Сидя возле Вадима на переднем сидении маршрутки, и глядя на еще одно пустующее место рядом, я продолжала донимать учителя вопросами:

— А как Яр вообще себя вел? Что делал? Почему уехал, как ты думаешь?

Вадим, несмотря на то, что так и не смог стряхнуть с себя остатки странного оцепенения, все же настаивал на том, что ситуация под контролем.

— Да как-как? Как обычно! Как облако в штанах!

— Он был расстроен? Что-то говорил? Может быть, я его чем-то обидела?

— Алексия, прекрати доставать меня глупостями! — Вадим внезапно так посмотрел меня, что я вжалась в сидение. — Не взваливай на себя больше, чем можешь вынести! Ты не сможешь всегда и во всем контролировать своего Ярослава! Тем более посмотри — во что тебе вылился твой героизм! — наклонившись ко мне, он добавил приглушенным голосом. — Теперь я все понял насчет этого, — и указал взглядом на мои руки. — И знаешь, что хочу сказать? Ты — дура! — загрохотал он на всю маршрутку, так, что разговоры сидящих в салоне друзей-приятелей мгновенно затихли. — Ты решила, что очень сильная и самостоятельная? Что сама со всем справишься, да? Почему ты… — сквозь зубы прорычал он, опять понизив голос. — Почему ты сразу не пришла ко мне? Почему до сих пор мне не доверяешь? Какой грёбаный подвиг мне нужно совершить, чтобы ты поняла — я для тебя сделаю… всё! Черт… — он даже побледнел от ярости. — Так хочется врезать по твоей глупой кукольной башке, раскрошить ее, как тыкву! Идиотка!

Я сидела, закрыв лицо руками и мне действительно было страшно. Страшно, потому, что понимала, насколько он прав. Насколько все могло быть легче, проще, надежнее, с большей пользой для Ярослава, если бы я не играла в премудрого спасителя, и Вадим сразу узнал обо всем. Почему я так и не научилась доверять людям? Откуда во мне эта глупая самонадеянность? Почему? Почему так?

Поздно было задавать вопросы. Оставалось надеяться только на то, что мои игры во всемогущество не выльются в серьезные проблемы.

— На первой же остановке в городе живо выметайтесь из машины, все! — скомандовал учитель незадолго до подъезда к Киеву. — А ты чего дергаешься! — прикрикнул он на меня. — Понятие «все» на тебя давно уже не распространяется. Какой же надо быть курицей, чтобы до сих пор не понять этого! — он резко свернул руль вправо, машина сделала крутой зигзаг на повороте, народ в салоне возмущенно загудел, едва не падая с сидений, а Вадим смачно выругался в придачу ко всему.

В город мы вернулись аккурат к началу утренне-рабочей перевозки. Киев встречал нас запахами раскаленного асфальта, вечными пробками на дорогах и веселой музыкой из сотен открытых автомобильных окон. Казалось, что в таком пестром круговороте жизни нет места любым страхам и беспокойству.

Я все еще продолжала надеяться, что вот сейчас мы приедем домой, позвоним в дверь, и Ярослав откроет нам со словами: «Вот и вы, вернулись, гуляки!». А я, конечно же, устрою ему сцену и потребую никогда больше не пугать меня такими странными побегами.

Как только нам удалось выбрать место для остановки, попутчики, твердо усвоившие наказ Вадима, послушно выгрузились. Осыпая меня благодарностями за «прекрасный праздник», выражая надежду на скорейшее повторение пикника и оставаясь совершенно равнодушными к тому, что я на самом деле чувствовала, они расходились по домам, унося с собой остатки шашлыка, вина и недоеденных бутербродов.

Единственный, человек, которому было дело до моих чувств, продолжал сверлить дорогу тяжелым взглядом, не произнося ни слова. В атмосфере такого же тягостного молчания мы тронулись с места, направляясь к последнему месту назначения.

— Ничего. Мы очень даже быстро вернулись. Я думаю, Яр уже выспался и ждет нас на кухне с чаем, — тихо забормотала я глупые самоутешения.

— И даже если не ждет — ничего страшного, — заявил Вадим, когда мы уже въезжали в наш двор. — Найдем, — мрачно добавил он, глядя на окна нашего Яром жилища.

Ярослава, понятное дело, на месте не оказалось.

Я поняла это с порога по гробовой тишине, стоявшей в квартире, ведь, приходя домой, Яр всегда первым делом включал музыку. Растерянно одергивая занавески в нашей комнате, и впуская внутрь яркий солнечный свет, я никак не могла решить, стоит ли прямо сейчас снять трубку и позвонить ему на домашний. Как всегда, это был простейший способ проверить вероятное место его пребывания — вдруг Яр решил ночевать у нас, но потерял ключи и поехал к родителям?

