Близнецы Шевченко о чем-то весело переговаривались. Вера присела на стульчик у разрушенной стены, выглядывая на улицу. Силаш и Уильям, о чем-то споря, тоже вышли к ним в комнату. Оружие лежало в одном из гробов. Тянуть было нечего…

Интересно, кто из них доживет до следующей ночи? А впрочем, Андрея интересовало лишь то, чтобы дожили он и Мария.

Он крикнул извозчику, чтобы подыскал им фургон, в котором они смогут подъехать поближе к штабу.

По словам Бобби и собственным воспоминаниям Андрея об особняке варшавских лордов, штаб был расположен удобно для штурма и неудобно для обороны. Ограда была скорее декоративная. Садик, пусть и редкий, загораживал обзор. Задние ворота и черный ход защитить было проще, но это не отменяло прорех в защите парадной стороны. Неудивительно. Марьян и Катаржина не были ни воинами, ни стратегами. Они даже не ожидали, что на Польшу решится напасть Орден. Да, это была спорная территория, но Брнович без труда отбивал все претензии на нее.

Особняку предшествовал целый квартал схожих дворцов, будто маленький городок внутри города. Почти все их разнесло взрывами снарядов. Дом Марьяна уцелел каким-то чудом (или не чудом — Андрей знал об изделиях Олафа, притягивающих удачу). Фургон остановили в самом начале «городка», чтобы не привлекать внимания шумом. Фонари не работали. Лишь луна, круглым белым глазом наблюдавшая за ними с затянутого тучами неба, заливала все мертвенным резким светом.

Вера, стыдливо спрятавшись за фургоном, приняла облик волчицы. Андрей снова встретился с ней взглядом и ощутил на сей раз жгучий стыд. Что, если она погибнет?.. Нет, нет, он же говорил ей, что в облике волчицы ей ничего не угрожает. Если она недостаточно умна, чтобы запомнить такую простую вещь, то это уже не его вина, а ее беда… Волчица, отвернувшись, бесшумно потрусила в сторону особняка.

За ней цепочкой, вдоль остатков разрушенных стен, торчавших, будто зубы, шли Варвара, Силаш, за которым воздушным змеем мягко плыл арбалет; Уильям, и последним шел Степан. В руках близнецов были острые чуть изогнутые клинки — японские. Дмитрий был еще тем коллекционером оружия, и после русско-японской воны собрал целый склад длинных и коротких японских мечей. Уильям, поджав губы, шел почти налегке, с двумя револьверами за поясом и легкой винтовкой. Возможно, ему лучше было бы остаться и держать связь с братом, но мальчишка сам вызвался. Причины утаил, обмолвился лишь, что Хью так и не вышел на связь.

Когда они скрылись за зубцом очередной стены, у фургона остались лишь Андрей и Иеремия. Хромой тяжело привалился к капоту и, казалось, едва стоял на ногах.

— Как же ты будешь сражаться? — зло процедил Андрей. — Ты еле стоишь.

— За меня не переживайте. Убивать я умею очень хорошо, и бегать мне для этого не нужно.

Спокойные интонации, похожие на мурлыканье кошки, еще больше его раздергали. Андрей поймал себя на том, что пытается унять дрожь в руках. Выдохнув, он собрался, хрустнул пальцами. Бояться будет уже после.

Жребий брошен.

Последнее укрытие. Дальше — лишь два десятка метров открытой дороги. Маленькие кусты уже отцветавших хризантем вряд ли могли их укрыть. Иеремия неожиданно остановился. Обернувшись, Андрей увидел, что он зачем-то снял очки. Прокусив палец, Иеремия мазал лицо кровью.

— Что ты… — начал Андрей раздраженно.

— Я бы не хотел зацепить кого-то не того, — пояснил Иеремия, смущенно улыбаясь. Его глаза понемногу начинали сиять. — Эти руны помогают мне держать себя в руках… Даже не сами руны, а идея того, что они помогают… Ритуалы иногда имеют огромное значение.

Объяснение не добавило смысла происходящему. Иеремия начертил на лбу альгиз, которая тут же потекла на переносицу, теряя всякую форму, и мазнул несколько раз по закрытым векам. Встретившись взглядом с Андреем, он еще раз улыбнулся и повторил:

— Так надо.

Спрятав очки в нагрудный карман, Иеремия спросил, щурясь:

— Вы видите кого-то?

Он еще и близорук? Андрей выглянул из-за обрушенной стены. У узорчатой ограды прогуливались двое молохов в дымчато-серой одежде. Скорее для проформы. Они выглядели довольно расслаблено и перекидывались шуточками на немецком, приближаясь к воротам каждый со своей стороны.

