Словно магнитом притягивал ее Тиргартен и ближайшие окрестности, где некогда прошла важная часть ее жизни.

После того визита в промозглый, слякотный понедельник она возвращалась сюда несколько раз, место неотвязно влекло ее, будучи знакомым и обремененным мучительными воспоминаниями. Но всякий раз она не обнаруживала ровно ничего, что могло бы ей помочь в розыске Вестхеймов. И уходила в полном отчаянии, с усилившимся чувством тревоги, и давала себе слово больше сюда не возвращаться.

Но вот однажды воскресным днем – это было спустя две недели по ее прибытии в Берлин – Тедди снова направила свои стопы на Тиргартенштрассе. Разница состояла в том, что на сей раз у нее была цель, существенный резон туда отправиться. Элизабет Джеффорд, секретарь миссис Рейнолдс порекомендовала Тедди потолковать с кирпичницами – женщинами, работавшими в группах по расчистке развалин и разбиравшими кирпичи, годные в дело, поскольку Берлин начинали восстанавливать и отстраивать заново.

Накануне вечером Элизабет позвонила и рассказала, что кирпичницы создали свою разветвленную сеть, имеют своих осведомителей и потому являются ценным источником информации обо всем: от ситуации на черном рынке до пропавших без вести жителей. Эти женщины работали преимущественно в тех местах, где раньше были их дома и где по большей части они жили теперь во времянках и землянках. Элизабет подсказала Тедди, что, вполне вероятно, кто-то из них мог оказаться свидетелем чего-либо, или кого-то встречал, или же подхватил слушок, который мог быть полезен в ее поисках Урсулы и Зигмунда.

И вот она вновь приехала сюда. Еще только разок, сказала она себе, входя в вагон метропоезда, который повез ее на станцию Баннхоф Цоо. Теперь она неторопливо шагала по Тиргартенштрассе, то и дело внимательно поглядывая по сторонам.

Очень скоро она убедилась, что сегодня женщины на развалинах не работали. Испытав сильнейшее разочарование, она вдруг поняла, сколь велики были ее надежды после вечернего разговора с Элизабет накануне.

И вот в тот момент, когда Тедди решила отказаться от дальнейших попыток встретить тружениц развалин, она обнаружила сразу трех, стоявших возле ямы на небольшом клочке земли, частично расчищенном от обломков. Они болтали между собой и втроем курили одну сигарету.

Тедди остановилась на некотором расстоянии от них, с интересом понаблюдала несколько секунд. Каждая женщина делала несколько глубоких затяжек и передавала сигарету следующей. Тедди увидела, какое наслаждение доставляло им это мизерное роскошество, и каждая старалась взять свой максимум.

Элизабет предупредила ее, чтобы она отправилась туда не с пустыми руками. Посему в ее сумке была пачка «Лаки страйк» и три шоколадки из особого шкафчика в квартире миссис Рейнолдс – дары, наверняка полученные ею от приятеля, американского майора. Этот уик-энд миссис Рейнолдс проводила с ним в Бонне, и Элизабет посоветовала прихватить с собой сигареты и шоколад, заверив, что миссис Рейнолдс не станет возражать. Тедди была рада, что вняла ее совету, и сейчас имела при себе эти драгоценные лакомства. Взятка в виде сигарет и шоколадки несомненно поможет развязать языки, а без этого средства скорей всего ей не разговорить этих женщин.

Все три замолчали при приближении Тедди и повернулись к ней. Их лица были непроницаемы, взгляды холодны, и ей вспомнилась вызывающая враждебность той единственной женщины, к которой она обратилась на развалинах, спросив, куда подевались деревья в Тиргартене. Она надеялась, что эта троица будет более дружелюбной.

– Извините… вы не поможете мне… – начала Тедди.

Женщины уставились на нее, не реагируя. Она сделала еще одну попытку.

– Bitte… я разыскиваю друзей или хоть какие-нибудь сведения о них… одна чета, которую я знала перед войной. Они жили вон там… – Тедди сделала паузу и указала дальше по Тиргартенштрассе. – В одном из больших домов, в богатом особняке. Господин Зигмунд Вестхейм и фрау Урсула Вестхейм. У них был маленький сынишка, славный такой, Максимилиан.

