Подойдя к громадному, от пола до потолка, зеркалу, установленному специально для нее, она полюбовалась собой, поворачиваясь то одним боком, то другим, придирчиво оглядела фигуру. Она по-прежнему была само совершенство, без единого лишнего грамма жира, что отнюдь не означало, что она представляет собой ходячий скелет, подобно кое-каким знакомым ей нью-йоркским дамам. На большинство из них она не могла смотреть без дрожи, в особенности на тех, что едва дотрагивались до еды или вообще не ели, превращая себя бесконечными голоданиями в бесплотных духов. У нее на костях был вполне приличный слой мякоти, но без жира. Поскольку роста она была довольно высокого, то не впадала в панику, набирая иной раз лишний килограмм. Она медленно повернулась еще раз, довольная тем, что гонявший ее дважды в неделю гимнастический тренер приходил не зря. Она была в хорошей форме. Груди, правда, чуточку тяжеловаты, по ее мнению, но формой хороши и достаточно соблазнительны, чтобы возбудить Максима. До нее дошло, что в прошлом году, когда она слишком похудела, ее костлявость охладила его.

Она взяла лосьон с сиреневой отдушкой – продукция «Импресс Юджиниа» – умастила им тело, опрыскалась духами с ароматом сирени, одним из любимых запахов Максима, и расчесала густые каштановые волосы. Надев шелковый халат, она направилась к себе в спальню.

Сидя за туалетным столиком, она изучала свое отражение в зеркале, размышляя, какой макияж мог бы прийтись ему по вкусу сегодня вечером. Придать ли себе нежный девический облик – на розовом тоне румяна и легкие, пастельных тонов тени на глазах, или же сделать из себя женщину вамп.

Наклонясь вперед, она более пристально вгляделась в себя. У нее были широкое полное лицо, широкий лоб, слегка удлиненный разрез глаз, темные хорошей формы брови и округлый подбородок с ямочкой. Буду сама собой, решила она. Взяла миндальный лосьон для основы и стала наносить его на высокие скулы. Влюбился-то он именно в такую Адриану Маклин. В конце концов, наиболее привлекательной я бываю, когда я «ни под кого», то есть самой собой, со всеми своими тридцатью пятью годами.

56

Максим подсобрался, перед тем как вставить ключ в замок квартиры на Пятой авеню. Сегодня он безумно много работал и был не в настроении. Разумеется, он был не расположен успешно играть роль супруга Адрианы. Но играть эту роль он был обязан.

Должно быть, Адриана слышала, как он вошел, и выбежала из библиотеки навстречу прежде, чем он успел снять пальто.

– Ты пришел, ангел! – воскликнула она, плывя к нему. Ее пурпурно-золотое одеяние облаком клубилось вокруг нее.

– Привет, Адриана, – сказал он мягко, ставя в прихожей портфель на скамеечку в стиле Людовика XV и нехотя улыбаясь.

Она замкнула свои руки у него на шее и запечатлела на его губах горячий поцелуй.

Он слегка поморщился, скинул пальто и повесил его в холле, затем вернулся за портфелем.

– Шампанское заморожено, и на ужин тебя ждет холодная закуска, – слащаво проворковала Адриана, цепляя его под руку и вышагивая с ним в ногу по просторному холлу. – Я подумала: не открыть ли нам бутылку сразу и не выпить ли по бокалу перед ужином? Тебе не хочется, солнышко?

– Не сейчас, Адриана. Мне надо принять душ, переодеться во что-нибудь поудобнее, и тогда, быть может, я выпью глоток. – Говоря это, он продолжал двигаться в направлении своей спальни. – Я скоро выйду к тебе, – спокойно добавил он.

– Я буду в библиотеке, ангелок.

Она смотрела ему вслед, пока он не исчез за дверью, которую он довольно решительно закрыл за собой. Адриана постояла некоторое время, пытаясь угадать, какое у него в данный момент настроение. Слава Богу, сегодня у него, кажется, не столь скверное расположение духа и он меньше раздражен, чем на протяжении последних нескольких недель после возвращения из Европы. Правда, если он был не в хорошем настроении, это совсем не означало, что непременно в плохом. В нейтральном, подумала она. Она улыбнулась, будучи уверена, что сегодня сумеет отлично управлять им. Немножко ласки, внимания, успокаивающих слов, шампанского, черной икры, негромкой музыки, парочка нежных поцелуйчиков, и она быстренько заставит его согласиться на переделку интерьера. На этот счет у нее не было ни малейшего сомнения. Позднее, когда он несколько расслабится, она пустится во все тяжкие, чтобы затащить его в постель.

