— Ну, Малютка, давай. Сейчас тебе повезет, — сказал банкомет, подмигивая Антиноми.

— Раз повезет, то ва-банк!

— Здесь три двести!

— Хоть десять! Играть так играть. К тому же если должно повезти.

Взяв две карты, Малютка Банни задумался, посмотрел на непроницаемое лицо Антиноми, словно ища у него совета, заглянул в колючие глазки Клема и молниеносным движением накрыл своей лапищей его руку с колодой и вывернул ее. Девятка треф сползла с колоды и почти скрылась в манжете сорочки.

— Ты что, Банни? — спросил Клем испуганно. — Видишь, карты соскользнули. Руку вывихнешь, дьявол!

— Тебе бы ее оторвать и собакам бросить! Эдуардо, что ты скажешь на такие штучки этого святоши?

Лицо Антиноми словно окаменело.

— Что ты на это скажешь, Эдуардо?

Антиноми молча пожал плечами, следовало понимать так: «Что здесь можно еще сказать?»

Банни отшвырнул руку банкомета с такой силой, что Клем чуть не вылетел из кресла, а карты посыпались на ковер.

Антиноми встал, обошел стол, остановился у кресла, где сидел незадачливый шулер, и закатил ему две увесистые пощечины.

Малютка Банни засмеялся, сгребая деньги:

— Так его, так, Эдуардо, хотя стоило врезать на всю катушку, чтобы он вынес свои зубы в Гонолулу в тряпочке! Молись своим святым, Клем, что я сегодня добрый. Как ангел, такой я сегодня добрый, не то бы… Да ладно, хватит с тебя пока и пары оплеух. — Рассовав деньги по карманам, встал. — Я пошел, ребята. А ты, Клем, брось эти штучки. Учись у Эдуардо. Тот мечет, как бог! Комар носу не подточит. Учись на досуге, а с нами играй начистоту

— что бог даст. Не то…

— Выпьем, — предложил Эдуардо.

— Это можно.

Эдуардо проронил:

— Клем! — И тот кинулся к бару, стал расставлять бутылки, сифон, стаканы.

Выпили. Антиноми предложил:

— Давай еще сыграем?

— Ну уж нет. Никогда. Лучше пожертвовать на проповеди язычникам, не так ли, Клем? Пойду пялить глаза на море и девочек. До чего есть… просто так бы и слопал. Ну я пошел, ребята. Живите дружно, любите друг друга.

Когда за ним закрылась дверь, Клем-Патрик крикнул:

— Свинья! Ты еще мне попадешься! Тогда…

— Замолчи! — остановил Антиноми. — Сядь и слушай, подонок паршивый!

— Эдуардо!

— Ты позоришь меня, Клем. Тебе сказано было — играть чисто. Сказано?

— Да… Но…

— Кого вздумал провести! Я наблюдал за тобой. Так не играют даже с заезжими ковбоями. Идиот! Не смог как следует передернуть!

— Ты понимаешь, Эдуардо, у меня палец. — Он показал слегка распухший палец. — Твоя проклятая Сигма тяпнула. Вот кого надо вместе с этим Банни списать за борт. Для чего тебе эта тварь?

— Палец? Все равно не надо было передергивать. Передал бы мне банк. Теперь мы раскололись и потеряли шесть тысяч! А Сигма мне нужна для престижа. Не так уж много едет здесь с собаками. Нам необходим престиж. Понял?

— К дьяволу твой престиж! — Клем потряс больным пальцем. — Вдруг она бешеная?

— Сбесишься — пристрелю, и дело с концом.

— Тебе хорошо давать оплеухи…

— Я поддал тихонько. Сам знаешь — надо было. Не то бы сам Банни треснул, да так, что на самом деле зубы тебе пришлось бы собирать в тряпочку.

— Надо так надо, я не в обиде, Эдуардо. Сказано — если ударят тебя по правой щеке, подставь левую…

— Вот, вот, этим больше занимайся, пускай елейные слюни, заводи знакомства, выискивай, кто с деньгами, а я уж оформлю все остальное. Не забывай и о главном, для чего нас сюда послали.

— А я толком и не знаю. Наблюдать за негром, репортером и девчонкой? Ну мы наблюдаем. Не приходилось нам с тобой заниматься такой деликатной работой, Эдуардо. Что-то здесь не то. Я и так и этак шевелю мозгами и не могу ничего придумать. Даже в тоску впал, Эдуардо. Когда знаешь, какие пакости предстоит совершить, как-то легче становится на душе.

— Ну это я тебе гарантирую.

— Пакости?

— На чей взгляд, Клем. Для меня это профессиональное дело.

