Со своего места под березами Валентине и казаку все было прекрасно видно. Парочка лежала рядом, завернувшись по самые уши в шерстяное одеяло. Поляна раскинулась шагах в сорока, расчерченная длинными тенями, которые в последних лучах заходящего солнца отбрасывали стволы деревьев. Туман к ночи стал сгущаться. Минул час, потом второй. Попков застыл совершенно неподвижно, Валентина даже решила, что он заснул. У нее затекли руки, но она не шевелилась, даже когда услышала отдаленное шуршание колес на лесной дороге.

— Это они, — прошептала она.

— Я слышу.

У основания ее горла забилась жилка.

— Не убивай его, Лев.

Она и раньше говорила это, на что казак лишь пожимал плечами, а сейчас он и вовсе не обратил на нее внимания. Он развернул обмотанное наволочкой ружье и приладил его прикладом к плечу. Валентина уже и не рада была, что решила воспользоваться помощью Льва.

На поляну выехала черная карета, буквально через минуту показалась и вторая. Из первой выпрыгнули четверо мужчин. Все они были в красных гусарских мундирах и просто излучали энергию, но Чернова Валентина сразу узнала по его выпяченной груди. Из второй кареты вышли трое. Двое из них были в плотных пальто, третий — в черном плаще. Они наскоро чтото обсудили между собой, после чего тот, что был в плаще, направился к людям в красном. В этом человеке Валентина, к своему ужасу, узнала доктора Федорина. Вид этого человека, этого медика, вдруг заставил ее осознать весь ужас того, что должно было произойти здесь с минуты на минуту, и сердце ее сжалось.

Попков ткнул Валентину локтем в ребра — она тихонько охнула, увидев Йенса. Он спокойно стоял у кареты, и его шею, точно клинок сабли, перерезал тонкий луч солнца. Даже с такого расстояния девушка могла различить его размеренное дыхание, поднимавшееся белыми клубами в сумрачный воздух. Ей захотелось закричать, умолять его отказаться от самоубийственной затеи, которая на самом деле не имеет ничего общего ни с честью, ни с репутацией. Но она не сделала этого, потому что понимала: уже слишком поздно. Внутренний голос подсказывал ей, что Йенс хочет убить Чернова, понастоящему хочет его смерти, и именно по этой причине он здесь. Валентина прикоснулась к руке Попкова, лежащей на ружье.

— Гусара нужно только ранить, — напомнила она.

Большим пальцем Лев погладил гравированную металлическую пластинку на ружье, нежно, как ухо лошади.

— Какую часть тела ему прострелить? — зашептал он. — Ляжку? Вон они у него какие мускулистые. — Казак тихо засмеялся. — Из ляжки много крови вытекает.

— Нет. Правое плечо, чтобы он не смог держать оружие.

Попков кивнул косматой головой.

Валентина не могла поверить, что говорит такое. В кого она превратилась? Ее утешало лишь то, что доктор Федорин был здесь. Все, кто находился на поляне, обступили кругом одного из гусаров, который держал в руках коробку из полированного красного дерева. Она увидела, как Йенс протянул к ней руку, выбирая пистолет.

Как только двое мужчин с пистолетами в руках встали посреди поляны спиной друг к другу, чтобы занять позиции, солнце неожиданно опустилось за деревья. Йенс был выше противника, но Чернов вел себя так, словно считал происходящее какойто детской забавой. Валентина даже сквозь клубы тумана видела, насколько уверенно он держался.

Движения обоих мужчин были медленны и точны. Тридцать шагов. Валентина шепотом пересчитала их и почувствовала, как напряглось плечо Попкова. «Сейчас, — думала она. — Сейчас, сейчас. Пока они не повернулись друг к другу. Пока Йенс жив».

Выстрел прогремел неожиданно. Но он раздался не рядом с ней. Попков не успел выстрелить. Чернов как подкошенный рухнул на землю. И почти в тот же миг прозвучал второй ружейный выстрел. Йенс упал.

Мир Валентины рухнул. Двое мужчин лежали посреди поляны на сырой земле, и рядом с каждым из них по замерзшей траве растекались алые пятна. С противоположной стороны из леса, точно ангелы смерти, появились десять черных фигур. Все они держали в руках винтовки, и оружие было нацелено на секундантов.

— Йенс! — хотела закричать Валентина, но задохнулась.

