Неожиданный звук заставил ее встрепенуться. Она сразу узнала его — плеск воды под копытами лошади. Ктото ехал по реке. Здесь вода была неглубокой, всего лишь шумная серебряная струйка с каменистым дном и мечущимися водоворотами, отбрасывающими на деревья солнечные блики. Валентина присела, сжалась в комок за какимто кустом. Кожа у нее на щеках натянулась так, будто за последние несколько часов какимто образом успела усохнуть.

— Лев! Попков!

Широкоплечий и мускулистый молодой мужчина верхом на крупном некрасивом коне с широкой грудью и толстыми ногами обернулся на ее крик.

— Валентина Николаевна! — Здоровяк вел в поводу Дашу, ее лошадь.

Выражение, которое появилось на его лице, обрамленном густыми черными кудрями, удивило ее. Это было безмерное изумление. Неужели она так плохо выглядит? Обычно из Льва Попкова слова не вытянешь, сам он редко чтото говорил, но еще реже на лице его отражались какието чувства. Сын казака, служившего старшим конюхом у ее отца, он был на четыре года старше ее и предпочитал проводить время с четвероногими друзьями. Он выпрыгнул из седла, пошел к ней, разбрызгивая сапогами воду. Нависнув над Валентиной, он взял ее за руку. Ее удивило, что он прикоснулся к ней (всего лишь слуга!), но она была слишком благодарна за то, что он привел ее лошадь, и не стала задумываться об этом.

— Я слышал выстрелы, — буркнул он.

— В лесу какието люди с винтовками, — задыхаясь, затараторила она. — Скорее! Мы должны предупредить отца.

Он не стал расспрашивать. Попков был не из тех, кто задает вопросы. Обведя взглядом лес и удостоверившись, что рядом никого, он поднял девушку и усадил на лошадь.

— Как ты тут оказался? — спросила Валентина, когда он отвязывал поводья Даши от своего седла.

Попков пожал богатырскими плечами, его мышцы натянули грязную кожаную рубаху.

— Катерина Николаевна искала вас. Я увидел, что вашей лошади в конюшне нет, — он любовно погладил животное по крупу, — поэтому и поехал вас искать. Потом нашел ее на привязи. — Передавая Валентине поводья, он внимательно посмотрел на нее своими черными, как уголь, глазами. — Вы удержитесь в седле?

— Конечно.

— Вы плохо выглядите.

Она прикоснулась к щеке, почувствовала кровь и увидела алые пятна на пальцах.

— Ничего, я удержусь.

— Поезжайте медленно, у вас ноги изранены.

Она сжала поводья и рывком развернула Дашу.

— Спасибо, Лев.

Коротким движением она вонзила стремена в бока лошади и пустила животное легким галопом. Они поскакали по реке, вздымая яркие, точно радуга, фонтаны.

Через лес ехали быстро, впереди она, за ней — Лев Попков на своем крепком широкогрудом скакуне. На пути им попалось поваленное дерево, но Валентина не стала тратить время на объезд. Она услышала за спиной недовольный протестующий возглас, но не остановилась, а повела Дашу прямо вперед и заставила взять барьер. Животное легко перемахнуло через преграду и подалось в сторону, обходя торчавшие из черной земли корни, грозящие бедой неосторожному всаднику.

Лес закончился неожиданно. Они увидели чуть внизу перед собой открытое спокойное, залитое солнцем пространство, лениво раскинувшееся под небом лоскутным одеялом, сшитым из золота и зелени полей, садов и пастбищ. В этот миг Валентина испытала неимоверное облегчение, ей захотелось закричать от радости. Ничего не изменилось. Все выглядело умиротворенно, как прежде. Она натянула поводья, чтобы дать Даше возможность отдохнуть. Валентина вырвалась из лесного кошмара обратно в настоящий мир, в мир, где в воздухе пахло спелыми яблоками, где до их усадьбы, расположенной в самом центре имения, было какихто полмили. Семейный дом Ивановых казался погруженным в дремоту и напоминал толстого сытого рыжего кота, развалившегося у печки. Чтото внутри Валентины затрепетало, отчего дыхание ее сделалось глубже, и она отпустила поводья, собираясь продолжить путь.

— Это был опасный прыжок. Не стоило вам.