— Разве это пакость — охранять дочку миллионера Чевера? Что ты на меня так смотришь, прямо мороз по коже! Не смотри на меня так, Эдуардо! У тебя что-то другое на этот счет?

— Ты, как всегда, догадлив, Клем. В день отплытия Минотти приказал мне все завершить в Гонолулу. — На слове «все» Антиноми сделал ударение и пальцем выразительно провел по воздуху. — Дальше никто на этом корыте не уедет.

— Боже! И это должны сработать мы, Эдуардо? — с испугом прошептал Клем.

— Ну конечно нет! Я, как тебе известно, только продюсер, вернее, режиссер. Исполнители — два парня Минотти. Они знают о деле только в общих чертах. Один из них — небезызвестный тебе Красавчик Фрэнк, другой идет под кличкой Бледный Дик или Мадонна. Они сейчас явятся. Надевай свой маскировочный халат!

— И ничего не говорил мне, Эдуардо?

— Живо одевайся!

Клем поднял с ковра сутану, надел, повертелся перед зеркалом и, словно по волшебству, превратился в смиренного служителя церкви.

Без звонка в каюту вошли два молодых человека: Красавчик Фрэнк и бледнолицый, с тонкими чертами лица Дик-Мадонна. Оба в легких серых костюмах и настоящих панамах. Бледнолицый, увидев священника, смиренно склонил голову и подошел под благословение. Отец Патрик воздел глаза к потолку и зашептал что-то на варварской латыни, перекрестил и сунул руку для поцелуя.

Красавчик Фрэнк захохотал, кивая на приятеля:

— Дик перед любым делом принимает пасторское благословение! — Хлопнул отца Патрика по спине: — Здорово у тебя получается, прямо патер что надо! После рейса поклонись шефу, он тебя, чего доброго, сделает кардиналом!

— Я не прочь нести слово господне хоть в преисподнюю.

Антиноми сказал:

— Садитесь, джентльмены. Святой отец, поставь еще стакан и расплесни. За встречу! — поднял стакан Антиноми.

Все выпили.

Красавчик Фрэнк сказал, оглядывая салон:

— Неплохо устроились. Мы тащимся во втором классе. Хотя тоже ничего. Но у вас получше. Ну, выкладывай, шеф, что там у тебя?

Антиноми сказал:

— Надо закруглять операцию. У нас осталось полных двое суток. Третьи — в резерве. За это время вы организуйте приличный «несчастный случай» с тремя клиентами. Работа, надеюсь, знакомая?

Молодые люди понимающе переглянулись, бледнолицый усмехнулся.

— Сделаем, шеф, — сказал Красавчик Фрэнк. — У нас здесь есть кое-какие связи. Ну а если сорвется?

— Тогда придется сработать иначе. Думаю, вы едете не с пустыми руками?

Теперь оба молодых человека самодовольно улыбнулись. Красавчик сказал:

— Есть кое-что. Не хотел бы я находиться на их месте.

— Вот и прекрасно.

У входной двери послышался звонок. Молодые люди невольно сунули было руки за борт пиджаков, Антиноми повел глазами — и руки опустились.

Вошел стюард, толстый, с дряблыми щеками.

— Извините, джентльмены. Через час Гонолулу. Хороший город, джентльмены. Будем до вечера стоять на рейде. Сообщение с городом все время — катерами, паромами, специальными судами на подводных крыльях. Для вас отведен третий трап, джентльмены. Все справки в вестибюле у дежурного администратора. — Он все время улыбался. Тряхнув щеками, ушел.

Напевая, Джейн укладывала вещи в большой кожаный чемодан, ей помогала мисс Брук, стройная черноглазая девушка, лет на пять старше Джейн, во всех ее движениях чувствовалась уверенность, энергия. Она одобрительно поглядывала на подругу. Джейн улыбнулась:

— Боже! Как я счастлива, Лиз! Мне кажется, что мы давно-давно едем на этом чудесном судне, будто никогда не было ничего плохого, только однажды приснился дурной сон.

— Так оно и есть, Джейн!

— Казалось, всему конец, и вдруг все волшебно переменилось. И только благодаря папе, Лиз! Он скрасил мою поездку, будто случайно устроив так, что здесь очутился Том. Мне стыдно, Лиз, когда я вспоминаю, как была несправедлива к нему. Иногда казалось, что он совершенно чужой мне человек

— так он бывал несправедлив, черств, даже жесток. Может, потому, что мама не любила его, я это понимала. Слышала не однажды их ссоры. Отец бывал так груб и резок с мамой… Мне было трудно судить, кто из них прав.