— Мальчик, — сипит Андрей. С его губ снова течет кровь.

Что-то внутри нее рвется, она испытывает удовлетворение, осознав, что не сбыться ни одному из ее кошмаров. Она жива, а монгол и его отродье мертвы. Но что-то иное внутри нее с затаенным сожалением прощается с черноволосым мальчиком, которого она учит ходить по молодой весенней поросли.

***

Машина заглохла.

Мария выдохнула и облокотилась на руль. В кабине отчетливо пахло дешевым табаком. Не выдержав, она пошарила под сиденьями и нашла початую пачку папирос. Дрянь, конечно, но Николай знал и похуже.

Прохладный воздух высасывал табачный дым через полуоткрытую дверь. Мария какое-то время наблюдала за его движением, а после тоже выбралась наружу. Ночь поприветствовала ее запахом сырой земли, листьев, вороньего помета и топлива, которым несло от машины за версту. Помимо этого — еще и душком молохов и дешевым одеколоном. Но это-то ладно… Отчего же так разило топливом? Докурив и выбросив подальше папироску, Мария заправила волосы за уши и опустилась на колени, заглядывая под днище.

Так и есть. Когда она вытолкнула Антония из салона, машина съехала с дороги и проскрежетала днищем по камням. Видимо, тогда поцарапался бак. За время короткой остановки под фургоном успела собраться небольшая лужица горючего.

Скромных познаний Марии в механике было недостаточно, чтобы ее починить. Да и можно ли было это починить?

Мария забрала из кабины карту с пометками Антония и папиросы. Еще у нее был револьвер покойного Хью и несколько патронов к нему. И его же короткий нож. Но этого мало. После уничтожения извергов и абсолютно спокойной жизни в Москве она разленилась и расслабилась, забыв все, что могло бы ей сейчас пригодиться для дальнейшего бегства.

Да что там, она настолько расслабилась, что позволила напасть на себя какому-то чужаку, позволила обездвижить и вывезти черт знает куда. От этой мысли у нее в груди опять поднялась волна глухой злобы. Снова. С ней снова обошлись, как с тюком с вещами, который можно было взять и увезти куда захочется. После обращения она поклялась себе, что никогда не допустит подобного, что она теперь будет иметь достаточно силы, чтобы защитить себя…

Всего лишь слишком расслабилась, всего лишь слишком расстроилась, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг. Ведь это был ее город. Она знала в нем каждый уголок.

Виновник ее расстройства лежал во внутреннем кармане плаща. Мария не раз испытывала желание сжечь и разорвать гадкую книжонку, исписанную таким количеством дряни, что ее просто выворачивало. Она не сделала этого только из-за глупого стыда, что солдаты Ордена найдут обрывки и прочитают… это.

Только из-за этих гнусных откровений Наташи она оказалась здесь, едва избежав гибели. Если только Антоний не солгал, конечно. С нее не убыло оставить его в живых, а вот жить самой, зная, что своими руками убила того, кому, вероятно, обязана жизнью — она бы не смогла.

Еще больше разозлившись от нахлынувшего смятения, она продолжила поспешно обыскивать фургон. Она всего лишь оказалась под открытым небом за несколько часов до рассвета, когда ее поджидала возможная погоня. Самое подходящее время предаваться эмоциям.

В фургоне нашлась еще и сумка с мужскими вещами. Судя по запаху псины, это были вещи Антония. Мария, не мешкая, стянула с себя женское пальто, юбку с блузкой и сапожки. Она знала, что Николай привлечет куда меньше внимания, чем Мария. Из сумки вполне сгодилась рубаха и штаны. Вторую рубаху она разорвала на полосы, которыми быстрыми и привычными движениями стянула грудь. Остатками полос она второпях замотала слишком маленькие и женские руки. Жаль, что не нашлось ботинок по размеру — Антоний вообще не носил обувь. Мария потопталась ногами в луже — к грязным ногам будут присматриваться меньше. Этой же грязью вымазала лицо, волосы и руки. Привычные действия. Она никогда не тратила на них больше десяти минут.

