония их всегда ловили и устраивали публичные казни или жестокие игрища с участием химер на мюнхенской арене под Марсштрассе.

Интересно, а так ли уж Безликий не догадывался, где скрывались беглянки? Может быть, недаром плацдармом для дальнейших движений была выбрана Варшава? Ведь лорды крайне неохотно бросали свои дома и вот так сбегали, предпочитая договариваться или сражаться.

Задумавшись, Антоний забывал опираться на костыли и просто шел вперед, изредка постукивая ими по полу. Ноги сами несли его к подвалу. Лишь оказавшись носом к носу с охранником, он понял, что не знает, как разговорить Медведицу. О чем, вообще, с ней можно говорить? Стылый холод пополз по спине. Казалось, труп будет куда более сговорчивым собеседником. Он оставил ей записку, но так и не понял ее реакции. Ее лицо осталось таким же непроницаемым, как и раньше.

— Флеш-рояль? Эрман, да ты чертов шулер! — донеслись глухие голоса из "карточного клуба". Судя по шуму, опрокинули стол и началась какая-то потасовка. Антоний с интересом заглянул к картежникам. Иштван и двое венгров пытались взять в кольцо дружелюбно улыбавшегося Ханса.

— Тише, девочки, — цыкнул он на молохов, открывая пошире дверь. — Хотите, чтобы капитанша услышала?

Этого было достаточно, чтобы все стушевались. Но Иштван все равно злобно скалился, сжимая и разжимая кулаки. Антоний, картинно кривясь, вошел и тяжело рухнул в кресло. Дорогие кресла, обитые кожей, сюда натаскали со всего дома, но вот вместо стола был какой-то ящик, на котором стояла керосинка. Облезлую кирпичную стену украшала картина в дорогой раме: обнаженная блондинка, входящая в озеро. Вода плескалась у самых ее бедер, почти полностью скрывая самое сокровенное место. Казалось, еще движение воды — и станет видна розоватая щель среди светлых, почти белых волос (совсем, как у Ады). Антоний каждый раз жадно таращился девушке между ног, будто надеясь, что именно в этот раз он сможет что-то разглядеть.

Антоний взял со стола несколько карт. Фирменный крап Ханса. У него была точно такая же колода в кармане плаща.

Мысль ему пришла в голову до неожиданности простая. Он едва не вскочил с кресла, но в последний момент заставил себя скривиться, покряхтеть и взяться за костыли. Напоследок велев игрокам либо играть в карты цивилизованно, либо расходиться (после чего Ханс ему хитро подмигнул — они нередко делили выигрыши между собой), он снова предстал перед дверью в логово медведя.

Мария, против его ожиданий, не сидела на кушетке в прежней позе, а мерила шагами комнатку. Высокая и прямая, как палка. Она оказалась выше Ады. Очень худая. Округлости, которые пристало иметь женщине, почти не бросались в глаза. Двигалась она резко и нервно, совсем не напоминая безжизненного истукана, как в прошлый раз. Короткие темные волосы стояли дыбом.

Она обернулась. У Антония снова неприятно дрогнуло внутри, когда он встретился с ней взглядом. Пустые синие стекляшки, казалось, занимали пол-лица.

— Решили меня голодом уморить? — тихо прохрипела она, застыв на месте. Ее лоб раскололся тончайшей морщинкой, которой предполагалось высказать настороженность и тревогу. Или что-то еще, о чем Антоний не догадывался.

— Ч... что?

В два шага она пересекла комнату. Антонию понадобилась вся выдержка, чтобы напомнить себе о "бусах" и не выскочить за дверь, на которую еще даже не опустили засов, но Мария всего лишь схватила его за руку. Ладонь оказалась горячей.

— Мне нужна кровь.

Казалось, она просто не может говорить громко. От хриплого полушепота у Антония по коже бежали мурашки. Вблизи от нее еще сильнее несло подтухшей кровью.

Такая же отталкивающая, как и прежде, но Антоний вдруг себе ясно представил, как она припадает потрескавшимися губами к его шее, будто в поцелуе. По телу прошла горячая дрожь. Мария, будто угадав его мысль, отстранилась, полыхнув пожелтевшими глазами.

Собравшись с мыслями, он понял, зачем она взяла его за руку. Молохи, будто ящерицы (Твардовский предпочитал сравнение с пиявками), не обладают своим теплом. Их кожа бывает горячей, только когда они голодны. Крайне голодны.

— Не может быть, — глубокомысленно сказал Антоний, пытаясь скрыть почти мальчишеское смущение. — Древние молохи дольше живут без крови. У вас должны быть большие... эти... запасы. Я читал.

Глаза Марии округлились. Будто треснула маска, обнажив сразу испуг, удивление и тревогу.