Кирилл задумался. Его веки чуть подрагивали, казалось, мальчик полуприкрытыми глазами просматривал варианты.

—

Нет, — наконец произнес он. — Это место странно влияет на меня, но все же мой ответ — нет.

Жрец Роя только покачал головой. Этот принц из семьи Катани был действительно необычным.

—

Лорд Растин, — в дверях появился седовласый Габриэль, — наши воины засекли их.

—

Ну что ж, твой брат прибыл. — Растин поднялся на ноги и улыбнулся. — Пора расставить фигуры по местам. Отведите принца в жертвенную залу.

Это было совсем по-другому, чем когда мы атаковали Белую Ложу. Там нам открыли ворота изнутри. Здесь… здесь нам пришлось войти не постучавшись, но нас ждали. Несомненно, ждали и подготовились. Растин знал, что Дэвид не даст войск, но он не ведал, что Пантеры приняли меня в семью и могут действовать независимо от интересов Ложи, так как в свое время дали клятву именно Дэвиду, а не Ложе, как таковой. Именно благодаря этому мы прошли первую линию обороны. Они не ожидали встретить разъяренных, жаждущих мести оборотней. Но мы не предполагали, сколько еще этих линий и как скоро они отреагируют. А откликнулись они довольно быстро. В какой-то момент я даже подумал, что снова вижу болов.

—

Повелитель, с ними оборотни.

—

Дэвид решил вмешаться и нарушить хрупкое равновесие между нами?

—

Подозреваю, что нет, — качает головой Габриэль. — Я не почувствовал присутствия колдуна.

—

Значит, оборотни пришли сами. Любопытно.

—

Что прикажете?

—

Выпускайте уродцев.

—

Слушаюсь, повелитель.

Правая рука Растина, лучший из воинов мрака, Габриэль

даж

е не сомневался, отдавая приказ, хотя на втором рубеже

были

его воины. Однако он знал, что оборотней просто так не

задержать, а уродцы достаточно сильны, и они могут даже уничтожить оборотней. Хотя лучшая разработка — болы

—

была ликвидирована мальчишкой, жрецом Лейлы. Но эти оставшиеся тоже были неплохи. Тем более что некоторых из них создавали из таких же оборотней-пантер, как те, что были на подступах к храму Роя и рвали глотки его воинам.

Это была война. Наконец-то после застоя в пятьдесят лет воины мрака снова вступили в битву. И это наполняло Габриэля чувством восторга, едва сдерживаемого и заставляющего его глаза возбужденно блестеть. Однако он никогда не терял голову. Яростно горящее сердце и холодный ум — это делало его самым эффективным из воинов Роя. Именно эти два качества когда-то привлекли в нем Растина, и привели его в стан адептов бога мрака и крови.

Без войны это была не жизнь. Габриэль улыбался.

Я смотрел, как оборотни постепенно теснят монстров, выпущенных из каких-то глубин мрачных подземелий храма Роя. Потери были огромными, но мы прошли и вторую линию защиты.

—

Третья будет последней, — тихо заметил Кэртис, выдыхая и присаживаясь на корточки рядом. Именно благодаря ему мы быстро нашли слабину в линии обороны монстров и потери прекратились. Он действительно оказался гением войны.

—

Мы пройдем и ее, — тихо ответил я.

Он поднял лицо, вглядываясь в синее-синее небо:

—

Пройдем. Но это будет нелегко. Этот сукин сын Габриэль — отличный воин. И был бы неплохим пополнением в моей армии. Но и сражаться с врагом такого уровня: сплошное удовольствие…

—

Мне нужно попасть в храм, — помолчав, заметил я.

Оборотень вздохнул:

—

Есть одна идейка. Твои братья очень могут помочь, но пройти удастся лишь небольшой группе, остальные останутся у третьего рубежа. В этот раз тебе не дадут поблажек. Растин знает, что ты придешь. Но надеется вымотать тебя как следует. Ты понимаешь это, Лиани?

—

Да, — тихо ответил я. — А еще я знаю, что ты останешься со своими.

—

Да. — Он резко кивнул. — Потому что тебе нужно будет еще выйти оттуда.

—

И какой у нас план, пушистик?

—

А вот за это, Ли, я собираюсь отыграться на тебе. — Последовала клыкастая улыбка.

—

Как скажешь, брат.

Сколько себя помнил, он всегда видел Роя. Никто не замечал этого призрачного человека с длинными белыми волосами. Он всегда лишь наблюдал. Молча. Всякий раз чуть в стороне, но неотступно следил своими загадочно зелеными глазами. В пять лет за ним пришли жрецы Роя. Мать была в ужасе, она являлась последовательницей Венуса.

Отец, отважный воин, быстро понял, что ему не справиться со жрецами, но отдавать первенца просто так не собирался.

Сам Растин был растерян и подавлен. Он не хотел идти с этими людьми. И тогда впервые его неизменный наблюдатель подошел к нему и… встал на колени прямо в пыль дороги перед растерянным мальчиком. Взрослые не видели его, он прошел сквозь них словно призрак.

«Пожалуйста, — дивный голос звучал в его голове, — позволь мне надеяться, что существуют такие люди, в которых я мог бы поверить, как они верят в богов».

В

первый и последний раз Растин слышал это необычное слово, слетевшее с губ Роя: «пожалуйста». Он хранил это воспоминание в самой темной глубине своего сердца, никогда никому не рассказывая и не напоминая о нем своему божеству.

Он

никогда больше не видел ни отца, ни мать. Лишь когда

подрос

,

поинтересовался, все ли у них в порядке. На что ему

основательно

доложили, что у его родителей появились другие

дети, а его отец

возвысился благодаря покровительству храма Роя.

Больше Растин

о них

не спрашивал. Родителей, любимых —

всех

ему заменил

Рой. Были те, кто в это не верил. Рой не

любил показываться людям на

глаза

и

сделал это лишь раз за первые

три десятилетия

жизни Растина. Недоверчивые, обозленные,

после смерти его учителя

и Верховного жреца Роя —

Рэгура,

служители храма напали на

него. Кандидат в Верховные собирался принести ученика своего предшественника в жертву богу, но тот явился сам.

Это было страшно. Даже Растин не любил вспоминать, что произошло тогда. Рой оставил в живых едва ли с десяток жрецов и воинов, которые должны были подтвердить его явление и волю. А на месте того храма до сих пор, даже спустя столько столетий, ничего не растет. И тогда же Растин получил свой самый важный урок — никогда не оставляй в живых врага. Позже он самолично добил всех из этого десятка, когда необходимость в них отпала.

Бог крови всегда оказывал ему поддержку, хотя это удивляло всех. Для многих его долголетие стало костью в горле, но он выстроил новую систему подчинения и поклонения, где его слово являлось непреложным законом.

Любимец мрака

—

это было правдой. Но было также правдой и то, что он любил своего бога. Любил всей душой. Он не был фанатиком, скорее, его чувства напоминали восхищение и преклонение. Его называли извращенцем, но это мнение довольно быстро угасло. Растин никогда не встречал таких же, как он сам. Все это время он не понимал людей, как и его бог, презирал их, потому что те тоже не могли постигнуть глубину его любви. Даже сам золотоволосый жрец не сумел бы объяснить почему, но слепое поклонение, фанатизм и преследование каких-то выгод вызывали у него странное чувство омерзения, словно они пачкали сами отношения с богами.

А теперь появился Лилиан. И свет в его глазах был отражением того мрака, который таился в душе Растина. Они были не просто похожи — их души вышли из одного и того же русла, Растин чувствовал это. Как жаль, что единственный человек, способный его понять, в итоге его враг.