Из бокового зеркальца на нее смотрел мальчик-бродяжка. Николай. Старая кожа, которую она давно сбросила. Матвей оказался прав, когда сказал, что однажды Николай ей станет совсем не нужен, однажды, когда она вновь станет цельной. Он остался для нее невидимым собеседником, некой привычкой, игрой, но не более.

Она заткнула за пояс нож и револьвер и натянула сверху серый плащ Антония. Свои вещи она небрежно вываляла в луже горючего, бросила в кабину машины и подожгла. Книжонку, в которой Наташа описывала свои интимные переживания от связи с Андреем, Мария, секунду поколебавшись, все же спрятала за пазуху. Туда же спрятала и найденную на дне сумки пачку немецких марок. В оккупированной братскими войсками немцев и советов Польше марки могли сгодиться не хуже местных денег.

Оставалось несколько часов до рассвета, и за это время ей (и Николаю) предстояло найти убежище подальше отсюда. Судя по карте, городок Демблин должен был подойти.

Выдохнув, Мария сделала несколько широких шагов и перешла на бег. Бегала она медленно, почти с человеческой скоростью, но выносливостью она обходила и Винцентия, и Андрея. Главное было взять нужный темп и не дышать. Бесполезное дыхание по-человечески сбивало с ритма, вызывало иллюзию усталости.

Босые ноги бесшумно касались земли. Шелестели лишь деревья, да мысли в незанятой иным делом голове.

Снова и снова она вспоминала Николая, которого спустя много лет снова увидела в зеркале. Николая, свое нерожденное дитя. Андрей превратно толковал смысл его существования. Единственным, кому она раскрыла правду о Николае, был Матвей. Тогда еще, когда не воспринимала всерьез паренька, который без конца преследовал ее. Думала излить хоть кому-то душу впервые за столько веков. Не Андрею, не Винцентию, не Торкелю, какому-то жалкому человечку, который огорошил тем, насколько глубоко он ее понял:

— Почему вы не хотите жить собой? — спросил он, выслушав ее историю.

Но Мария не только жила Николаем. Она пыталась похоронить внутри него все то, что в себе из-за него возненавидела. Это падшее женское естество, из-за которого ее тянуло к насильнику и убийце ее народа. Женщина, Мария пала и не должна была жить, но Николай мог начать жить с чистого листа. В новой жизни.

Глаза защипало не то от ветра, не то от подступивших слез. Погода портилась, ветер становился сильнее. Разошедшиеся тучи снова заволакивали небо. Если она не поспешит, то окажется в самом центре непогоды. С другой стороны, густые тучи давали ей чуть больше времени на поиск убежища.

Мысли и картины прошлого настолько поглотили ее, что она пропустила как указатель на Демблин, так и несколько редких огоньков на горизонте. Город был близко, но она была поглощена давно забытыми чувствами.

Мария, которую она считала своей худшей частью, которую так и не удалось выжечь полностью, время от времени напоминала о себе тоской о неродившихся детях, о собственной стерильности и неспособности даже сотворить дитя собственной кровью, как это легко делал Андрей. Анастасия была первой и последней попыткой. До сих пор Мария помнила искаженное болью и ужасом лицо, когда отрава в преобразившей ее крови обратилась против нее. Больше она никого не пыталась обратить, забрав, точно проклятье, свое бесплодие и в новую жизнь.

Еще Мария напоминала о себе тоской и плачем по родному Киеву, в который не могла вернуться. Причина, по которой она до сих пор там не побывала, проста и обыденна — она боялась. Марии, слабому, никчемному и ущербному созданию лучше было бы исчезнуть вовсе, предаться забвению, которое стало бы спасением от ее тоски по дому, по мужской силе и по нерожденным детям. Но Матвею она пообещала, что отправит Николая в забвение и вернет Марию. Что она и сделала, оставив на память лишь разговоры со своей более отважной и достойной жизни ипостасью.

— Николай — это тоже Мария, — подытожил тогда Матвей. — То, что по плечу Николаю, по плечу и Марии. Он не нужен ей, чтобы она чувствовала себя сильной.