Опять профессору показалось, что глаза капитана угрожающе потемнели.
— Благодарю вас, Стэн, за отличную партию в карамболь. У меня долго будут в памяти ваши умопомрачительные удары. В Гонолулу стоим три дня. Если не особенно увлечетесь местными красавицами, то заходите, двое суток я буду жить, как всегда, в отеле «Оаху». — Он проводил гостя до дверей. — Советую, Стэн, подняться на верхнюю палубу. Сейчас мы проходим мимо группы мелких островков, некоторые из них необитаемы, но как хороши на изумрудной воде! Да, Стэн, цвет воды здесь неповторимый, прозрачность необыкновенная…
«Я несправедлив к нему, — думал мистер Гордон, — конечно, его, как настоящего спортсмена, огорчил проигрыш, и только. Нет, Дэвид отличный человек, прямой и честный. Он так расположен ко мне, я же стал искать на нем „темные пятна“.
Недовольный собой, мистер Гордон поднялся на верхнюю палубу и стал осторожно пробираться среди пассажиров, сидевших в шезлонгах. Он тоже был не прочь посидеть под тентом, спокойно подумать, разобраться в массе впечатлений, в людях, с которыми он познакомился за эти дни. Свободных мест не осталось. Он пошел к борту. Остановился у оградительной сетки. На судно по лазоревой воде, казалось, летели два островка. Высокие пальмы покачивал ветер, между островков застыла узкая лодка с противовесом. Островки остались за кормой, а впереди из воды поднялся остров побольше. Среди зелени сверкнула крыша, а над ней тонкая, как игла, мачта. И этот остров промчался мимо. Впереди снова стелилась голубая слепящая гладь океана.
Подошел Томас Кейри.
— Вы, Том! Как ослепителен сегодня океан, эти острова! Какой цвет воды!
— Мы с Джейн все время любовались этой необъятностью. Действительно, величественное зрелище!
— Какой высокий слог, Том! Хотя мне тоже хочется писать стихи и скинуть с плеч лет двадцать. — Он пристально посмотрел на молодого человека. — Вы чем-то расстроены, друг мой? Где Джейн?
— Я не расстроен. Я счастлив. Только боюсь за нее. Она сейчас в каюте, готовится к встрече с Гонолулу.
— Все так, как должно быть, Том. И ваши тревоги, и ее беспечность вполне оправданны. Но не терзайте душу мрачными домыслами. Мы должны, как писали в жестоких драмах, схватить за руку злодея.
— Ах, Стэн! Лучше бы его не хватать. Лучше бы его совсем не было!
— Не ропщите! Тогда бы мы с вами не встретились. Джейн уплыла бы одна. Вы бы пребывали в тоске и отчаянии, скитаясь по дорогам Калифорнии. А я вместе с пассажирами любовался бы морскими пейзажами, не зная о дамокловом мече, что денно и нощно угрожает судну… — Он шепнул: — Обратите внимание на высокого блондина с красивой дамой. Слева от нас.
— Это мои клиенты, те, о ком я вам рассказывал.
— Писатель и актриса? Он похож на гангстера.
— Гангстер пера. Вы, Стэн, также начинаете всех подозревать?
— Вернее, сомневаться. «Только через сомнения обретается истина», — сказал Ашока. Идемте отсюда. Созерцать прекрасное надо умеренно, тем более такое нерукотворное чудо, как океан.
Они пошли к лифту, невольно схватывая взглядом лица пассажиров, читая на одних удивление, радость, на других — благодушную самодовольность удачливых людей, на третьих — апатию все уже видевших, все испытавших.
Мистер Гордон заметил Фреда — тощего мальчишку, того, что гонял мяч по коридору; мальчик стоял, держась за спинку кресла, в котором сидел слепой старик. Когда они проходили мимо, мальчик говорил вполголоса:
— Острова, дедушка, остались далеко позади. Сейчас только один океан. Необыкновенно огромный и солнечный, весь в зайчиках…
Мистер Гордон и Томас Кейри переглянулись, и каждый подумал, что хотя бы из-за одного этого мальчонки они обязаны были отправиться на «Глории» и приложить все силы, чтобы Фред вернулся в Сан-Франциско.
— Я только что был у капитана, — сказал мистер Гордон, когда они вышли из лифта, — играл с ним на биллиарде.
— Слышал, Стэн. Поздравляю!
— От кого? Не прошло ведь и часа!
— Знает уже все судно. Мне сообщил лейтенант Лоджо. Это местная сенсация. Капитан считался непобедимым игроком.