Взяв трость под мышку, Иеремия заковылял к ним. Без трости он двигался быстро, но неуклюже, чуть согнувшись и переваливаясь с больной ноги на здоровую. В то же время в его движениях было что-то хищное и неприятное. Андрей ощутил, как нечто в нем неуловимо переменилось. Это чувство опасности разливалось в воздухе все сильнее, и он теперь, насторожившись, наблюдал за каждым движением хромого.

В десяти шагах от ворот Иеремия замедлил шаг, подняв обе руки вверх. Молохи Ордена напряженно замерли. Андрей не видел его лица, но готов был поклясться, что он спокойно и доброжелательно улыбается.

Он остановился. Бледные руки резко взмыли вверх, будто у дирижера. Трость только усиливала это впечатление. Подчиняясь этому движению, оба солдата взлетели в воздух, как две тряпичные куклы.

Иеремия сжал кулаки и взмахнул ими.

Не издав ни звука, солдаты взорвались, разлетелись темными брызгами, будто шары, наполненные водой и чернилами. Ограду, пожухлый газон, гравиевую дорожку расчертили кровавые тонкие полосы. В бледном свете луны на земле сверкало что-то еще. Андрей вышел из укрытия и осмотрелся. Сверкали мелкие осколки льда — не больше ногтя. Они уже начинали таять. Лохмотья, оставшиеся от одежды, висели на ограде, на газоне валялись ботинок и обломки костей.

Иеремия облизал губы, испачканные чужой кровью. Облизнув и пальцы, он толкнул незапертую ограду. Впрочем, даже будучи запертой, она бы мало кого сдержала.

— Впечатляет, — сказал Андрей кратко. Хвалить Иеремию, и без того наслаждавшегося собой, ему не хотелось. Но следовало признать: только что он увидел нечто такое, подобного чему не видел прежде за свои семьсот лет. Нечто опасное, неудержимое и невероятно… изящное.

Однако Иеремия, похоже, собирался превратить всю эту битву в одно грандиозное представление. Обернувшись, он шевельнул пальцами, будто собирал невидимую горсть.

Темные пятна впитавшейся в землю крови зашевелились и собрались в воздухе облаками мошкары.

— Что на этот раз? — хмыкнул Андрей, принюхиваясь. Запах крови взбудоражил его еще у ворот, болезненно пульсировали виски и кончики пальцев, грубели и толчками росли ногти.

— Молот-сокрушитель.

Облака приобрели форму огромного, грубого, но вполне материального ледяного молота.

— А вы поклонник скандинавских саг, я погляжу. Руны, Мьёльнир...

Иеремию перекосило. Молот сорвался с места и снес входную дверь, подняв тучу пыли и мелких щепок.

— А вы неплохо в них разбираетесь, — отпарировал он с неожиданным раздражением, которое Андрей встретил с легким смешком.

Ворвавшись внутрь, они бросились вдоль стен. Быстрыми ударами Андрей снес головы двоим. Ему не нужно было оружие. Черепа лопались, как переспелые арбузы. Еще один молох бросился на него сзади и тут же упал с раскроенными когтями лицом и грудью. Андрей добил его, раздавив ногой голову.

Краем глаза он видел, как вокруг Иеремии крошились тела и слетали с плеч головы. Вихрь тонких кровавых лезвий окружал хромого убийцу, никого к нему не подпуская.

Замешательство солдат Ордена не длилось долго. Началась пальба из пистолетов и ружей. Андрей успел увернуться от нескольких выстрелов, но две пули вспороли плечо и бок. Неприятно, но главное, что не в голову. Спрятавшись за колонной, он выглянул, осматривая зал.

Хромой, казалось, не замечал пальбы — лезвия защищали его от пуль — но двигался слишком медленно. Двое неуверенно пытались взять его в кольцо. Андрей высматривал тех, кого описал Бобби: химеру, звероподобного молоха, толстяка и блондинку — но среди защищавших штаб их пока не было. С верхних галерей палило из пистолетов не меньше четырех молохов, под лестницей держались еще двое или трое.

Еще раз выглянув из-за колонны, Андрей увидел на пустой минуту назад лестнице еще одного молоха. Толстяка в простом черном пальто и котелке. Он казался обманчиво спокойным, стоял, заложив руки за спину, казалось, не замечая творившегося вокруг хаоса. Затем, будто спохватившись, он достал из рукава большой синий платок и покрутил им в воздухе, как цирковой фокусник в начале номера. Андрей неожиданно вспомнил, как хромой размазывал по лицу руны. " Ритуалы иногда имеют огромное значение…"