Она сбросила с себя одеяло и попыталась вскочить, но Попков, перекатившись с живота на бок, успел схватить ее за воротник и с силой прижал к дереву. Небо пошло кругом перед глазами Валентины, она сползла на землю и простонала:

— Йенс.

Ей было видно неподвижное тело, вытекающая из него кровь, а вместе с ней и жизнь, которую она дала себе слово спасти любой ценой.

— Не шевелитесь, — выругавшись вполголоса, приказал Попков.

— Я должна идти к нему. Ему нужна…

— Кто это? — Казак мотнул головой в сторону темных фигур.

— Убийцы, — ответила она. — Если он умер, я… — Если Йенс был мертв, ее сердце умерло вместе с ним. Вены, кости, мышцы ее продолжали жить и функционировать, но теперь это потеряло смысл, перестало иметь цель. — Йенс, не оставляй меня, — прошептала она, как будто ее мольба могла вернуть его.

— Это не случайная встреча. — Попков нацелил ружье на одного из неизвестных.

— Смотри, Лев. Смотри на вон того. — Валентина указала дрожащей рукой. — На того, который впереди.

Темная фигура в начале шеренги стрелков… Человек отвернулся от группы гусар и взглянул на два лежащих на земле тела. Неизвестный осторожным шагом направился к Йенсу. Шапка его была низко надвинута на лоб, но вдруг белесые клубы тумана расступились, и случайный луч света упал ему прямо на лицо. Валентина узнала мужчину сразу.

Виктор Аркин. Человек, который служил шофером у ее отца. Закричав от отчаяния и злости, Валентина вскочила на ноги и побежала к поляне.

— Йенс, не шевелись.

Валентина упала рядом с ним коленями в снег и прижала ладонь к его груди, чтобы остановить кровотечение. Только бы он был жив. Только бы он был жив. Она сорвала с себя шарф, сунула ему под пиджак и приложила к окровавленной дыре на рубашке. Белая рубашка теперь стала алой. Валентина стиснула зубы, обращаясь к нему в мыслях, не отпуская его.

— Йенс, — выдавила она. — Йенс, останься со мной. — Она приподняла его голову, прижала к себе и стала укачивать. Шапка Йенса во время падения отлетела в сторону, и буйные рыжие волосы его разметались. Они выглядели так, словно жили своей собственной отдельной жизнью. — Йенс, пожалуйста, не умирай. — Ее дыхание опустилось белым саваном на его лицо, проникло в приоткрытый рот и в ноздри.

Он не шевелился. Валентина сильнее прижала ладонь к его груди, надеясь почувствовать биение его сердца.

— Йенс, черт тебя побери, не смей оставлять меня одну. — Она не сводила глаз с его лица. Неожиданно его губы и густые ресницы дрогнули. Движение это было мгновенным, почти неразличимым, и все же она заметила его. — Доктор! Доктор Федорин! Сюда, скорее!

За спиной стоял шум, звучали какието голоса, но едва ли она расслышала эти звуки. Все ее внимание было устремлено на Йенса. Лежал он совершенно неподвижно, но гдето в глубине отяжелевшего холодного тела еще теплилась жизнь. Валентина наклонилась и поцеловала по очереди его закрытые веки.

— Йенс, я слышу тебя. — Она прикоснулась теплыми губами к его холодным устам. — Я люблю тебя. Если ты умрешь, ты заберешь с собой и мою жизнь. Вернись ко мне, Йенс.

И тут она не увидела, а скорее почувствовала, как чтото переменилось. На ладони, которая поддерживала его голову, вдруг возникло ощущение тепла, призрачная тень жизни. Но в следующий миг ощущение это исчезло.

— Йенс, — строго произнесла девушка, — открой глаза. Немедленно.

Ничего.

— Ради меня. Сделай это, Йенс.

Тоненькая щелочка. Не шире волоска. Зеленая искорка изпод приоткрывшегося века. Но этого было достаточно.

— Доктор Федорин! — снова отчаянно закричала Валентина. Она прижалась лбом к щеке Йенса, как будто физическое прикосновение могло удержать его рядом с ней. — Спасибо, — прошептала она. — Спасибо.

Она почувствовала под шарфом движение — его ребра поднялись и опустились — и стала шептать ему тихие слова о том, что для нее значила его жизнь и что сделала бы с ней его смерть.