Пассажиры автобусов невероятно беспечны. Пока они находятся внутри автобуса, они с интересом следят за плавающими вокруг акулами. Любуются яркими лампочками на их ошейниках, показывают акулам язык или стучат через стекло по их глупым мордам, прижавшимся с другой стороны. Подбадривают криками убегающих от акул прохожих, а иногда и преследующих прохожих акул.

Пассажиры автобусов совершенно забывают, что, выйдя из автобуса, они сами становятся прохожими. И, к сожалению, гораздо менее проворными, чем те, кто не привык ездить в автобусах.

Руководство автобусной компании пыталось повысить бдительность пассажиров. В автобусах вывешивались объявления. Рядом с «Осторожно, дверь открывается автоматически» писали: «Берегись акул». Водители зачитывали обращения к пассажирам во время остановок, предупреждения печатались на каждом талончике. Не помогало.

Компания несла убытки: видя кровь на остановках, люди боялись пользоваться автобусами. Но решение было найдено: на выходе из автобусов продают картошку фри с кетчупом, томатный сок, а также раздают фирменные красные футболки.

Он рассудил, что добьется большего, не нападая открыто. Поэтому вначале он просто ходил за Ивановым по пятам, прячась за угол или за дерево, если тот оборачивался. Уже тогда Иванов начал испытывать смутное беспокойство. Потом нервничал все больше и больше, а он, осмелев, уже держался прямо за жертвой, чуть не наступая Иванову на пятки. Наконец он переселился на плечи Иванова. Краем глаза несчастный порой замечал сидящего на его плече и испуганно озирался. Он же в это время перепрыгивал на другое плечо.

Иногда проскакивая быстро, иногда на мгновение застывая, он вертел Ивановым как хотел. Но однажды замешкался на целую секунду и позволил себя рассмотреть. Иванов разгадал его тактику и нашел способ справиться с ним. Теперь Иванов смотрит в зеркало на свои плечи. Непрерывно, боясь даже на секунду выпустить зеркало из рук.

Когда он вырос, родители решили, что ему нужен собственный дом. Так как они не хотели отпускать его далеко, дом построили внутри своего собственного, посреди зала. Но мамины кошки взбунтовались, они привыкли ходить через зал напрямик. Да и снующие по дому почтальоны не давали сосредоточиться. Дом разобрали.

Мама нашла решение в журнале: там был напечатан план-развертка дома. Три комнаты, садик. Мама аккуратно вырезала дом, положила в кабинете на стол, и он там поселился. Все было хорошо, пока отец, который любил пить кофе в кабинете, не посадил на дом несколько пятен. Пришлось выбросить.

Было еще нескольких неудачных идей. Жить в ящике стола оказалось неудобно, потому что в нем постоянно шарили в поисках каких-то бумажек; карточный домик разваливался от любого сквозняка; пряничный домик, не удержавшись, он съел сам. В конце концов он нашел выход: решил построить дом из слов.

Фундамент получился практически сразу. Стены он сначала наговаривал по одному кирпичу, но потом наловчился и создавал их очень быстро, гладкие и ровные. Перекрытия несколько раз рушились из-за неправильно построенных фраз, но уроки риторики решили эту проблему.

Дом был уже почти готов. Оттачивая стиль, он довел отделку до совершенства. Но все никак не мог выдумать крышу, которая бы его устроила. И по сей день он не нашел достойного завершения и регулярно простужается во время дождей.

Он построил у себя дома мирок и решил заселить его. Взял всяких блестящих железячек, сделал из них человечков. Но не успели те размножиться, как их растащили галки. Сделал человечков из пуха, но чихнул, и они разлетелись по всей комнате – не собрать. Человечки из сахара, как назло, любили купаться. Человечки из пыли были настолько ленивы, что не стали оживать. Человечки из камешков так шумели, что он разобрал их сам.

Неизвестно, сколько бы он еще издевался над вещами, если бы не оказалось, что спичечные человечки боятся темноты.

Никогда не иди по краю дороги, а если идешь, то смотри прямо перед собой, или под ноги, или на дорогу. Только ни за что не смотри в сторону.

