Ночь стояла теплая, и Максим несколько часов не уходил с палубы, размышлял, строил планы на будущее.

Когда же он вернулся в каюту, Анастасия спала крепким сном.

Он испытал облегчение, поскольку его отнюдь не прельщала вероятность еще одной ссоры с ней. Он на цыпочках прошел в ванную и, раздеваясь, уверял себя в том, что завтра, после здорового ночного отдыха, жена обретет свой нормальный образ.

А за завтраком он расскажет ей о предстоящем плавании на греческие острова. Он знал, что это очень ее обрадует, он и сам ждал этого события.

– Папа! Папа! Просыпайся! Просыпайся! – кричала Аликс, колотя его кулачком по руке.

Максим испуганно дернулся, сел в постели и уставился на дочку, стоявшую вместе с братцем возле кровати.

– В чем дело? – спросил он, сразу заметив их возбуждение. – Что случилось?

– Мама улетает. В аэропорт, в Ниццу, – объявил Майкл, показывая на иллюминатор. – Она летит на вертолете, папа.

Пока Майкл говорил, Максим услышал рев вертолета, на миг зависшего над яхтой. Откинув простыни, он вскочил и бросился к иллюминатору. К своему глубокому сожалению, он увидел в синем солнечном утреннем небе уходящий ввысь и вдаль вертолет.

– Она возвращается в Лондон, папа, – сообщила Аликс, подбегая к Максиму и беря его за руку. – Она плакала утром. – Неуверенно, давясь словами, Аликс продолжала: – Папа, вы не собираетесь разводиться? Мы с Майклом не хотим, чтобы вы с мамой разводились!

Максим остолбенел.

– Ну конечно нет! – воскликнул он. – Мы не собираемся разводиться! Что за глупости, дорогая. – Он наклонился к ней, потрепал по плечу, затем помахал Майклу.

Двенадцатилетний сын бросился к нему в объятия. Все трое застыли, держась друг за друга. Он обожал своих детей, и его мучило, что они были расстроены и взволнованы поступком Анастасии, ее внезапным драматическим отъездом.

Наконец он выпрямился, выпустил детей из своих объятий и сказал:

– Все будет хорошо. Я не хочу, чтобы вы о чем-нибудь тревожились. Вам обоим понятно?

– Да, – сказала Аликс. – Но почему мамочка улетела?

– Честное слово, не знаю, – ответил Максим, не покривив душой. – А теперь улепетывайте оба, дайте мне принять душ, побриться и одеться.

– А что ты собираешься делать, папа?

– Собираюсь вернуть мамочку назад. Я ее очень люблю. Вот поэтому я должен это сделать.

– Ради Бога, пусти меня за руль, Граф! – воскликнул Корешок. – Ты и «роллс» Марго угробишь, и нас, если будешь так гнать. Сбавь скорость!

Максим ослабил давление на акселератор и снизил скорость:

– Ты прав, Корешок, я и сам не знаю, отчего так жму. Пока мы доберемся до аэропорта, самолет, на который у Анастасии заказан билет, все равно будет уже в воздухе. Если Марго не успеет заказать место и для меня, я буду вынужден дожидаться следующего коммерческого рейса.

– Я уверен, Марго сумеет перехватить какой-нибудь частный самолет к тому времени, когда мы будем в аэропорту, даже несмотря на воскресенье, – убежденно сказал Корешок. – Но в любом случае, когда ты доберешься до Лондона, Анастасия уже успокоится и придет в себя, помяни мое слово. Ты же знаешь, что такое женщины. Норовисты, как породистые скакуны.

– Думаю, у нее это не по сходству, а свое, – пробормотал Максим. – Одному Богу известно, чем это вызвано. Я до сих пор не представляю, из-за чего произошел скандал. Прямо теряюсь в догадках.

– Она здорово перетрудилась, чтобы доделать яхту к твоему дню рождения в июне, и все равно не успела, хоть и вкалывала почем зря. Быть может, спешка и стресс доконали ее, – предположил Корешок. – Скорее всего, она выдохлась, я так думаю.

– Я и сам так думал. – Максим крепче сжал руль. – Стасси обвинила меня в связи с Камиллой Голленд. На первом месте это…

Помолчали, потом Корешок сказал:

– Но ведь этого не было или было?

– Полно тебе, Корешок, не будь таким непроходимым дурнем! Факт, что ничего не было. Тебе следовало бы это знать лучше, чем кому-либо еще.