Ее сверлили три пары немигающих глаз. Ни одно веко не дрогнуло.

Тедди сосредоточила свой натиск на ближайшей к ней женщине.

– А вы случайно не знали Вестхеймов?

– Nein.[11]

– А вы не знали? – обратилась Тедди к женщине, стоявшей в центре трио, затягивавшейся в этот момент сигаретой. Женщина выдохнула дым, покачала головой.

– Nein.

Тедди решила, что спрашивать третью женщину бессмысленно. Эти кирпичницы были явно не теми, кто был намерен помочь ей. Во всяком случае, без хотя бы небольшой подмазки. Она раскрыла сумочку и вынула пачку «Лаки страйк».

– Zigarette?[12] – предложила Тедди всем. Все взяли по одной и сказали – «Danke». Но кроме благодарности – ни слова, и бережно спрятали сигареты в карманы.

– Мне необходимо разыскать этих людей, – снова начала Тедди, теперь более уверенно в надежде на успех. – Если вы знаете хоть что-нибудь или что-нибудь слышали о них, пожалуйста, скажите мне. Пожалуйста. – Она выразительно заглянула в глаза каждой в отдельности, взгляд ее был полон мольбы и серьезности.

Наступило продолжительное молчание, и наконец одна женщина заговорила:

– Этот особняк разбомбили, как все на этой улице, это вы и сами видите. Никто не спасся.

– Кое-кто из тех, что жили на Тиргартенштрассе, все же спаслись, – быстро возразила одна из женщин. – Есть одна кирпичница, что работает на Лютцовуфере. Она многих знала, которые тут до войны жили. Ступайте с ней потолкуйте.

– Пойду! – воскликнула Тедди, лицо у нее посветлело. – Кто она? Как ее зовут? Как мне узнать ее?

– Кто она – не знаю, и звать как – не знаю. Я только слыхала про нее, – ответила наиболее дружелюбная из троих. – Спрашивайте тут, какая-нибудь из кирпичниц покажет вам ее.

– Спасибо вам! Премного вам благодарна! – восклицала Тедди. – Вы оказали мне большую услугу.

Снова окрыленная надеждой Тедди быстрым шагом двинулась вперед и, достигнув моста через Ландверканал, в Лютцовуфер побежала уже почти бегом. Наконец она остановилась, чтобы отдышаться и осмотреться на улице. К ее огорчению и досаде, здесь было еще более пустынно, чем на Тиргартенштрассе. И пугала мертвая тишина.

Поскольку теперь в Берлине уличное движение было очень слабое или его вовсе не было, то человеческие голоса и шаги отчетливо слышались, и потому сегодня казалось странным и очень уж заметным полное отсутствие этих звуков. Также не было сегодня и непрерывного постукивания кирпичниц, очищавших спасаемые ими кирпичи и камни.

Тедди тяжко вздохнула, гадая, куда могли подеваться эти женщины, по утверждению Элизабет, работавшие семь дней в неделю. Коль скоро она была тут, то решила, что могла бы сама обследовать прилегавшую территорию, и двинулась дальше, слегка дрожа и норовя поглубже укутаться в пальто. С Ландверканала дул пронизывающий ветер, и не прошло минуты, как она поняла, почему опустели улицы: ветер взметал в воздух пыль с развалин, тучами носившуюся вокруг. Она оседала на волосах, лице и лезла в рот, и Тедди часто-часто моргала, когда пыль попадала в глаза.

Бессмысленно ходить сейчас, подумала она, это же настоящая песчаная буря. Гораздо разумнее было бы вернуться домой в Шарлоттенбург. Она повернулась и пошла обратно тем же путем по Лютцовуферу к мосту. Теперь она пожалела о предпринятой ею маленькой экскурсии. Вообще все это было пустопорожней тратой времени и сил.

Но тут тишину вдруг нарушил донесшийся из-за развалин ясный детский голосок:

– Дедушка, сюда! Тут еще один!

Тедди остановилась, озираясь по сторонам, чутко вслушиваясь.

Никого не было видно.

Затем послышался приступ удушливого кашля, и в следующий момент хриплый старческий голос произнес:

– Мы набрали добрую груду плиток, Вильгельм. Сегодня мы славно поработали.