Пространство по сторонам от дороги бывает нестабильно.

Взглянешь на него не под тем углом, или просто будешь спросонья, или задумаешься. Пространство может не выдержать. Скалы раскрошатся, усыпав тебя известкой, облака плюхнутся лужами к твоим ногам, деревья уйдут под землю, нить горизонта порвется с легким треском.

И под конец на дорогу начнет падать небо. Придется подпереть его своими плечами. И ты так и будешь стоять, держа небо на спине, пока тебе не придут на помощь, а они могут и вовсе не прийти.

– Ой, какой малюсенький! – воскликнула девочка и присела на корточки.

Девочку звали Фафа. Вообще-то, ее звали Феофания Игоревна Костик. Костик – это фамилия. А имя Феофания – подарок покойной бабушки.

– Ой, какой хорошенький! – Девочка сняла варежку и осторожно потыкала пальчиком во что-то копошащееся в снегу.

– Ай! – пискнуло «что-то».

– Ай! – отдернула руку девочка.

– Помяла мне все! – возмутилось «что-то». – Зачем сразу руками лезть? Лезут сразу…

– Извините! – Девочка от неожиданности села в снег. – Вы говорящий попугайчик?

– Хи-хи, попугайчик! – захихикало «что-то». – Ты это… думай что говоришь! Сама вон канарейка!

– Я не канарейка. Я – Фафа! – надула губки девочка.

– А я не попугайчик! Я – Тридцать Шестой! – сказало «что-то». – Ты считать-то умеешь?

– Умею! До ста! И читать! Я в группе лучше всех читаю! – сказала гордо Фафа.

– Ладно. Допустим, – сказало «что-то». – Живешь-то далеко?

– Нет! Рядом тут! Вон, прямо за сквером… и второй подъезд… вон, где лавочка синяя! – затараторила Фафа.

– Тогда пошли, – сказал Тридцать Шестой. – Только это… тихонечко меня бери, аккуратно! И не тыкать пальцами!

– Хорошо-хорошо! – закивала девочка и осторожно опустила Тридцать Шестого в карман…

– А зачем нас вызвали? – волновался один. – Раньше же не вызывали. Зачем нас, а?

– Это тебя еще не вызывали. А меня очень даже, – спокойно отвечал другой. – Вон, видал?

Он повернулся спиной и задрал рубаху.

– Ого! Не больно? А что, прямо с первого раза?

– А ты как думал! Да ладно, не дрейфь! Он только с виду суровый. А вообще, нормальный мужик.

Распахнулась тяжелая дубовая дверь, и из глубины зала донесся сперва кашель, а потом раскатистый мужской голос:

– Та-ак! Вы с какого участка?

– С тридцатого!

– Гм, хорошо. Значит, ты, – голос обратился к Тридцать Первому, – отправляешься к своему подопечному Леше Гудкову. У него там неприятности: какая-то шпана велосипед умыкнула. Конфликт назревает. Глянь там… чтоб по-мирному всё. Ну, ты знаешь, не в первый раз. И чтоб инкогнито!

Из глубины комнаты вдруг подуло теплым воздухом. Тридцать Первый закрыл глаза, несколько раз свел и развел лопатки, за спиной что-то захлопало, потом он поднял руки и растворился в воздухе.

– Теперь ты, – голос обратился к Тридцать Шестому. – Первый раз на задание?

– Первый. – Тридцать Шестой смутился и даже немножко покраснел.

– Ладно, не волнуйся. Значит, так… Игорь и Тамара Костики. Развод у них назревает… Но это не в твоей компетенции… У тебя девочка. Пять лет. Переживает сильно, – голос снова откашлялся. – Погляди там издалека, что к чему, и назад с докладом. На первый раз будет достаточно. Сильно не высовывайся. И главное – никакого самоуправства! Ну, давай!

Прямо в лицо Тридцать Шестому подуло теплым ветром, он зажмурился, в лопатках сильно защекотало… его толкнуло в грудь, потом в затылок, потом обдало холодом, словно окунули в ледяную воду.