Она посмотрела направо. Молодой казак и его лошадь чернели на фоне солнца, неподвижные и мощные, как скала.

— Так быстрее, — ответила она.

— Вы и так уже ранены.

— Но я справилась.

Он покачал головой.

— Вас когданибудь пороли? — вдруг спросил он.

— Что?

— Прыжок был сложным. Упади вы с лошади, ваш отец приказал бы выпороть меня кнутом.

Валентина остолбенела и уставилась на него.

Сыромятную плеть с металлическими шипами вообщето было запрещено использовать в качестве орудия наказания, но многие все же пренебрегали запретом ради поддержания дисциплины. На стене в кабинете отца висела одна такая штука, свернутая кольцом, словно змея. Какоето время Попков и Валентина смотрели друг на друга, и девушке вдруг показалось, что солнечный свет разом угас. Каково это, жить в ежедневном страхе порки кнутом? Лицо Льва было замкнутое и мрачное, да еще прорезанное морщинами, несмотря на юный возраст, как будто в жизни его не было повода для улыбок. Она смутилась и в замешательстве отвела глаза.

— Извини, — сказала Валентина, но он лишь пробурчал в ответ чтото невразумительное.

Она погладила пушистые уши Даши и щелкнула языком, отправляя ее галопом вниз по травянистому склону. Воздух наполнил легкие, растрепал длинные пряди волос. Одно стремя чуть не слетело с ее босой ноги, но она наклонилась и прижалась к шее Даши, заставляя лошадь скакать еще быстрее.

Грохот взрыва разорвал тишину, когда они были на середине холма. Край дома содрогнулся и как будто подпрыгнул на месте, после чего скрылся в клубах серого дыма. Валентина закричала.

Нет! Слово это эхом снова и снова звучало в голове Валентины, пока не вытеснило остальные слова. Нет! Для таких слов, как «кровь» и «боль», места в ее мыслях не осталось. Не осталось места для смерти.

Резко остановив лошадь на гравийной площадке перед домом, Валентина выпрыгнула из седла. Шум. Мечущиеся обезумевшие слуги. Плач. Крики. Полные ужаса, растерянные лица. Вокруг витал зловонный дым, земля была усеяна осколками стекла. Мимо, вращая от страха глазами, пронеслись вырвавшиеся из конюшни лошади. До сознания Валентины стало доходить повторяющееся со всех сторон слово «бомба».

— Папа! — закричала она.

Кабинет отца. Он находился в той части усадьбы, откуда валил дым, жадно окутывая все здание. Обычно отец каждое утро, просмотрев газеты после завтрака, сразу уходил в кабинет писать письма, изучать бесконечные доклады, служебные записки и сообщения. Сердце Валентины готово было выскочить из груди. Она бросилась в разрушенное крыло усадьбы, но не успела сделать и двух шагов, как ее рывком заставили остановиться. Пальцы, крепкие и цепкие, как якорь, сжались у нее на запястье.

— Лев! — закричала она. — Отпусти!

— Нет.

— Я должна найти папу и…

— Нет, это опасно.

Грязные ногти казака глубоко впились в ее белую кожу. Другой рукой он держал поводья обеих лошадей. Даша бешено плясала на месте, раздувая ноздри, но широкогрудая стояла неподвижно, неотрывно глядя карим глазом на Попкова.

Валентина попыталась вырваться, потом властным жестом расправила плечи.

— Я приказываю отпустить меня.

Он с высоты своего роста смерил ее взглядом.

— Или что? Прикажете выпороть?

В этот миг Валентина заметила спину отца, она узнала его шинель, мелькнувшую среди густой тучи пыли, оседающей на обломки.

— Папа! — снова закричала она.

Но, прежде чем она успела вырваться из рук Попкова, в дыму показался черный силуэт. Человек, задыхаясь, кашлял, и на руках он нес нечто… Безжизненное тело. Черный человек как будто прикрывал свою ношу плечами и головой. Свисали покрытые копотью ноги… Человек чтото прокричал, но почемуто уши Валентины перестали воспринимать звуки, она не смогла разобрать ни слова. Черный человек подошел ближе, и тут она вдруг поняла, что это и есть отец, весь покрытый пылью: и кожа, и бакенбарды, и одежда.

— Папа! — вскрикнула она.