– Как сказать – парень, – рассмеялась она.

– Я надеюсь, ты еще тут побудешь.

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– В смысле после плавания. Жизнь ведь и после не прекращается, как известно, – заметил он с ухмылочкой.

– Дэвид хочет, чтобы я снималась в картине по сценарию, который он пишет…

– Знаю, – перебил Корешок. – Он излагает это мне ежедневно за ленчем. И скажу тебе, поблажки он себе не дает, вкалывает даже на увеселительной прогулке. Запрется в каюте с утра и пишет, пишет, как проклятый. Но вообще-то я насчет Максима… я имел в виду, что ты собираешься остаться с ним.

– Сама не знаю… Понятия не имею, как все будет.

Корешок внимательно посмотрел на нее:

– Останься с ним, Камилла. Ты нужна ему.

Камилла посмотрела на старого друга. На лице ее появилось и пропало задумчивое выражение. Потом она сказала:

– Если б я знала, какие у него на самом деле чувства ко мне. Максим очень скрытен и в душу к себе не пускает.

– Он без ума от тебя, всякому видно, – заверил ее Корешок. – Вы оба, по-моему, очень подходите друг другу и, наверное, получаете большое удовольствие, бывая вместе. Ты послушай меня, – Корешок наклонился ближе к собеседнице, – если двое, пробыв вместе несколько недель на яхте, все еще могут друг с другом разговаривать, то, значит, у них дело в шляпе, я так понимаю.

– Я заметила, Корешок, ты ни разу не употребил слово любовь.

– Не мелочись, тебе ведь не семнадцать лет и Графу тоже. Вам обоим по сорок семь. И я скажу, вы чертовские везунчики, имея то, чем обладаете вы в этом гнусном мире. Ваша пара имеет уйму такого, чего нет у большинства пар, которые я знаю.

– Максим когда-нибудь говорил с тобой обо мне? Что-нибудь о своих чувствах?

– Нет, – покривил душой Корешок. Чуть погодя откашлялся и сказал якобы со всей искренностью: – Максим очень непростой человек, он никогда не станет откровенничать на такие темы, обсуждать в деталях интимные стороны своей жизни. Он, между прочим, джентльмен, скажу я тебе.

Камилла кивнула:

– Да это я так… Если честно, Корешок, я не хочу оставаться у него в любовницах. Эта роль не по мне, я слишком его люблю.

– Понимаю. И все-таки я считаю, ты могла бы остаться при нем. Если не ради Максима, то по другой причине.

– То есть?

– Ради самой себя, Камилла. Он к тебе тоже очень хорошо относится. Ты выглядишь замечательно, лучше, чем когда-либо за годы нашего знакомства. В тебе не осталось ни капли от пережитого. Ты в самом расцвете, скажу я тебе. Спроси у Дэвида. Скажет то же самое.

– О, стало быть, вы за моей спиной меня обсуждали, да? – воскликнула она, но в голосе прозвучала шутливая нотка.

– И притом с большой любовью.

Камилла улыбнулась, но ничего не сказала. Она сидела абсолютно умиротворенная, глядя через раскрытую дверь на густую синь Средиземного моря и допуская, что Корешок говорит правду. Максимилиан Уэст хорошо к ней относился. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. С той минуты, как нога ее ступила на борт «Прекрасной Мечтательницы», Максим держал себя с ней как нельзя лучше, выказывая всяческое уважение. Помимо галантного обхождения он много веселился с ней, вел бесконечные разговоры о самых разных вещах. Они получали максимальное удовольствие от общения друг с другом. А потом были ночи страстной любви. Его желание не слабело. Казалось даже, что он не в состоянии вдоволь насытиться ею. Ее чувства к нему были такими же.

Постепенно она начала приходить к выводу, что по-настоящему никогда не знала Максимилиана Уэста. Их многолетняя дружба была довольно-таки поверхностной. Он был женатым человеком, ни мало не заинтересованным в ней, и потому свои чувства она от него тщательно скрывала. И в течение трех месяцев их отношений в прошлом году в Нью-Йорке время, проводимое ими вдвоем, тоже было весьма ограниченным. Урывками, по вечерам, раз или два в неделю, или по воскресеньям. Главной причиной нерегулярности их встреч было несовпадение их возможностей во времени. Она играла главную роль в боевике на Бродвее; он стоял во главе деловой империи. Когда он укладывался в постель, она только уходила со сцены, готовая пойти куда-нибудь поужинать и отдохнуть. Все у них шло как-то не в лад в смысле времени.