Максим разделся, прошел в ванную, принял горячий, почти ошпаривающий душ, вытягивая и сгибая руки над головой, вращая плечами, делая круговые движения головой, пытаясь снять напряжение в шее, расшевелить позвонки. Он думал о своем последнем разговоре с Грэм Лонгдон сегодня перед самым уходом. Она согласилась с тем, что им следует прекратить разработку операции, которой они сейчас занимались, хотя Питер Хейлброн был против каких бы то ни было крутых поворотов до поры, до времени. Давайте не будем действовать поспешно, сказал Питер, провожая Максима к лифту. Он пообещал Питеру, что подумает до завтра. После горячего душа ему необходимо полностью расслабиться. Он не был уверен, что достигнет этого с Адрианой, как никогда раздражавшей его в последнее время. Но вопрос об этой сделке он должен решать на абсолютно свежую, отдохнувшую в течение нескольких часов голову. Пожалуй, было бы нелишне немножко выпить, поглазеть недолго на глуповатую телепрограмму и потом на шесть часов забыться в глубоком сне. Быть завтра с утра свежим – непреложное требование для того, чтобы он мог принять окончательное решение по поводу последнего делового предложения. Он был на полпути к нелегкому успеху, подготовив все, чтобы взять под контроль крупную американскую корпорацию «Пальмира-Кеттельсон», но вдруг утратил уверенность в том, что желает продолжения этой акции.

Максим взял мыло – аромат сирени тотчас заполнил отдельное помещение душа. Да, Адриана явно перестаралась, подумал он. Невесело посмеялся, признав, что иной раз она проявляла чрезмерное усердие, притом в разнообразнейших, а то и пугающих формах. Тем не менее она была одной из самых потрясающих женщин, останавливавших его взгляд; невозможно было пройти мимо ее смуглой экзотической красоты.

В Монте-Карло он был сражен на месте, когда впервые увидел ее. Исполненное чувственности, фантастически прекрасное лицо, совершенное тело, длинные отличной формы ноги и ошеломляющая сексуальность, буквально переливавшаяся через край, привели его в небывалое возбуждение. В то лето, полтора года назад, он представлял легкую добычу, потому что впервые после смерти Камиллы был готов поддаться женским чарам. Ему опять захотелось женщину, он готов был в ней раствориться. Именно это он и сделал с Адрианой. Однажды, в пору шестинедельного ухаживания, они на трое суток заперлись в апартаментах «Карлтон-отеля» в Канне и, будучи не в силах оторваться друг от друга, три дня и три ночи предавались сексу.

Он был вынужден признать, что Адриана явилась для него изменой вкусу, настолько она отличалась от прежних женщин, которых он знал, и от его жен. Он всегда питал слабость к рафинированным, нежного облика блондинкам, она же была темноволосая, черноглазая сирена с весьма экзотическими обертонами. Имела она и другие отличия от его былых дам: у нее было очень приземленное чувство юмора, шутки ее звучали почти непристойно, что поначалу казалось ему даже забавным, но теперь претило, и он быстро обнаружил в ней немало отвратительных черт. Она была самоуверенна, упряма донельзя, груба и заносчива. Более того, ее острая деловая хватка, понимание мира бизнеса и финансов больше не очаровывали его, как это было поначалу. Под всей ее экзотической красотой и шиком скрывалось удивительно много мужского.

Мужского, повторил он про себя. До чего же нелепо употреблять это слово в связи с Адрианой, но, увы, справедливо, осознал он с досадой. Не это ли причина того, что у него пропала эрекция. Его яростное вожделение оказалось быстро удовлетворено. Спустя шесть месяцев после парижского бракосочетания их супружество себя исчерпало, во всяком случае с его стороны. Женитьба на ней была его страшной ошибкой. Он должен был знать, что жгучее желание уложить ее в постель, неуемная жажда обладать ею были распалены ее собственной похотью, а оной суждено было прогореть невероятно скоро. Так и случилось.