А если нет? Что, если нет? Мне совсем не хотелось разворошить осиное гнездо. Кто знает, как отреагировали бы его отрешенные от мира родители? Вероятность рассеянного ответа: "Нет, Алешенька, мы давно уже не видели Ярчика" была так же велика, как и громкая истерика на пустом месте: "Как нет дома? У нас его тоже нет! А где же он? Где наш сын, Алешенька, вы ведь должны все друг о друге знать! Вы что — поссорились? Вы расстаетесь?"

Яр точно не простит мне такой шумихи.

Тем временем Вадим, как обычно, вел себя крайне активно и не разделял моих апатичных настроений. Едва зайдя в квартиру, он шумно бросил вещи в коридоре, стремительно прошел на кухню и включил чайник.

— Алексия! Бегом сюда! — прикрикнул он на меня. — Ярослава, как видишь, тут нет и своим идиотским столбняком ты его не наколдуешь! Так что даю тебе полчаса на разгон. Сейчас ты сядешь, съешь что-нибудь и снова перескажешь мне всю вашу мыльную оперу — внятно и четко. До конца сегодняшнего дня я тебе Антоненко хоть из-под земли достану, но для этого мне нужна правда. Вся правда. Учти это, если снова хочешь увидеть своего брата-акробата по вранью. А когда я его найду — клянусь, он пожалеет, что столько времени водил меня за нос.

— Но Вадим… — возразила я, видя, как сильно он злится. — Зачем ты так? Ты должен понимать его растерянность и то, что он сейчас может быть морально подавлен. Ведь Яр живет с осознанием того, что многих счастливых лет до пенсии ему не видать.

— И что он сделал для того, чтобы достойно отмотать срок, положенный ему на Земле? Повис на шее у девчонки? Взвалил не нее груз, который ты не должна, не обязана была нести?! — голос Вадима опять стал подобен раскатам грома. — Почему об этом не знали его родители, почему они не вытаскивали его из этой ямы, не покупали поддерживающие лекарства, не нанимали психологов? Почему ты?! Почему нянчилась с ним, жила с ним, между прочим, не без риска подхватить вирус! Я не понимаю, Алексия, потрудись объяснить мне!

— Ну, все-все, тише… Я расскажу тебе. Только не в двух словах, тут все сложнее немного, — пытаясь успокоить его гнев, примирительным тоном начала я. — У Ярослава очень непростые отношения с родителями, он им не доверял совсем. Ты же их не видел! Такое ощущение, что не он их сын, а они его великовозрастные дети! Они бы никогда не стали помогать ему, у них на это просто ни ума, ни сил не хватило бы. Яр не хотел довести их до инфаркта и нервных истерик, поэтому и не рассказывал ничего. Вообще, о его диагнозе знала только я и его горе-любовник. И ты знаешь, в начале Яру было так плохо, что он мог и не от СПИДа умереть, а от предательства. Да-да, и не стоит недооценивать потерю интереса к жизни, это тоже способно убивать, еще как!

— Стоп-стоп. Отмотай назад. Какой еще любовник? — Вадим выглядел крайне озадаченным, о чем свидетельствовало то, как он упорно пытался долить чай в доверху наполненную чашку, и напиток потихоньку проливался на обеденный стол.

— Ну… вот такой любовник. Ярослава любовник. Который заразил его, причем, нарочно. Он почему-то не посчитал нужным предупредить Яра о своем ВИЧ-позитивном статусе, видимо решил, что это мелочь какая-то незначительная. Они несколько лет были вместе, и все это время он молчал, представляешь?

— Мд-а-а… — наконец, понимая, что проливает чай, Вадим поставил заварник и, чтобы справиться с растерянностью, молча поднялся и начал вытирать стол. — Алексия, — наконец подал голос он. — Не думал, что после того, что я уже знаю о тебе, ты еще способная меня чем-то удивить. Но я опять недооценил ситуацию. Вокруг тебя так и роятся вечные проблемы с трагедиями. Одного только факта об умышленном заражении достаточно для громкого скандала, который можно раздуть, крепко взяв этого морального урода за… Ладно, об этом потом. Разбираться и наказывать будем после того, как найдем нашу пропажу. Это пока что дело первостепенной важности. У нас еще есть немного времени — и мне нужно знать, как на самом деле Антоненко справляется со своим положением. Ведь я бы никогда даже подумать не мог… Эта его дурашливая бравада — неужели он и вправду так легко относится к тому, что живет на пороховой бочке?