– Зато я знаю другое! У Камиллы не первый год на тебя глаз горит. Короче говоря, она готова лечь под тебя, и мужья ей не помеха.

Максим взглянул на него и недоверчиво фыркнул.

– И кто бы мог подумать!

– Помяни мое слово, только моргни ей, и она твоя.

– Чепуха все это. Кроме того, Камилла меня не интересует и никогда не интересовала.

Некоторое время Корешок сидел спокойно.

– А ты не думаешь, что до Анастасии дошла сплетня насчет тебя?

– Сплетня? Черт побери, какая еще сплетня?

– Я так думаю, слухи о тебе и других женщинах.

– О каких еще женщинах?

– О тех, с которыми ты крутил романы.

– За всю мою супружескую жизнь я пару раз с кем-то переспал, – бросил Максим. – Вряд ли это означает «крутить романы», как ты выразился.

– Салли Баттерсон задержалась дольше, чем на одну ночь, Граф. Я запомнил ее очень хорошо, поскольку был тогда в Нью-Йорке вместе с тобой.

– Это продолжалось три долгих недели! Это была удлиненная одноразовая ночь, только и всего. Все это было пустое дело. И ты, Корешок, мой дружище, единственный человек, об этом знающий.

– Кроме дамы-участницы.

Максим бросил на него уничтожающий взгляд, но промолчал.

– Салли-то знала, – не унимался Корешок.

– Очень сомневаюсь, чтобы она кому-нибудь рассказала.

– Откуда тебе знать? Есть женщины, которые любят похвастать, и, давай признаем, ты стоишь того, чтобы тобой похвастаться.

– Да поверь же ты мне, Салли никому ни слова не сказала о нашем коротеньком развлечении, чем все это и было. Она в то время уже была обручена, хоть я и узнал об этом лишь несколько месяцев спустя, когда получил приглашение на свадьбу.

Корешок цинично рассмеялся:

– Все же женщины иногда бывают весьма хладнокровными тварями, ты не находишь?

Максим сосредоточился на дорожной обстановке впереди и притормозил, поскольку они подошли к повороту на шоссе, идущему вдоль моря. Там, впереди, начинался прямой участок, и он вновь погнал тещин «роллс», стараясь все-таки вовремя поспеть в аэропорт.

– Нет, все же Анастасия не могла слышать обо мне никаких сплетен по той простой причине, что для них нет оснований, – чуть погодя заметил Максим. – Я в течение очень долгого времени вел абсолютно праведную жизнь. И вообще, если вдуматься, я всегда вел праведную жизнь. – Он невесело посмеялся: – Я понимаю, есть люди, которые желают выставить меня этаким плейбоем вроде Порфирио Рубирозы или Али Хана, но нет ничего, что было бы дальше от истины, чем эти обвинения.

– Господи, упокой их души, – тихо проговорил Корешок. – Они оба умерли молодыми, но зато какую жизнь каждый из них прожил! – вздохнув, он продолжил после паузы: – Я знаю, что ты не бабник, и тебе незачем пудрить мне мозги твоей верностью Анастасии. Я тому свидетель, и ты не кто иной, как примерный муж и отец. Дьявол меня дернул когда-то попросить тебя разобраться с капиталовложениями Камиллы. – Корешок нахмурился: – Кстати, что заставило Анастасию вцепиться в бедную невинную старушку Камиллу?

– Очевидно, она засекла меня, когда я с Камиллой входил в «Ритц» минувшей весной. У нас была там встреча за ленчем с ее бухгалтером. Также подозреваю одну доброжелательницу, рассказавшую Стасси, что видела нас с Камиллой в ресторане в Нью-Йорке. – Максим покачал головой, скорчил гримасу. – Кто бы ни был тот бдительный страж, он забыл упомянуть, что с нами ужинал и муж Камиллы.

– Это показывает, каким тебе надо быть осторожным. Слава Богу, я холостяк. И навсегда им останусь. Мне по душе роль вечного жениха.

Максим рассмеялся:

– Если уж кто и плейбой, так это ты! Мне никогда не понять, почему им охота вешать этот ярлык на меня.

– У тебя вид более подходящий, чем у меня, – заметил Корешок с усмешкой. – Лихой, очаровательный, блистательный и т. д. и т. п… Большинство воспринимает меня пустозвоном, зная, что я у тебя на побегушках.