Мистер Гордон покачал головой:
— Скажите! Вот неприятность! То-то он так огорчился. Видя его состояние, я даже сделал попытку проиграть, да ничего не получилось, и он обиделся, как ребенок. Все мы, Том, по существу, в чем-то дети.
— Как и тот ребенок, что хочет продырявить наш пароходик?
Мистер Гордон укоризненно покачал головой:
— Ах Том, Том! У вас начинает портиться характер. Между тем чем больше в человеке остается от детства, тем он выше как личность, особенно как творческая личность. Ну что вы так саркастически улыбаетесь?
— Видите ли, Стэн, возможно, одна из таких творческих личностей два часа назад пыталась проникнуть в каюту Джейн, когда она с мисс Брук вышла на палубу.
— Это же замечательно, Том! — воскликнул мистер Гордон и засыпал вопросами: — Вы разглядели его? Каков он из себя? Он вас видел?
— Среднего роста. Темный пиджак, светлые брюки. Лица не разглядел. Он находился метрах в тридцати, и освещение там слабое. Зато я видел второго, что стоял у лифта, тот похож на итальянца, высокий, прекрасно сложен, очень хорошо одет. Он стал громко спрашивать, как пройти в бар «Тритон и наяда», причем загораживал спиной того, у дверей. Я понял, что первый улизнет, что тот и сделал — почти побежал от двери. Тогда я занялся вторым, проводил его в бар. Кстати, вот это заведение, зайдем, может, он еще здесь.
В баре было пустынно. Негр-бармен в белой рубашке с крохотной черной бабочкой задумчиво стоял у стойки, молодая пара в углу пила коктейли и шушукалась, давясь от смеха.
— Нам ананасового сока, — сказал Томас Кейри.
Они сели подальше от молодых людей.
Мистер Гордон в нетерпении потер руки:
— Дальше, Том. О чем вы с ним говорили? Лицо? Что вы прочли на его лице?
— Чисто выбрит. Глаза карие, смотрит нагловато и в то же время виновато отводит взгляд.
— Ну конечно, Том! Он же понял, что попался, что вы его заподозрили в чем-то. Хотя он знает в чем. Мы ему хорошо известны. Но что им надо было в каюте Джейн? Хорошо, Том. Мы остановились на его лице.
— Довольно красив, вернее, смазлив, ровные белые зубы, когда улыбается, просто обаятелен.
— Какая удача, Том! Просто непостижимая удача, вроде моего выигрыша в карамболь. Так о чем вы разговаривали?
— Об удобствах на судне, о хорошей погоде, Гавайских островах.
— Как он назвал себя?
— Пабло Родригес.
— Соврал?
— Конечно, такого на судне не числится. Я справлялся у мисс Бетти.
— Все отлично, Том. Главное — мы теперь одного из них знаем в лицо. Вы сообщили об этом лейтенанту?
— Нет еще. Лоджо готовится к приходу в Гонолулу. Я не смог его увидеть: он находился у старпома.
— Надо обязательно вам встретиться до прихода в Гонолулу: он поможет найти его каюту, выяснить, под чьим именем он едет, а также установить наблюдение за ним и его сообщником.
— Иду, Стэн.
— Постойте! Как он одет? Может, я его встречу.
— Костюм из темно-голубой шерстяной ткани, синяя рубашка, красный галстук.
— Какой яркий портрет вы нарисовали, Том! Я вижу его. Пабло Родригес! Наемный убийца! Совсем законченная роль!
Томас Кейри ушел, а мистер Гордон остался сидеть возле недопитого стакана с ананасовым соком. Мысленно он занес уже двух мафиози в список действующих лиц назревающей драмы, но с уходом Томаса Кейри у него возникли сомнения: «Что, если это обыкновенные воры?..»
Эдуардо Антиноми занимал каюту более высокого класса, нежели мистер Гордон. К просторному салону примыкали спальня и кабинет. Стены покрывали штофные обои под шелк, палубу устилали пестрые ковры с высоким ворсом, во всех помещениях висели поддельные под старых мастеров картины, дорогие с виду гардины и шторы придавали всей этой броской роскоши композиционную завершенность.
Посреди салона за круглым полированным столом шла азартная игра в «железную дорогу». Играли трое: хозяин каюты, Малютка Банни и банкомет отец Патрик, сутана которого валялась на ковре. Он был в синея элегантной сорочке с широкими рукавами, на манжетах блестели золотые запонки. Без сутаны миссионер утратил обычную елейность, лицо его стало жестче, глазки хищно поблескивали. Сбросив сутану, он сменил и имя: к нему обращались, называя его по имени — Клем.