Зато две недели, что они плавали по Средиземноморью, они были вместе постоянно, почти все время друг у друга на виду, кроме тех моментов, когда Максиму приходилось работать – с утра и вечером перед ужином. Как следствие, она стала лучше понимать его. Раньше она была влюблена в него, теперь всерьез полюбила, увидела многие его человеческие качества: доброту, порядочность, отзывчивость. Он был хороший человек. Она знала, что он мог бывать жестким и даже чуточку жестоким в бизнесе. Тем не менее он был мужчиной с достоинством и честью, и она восхищалась им.

Быть может, Корешок прав, думала Камилла. Может, мне следует остаться с Максимом? Он этого хочет, говорил об этом не раз. Да и что худого в том, чтобы быть его любовницей? Сплетни, подумала она. Не хочу, чтобы мне публично перемывали косточки. Ах, да будь оно все неладно! Какое мне дело до того, что думает обо мне свет? Не могу я жить в угоду свету. Я должна быть честна перед самой собой. Я хочу быть с Максимом…

– Пенни за твою задумчивость, – донесся до нее голос Корешка.

– Могу поделиться. – Камилла вспыхнула очаровательной улыбкой. – Я думала, что может… что могла бы последовать твоему совету и остаться. В конце концов, какое мне дело до того, что подумает обо мне свет.

Это рассуждение на миг сбило Корешка с толку.

– Ты слишком взрослая, чтобы волноваться из-за такой чепухи… Любовь. И притом великая. К тому же Максим на яхте ничем тебя не скомпрометировал. У тебя свой люкс, у него своя каюта…

– Раз уж об этом зашла речь, то мне хотелось бы задать тебе вопрос, – перебила его Камилла. – Максим, когда я пришла на яхту, перебрался из своего люкса и предоставил его мне. Это очень мило с его стороны. Но не понимаю, что мешает ему тоже занимать каюту-люкс. Насколько мне известно, на яхте три таких.

– Да, три. Одна у тебя. Мы с Марцией занимаем другую. Третья всегда заперта.

– Почему?

– Она принадлежит Анастасии. Ею пользуется только она.

Камилла недоуменно уставилась на него:

– И все равно не понимаю.

– Когда они разводились, Максим сказал ей, что она может себе оставить все, что захочет. Дом в Мейфере, виллу в Больё, апартаменты на Пятой авеню, эту яхту. Буквально все. Любое имущество, какое ей ни заблагорассудится. Но единственное, что она потребовала – это свой люкс на яхте, чтобы пользоваться им, когда она пожелает покататься с Максимом и детьми. Она также сказала, что предпочла бы, чтобы, кроме нее, никто в этой каюте не бывал. Он уважает ее желания. Каюта заперта. Если, конечно, Анастасия не на яхте.

– Почему только люкс? Почему же она не потребовала всю яхту?

Корешок приблизил к ней лицо и сказал тихо:

– Анастасия не захотела от Максима ничего, кроме денег, которых ей хватало бы на комфортную жизнь. Ни его шикарных особняков, ни яхты. Видишь ли, она развелась с ним не потому, что возненавидела его. Она развелась с ним из-за того, что чересчур сильно его любила, и потому вовсе не хотела содрать с него шкуру живьем. Конечно, любовь ее малость чокнутая и жадная. Анастасия всю свою жизнь выстроила вокруг него, сделала его сутью своей жизни и ее концом, центром своего бытия. – Корешок поморщился, грустно качая головой: – Так не годится. Ни для кого. В конце концов она поняла это и оставила его, в некотором смысле спасая себя.

– Но Максим, должно быть, ее любил. Она же наверняка это знала, – заметила Камилла.

– Знала. Но все-таки она не могла приспособиться к его жизни, к его бизнесу, к его распорядку. Он не тот, кто отсиживает с девяти до пяти, и никогда таким не был. Если он за что-то берется, то выкладывается, делает свое дело с азартом, с блеском…