Они вернулись, но не сами по себе, а через музыкальный автомат. Автомат стоял в кафе с противоположной стороны шоссе. Помочившись, я понял, что податься мне больше некуда. Я побрел по стеклянному подвесному переходу, все еще зачарованный волшебным ощущением, когда что-то, хотя бы жидкость, покидает мое тело: здесь целых двенадцать часов я держал в себе ВСЕ.

На каждом столике было по музыкальному автомату. Я сел за ближайший и выудил из кармана невесть откуда взявшийся четвертак. Я сунул монету в прорезь и нажал кнопку А-1 — «Если хочешь пищи для размышлений, выкуси вот это» Джонни Абилена и «Косарей». Через секунду я услышал голос Иззи.

— Эй, приятель, наркотики здесь ни при чем.

Остальные продолжали есть, не обращая внимания на голос Иззи, сочащийся из всех динамиков. Передо мной пил кофе и задумчиво любовался дымом от собственной сигареты худой загорелый водитель-дальнобойщик с блеклыми татуировками на обеих руках. За несколькими столиками устроились многочисленные и говорливые туристские семейки. Толстый старый хиппи в подрезанных обтрепанных джинсах расположился рядом с кассой и рассматривал объявления, людей, водителя и меня. Выходит, слова Иззи были понятны мне одному.

— А ты меня слышишь? — испуганно прошептал я.

— Нет, — ответил он и засмеялся. Из левого динамика донеслось раздраженное бормотание. Я узнал Сарвадуку. — Ладно, ладно, — ответил ему Иззи, — постараюсь. Ну, не удержался… Только что вошел тип, — обратился Иззи ко мне, — вон тот, в шлепанцах на босу ногу, видишь? Он с Сандулека, но на нашей стороне. Главное, не отдавай ему ничего своего. — Помехи. — Я же сказал: в Мемфисе! Дай передохнуть, Вадука: все-таки здесь — межгалактические проблемы. «После того, как ты обвела меня вокруг пальца и сделала беглецом, нечего совать мне в лицо свою любовь!»

Джонни Абилен! Голос Иззи потонул в гитарном вое. Я учуял жасмин Сарвадуки, потом запах пропал. Остались одни «Косари».

Толстяк подвалил к моему столику.

— Не возражаешь, если присяду? — Я пожал плечами. Усаживаясь и пристраивая свое брюхо, он задел соседний столик, за которым восседал татуированный дальнобойщик.

— Эй! — У татуированного расплескался кофе.

— Прошу прощения, — пропищал мой сандулекский связной, виновато оборачиваясь.

— Полегче! — Дальнобойщик накрыл кофейную лужу салфеткой и снова погрузился в созерцание сигаретного дыма.

Хиппи сосредоточился на мне:

— Как тебя зовут? Я Цыган. Дожидаюсь сестру. Она в сортире. Никак не выходит, хоть тресни! Прямо не знаю, почему она столько времени там торчит! Как, говоришь, тебя зовут?

— Мэл, — отозвался я. Перед глазами у меня всплыло какое-то неясное изображение, отказывавшееся фокусироваться. Напрасно я пытался присмотреться, что это такое. Наконец я догадался, что это мысль, чье-то имя на кончике языка, полузабытое лицо, мерцание, за которым ничего нет.

Это осталось во мне от Иззи. Мое подсознание шарило по неясной мысли, как язык шарит по ниточке, застрявшей между зубами, как лейкоциты распознают вирус. В мозгу засело что-то чуждое, но твердое.

— Чего ты таращишься на мою бороду? — осведомился сандулеанин. — В ней что-то застряло?

Я как будто нашел разгадку. В голове сидел мой папаша, Беглый Джо! Его рука дергала изнутри затычку, которую Иззи загнал мне в башку. Папаша пытался ее выбить. Кстати, он сгинул, когда мне было всего два года: пока мы с матерью пропадали в сувенирной лавке у Ниагарского водопада, его и след простыл.

Если поиграть с кнопками видеомагнитофона, то можно различить под фильмом, который вы смотрите, обрывки другого. Он прерывает действие, делает неузнаваемыми лица актеров, портит диалог, превращает лужайку в озеро, семейную комедию в гадкий «ужастик». Получается такой утко-кролик. В бороде Цыгана мне почудилась старая фуражка Беглого Джо.

— Да что у меня там? Фунт масла? Птичка снесла яичко?

— Ничего, простите. Вы с Сандулека?

У Цыгана отвалилась челюсть. Не в переносном смысле, а буквально: она упала бы на пол, если б не его брюхо. Челюсть отскочила от брюха и встала на место. На это ушло секунды две, за которые я успел разглядеть настоящее тело Цыгана. То была желтая шипящая змея. Кто-то из туристов вскрикнул, потом все стихло. Цыган вскочил, задев окороком стол дальнобойщика.

— Чертов жирняк! — Водитель треснул стаканчиком о стол и вскочил.

— Страшно извиняюсь, — пролепетал Цыган. — Видите, какой я толстый? Потому и неуклюжий. Ничего не попишешь.

Лицо татуированного затуманилось. Он не ожидал такой реакции. Он помолчал, нахмурил брови и сказал:

— Хиляк. — Он сел и бросил в лужу еще одну салфетку. — Давай поосторожнее, понял?

— Понял! — обрадовался Цыган. — Большое спасибо.

— Весь чертов Техас мне свидетель, за что здесь благодарить, толстячок?

— А вот и Нора, моя сестра, — еле слышно объявил Цыган. Красивейшая женщина из всех, кого мне доводилось видеть, подошла к нашему столику и встала рядом с Цыганом, заслонив Беглого Джо. Ее вид был мне знаком, но строить догадки было невозможно: недаром Иззи закупорил мне башку.

Дальнобойщик — и тот бросил наводить порядок у себя на столе и вытаращил глаза. У такого братца — эдакая сестричка?! Буквально ничего общего! Как же она была хороша! Очень хороша, причем как-то по-домашнему. На ней были джинсы, заправленные в сапожки, и цветастая майка. Волосы — каштановая лавина с редкими серебряными нитями — падали ей на спину. Большой рот, полные губы, темные глаза. Лицо ее было умыто печалью, подобно тому, как камень становится благородным от плеснувшей на него волны. От нее так и веяло состраданием. В этом и заключался секрет ее красоты.

Походка Норы, движение ее глаз, лишенное аффекта и сладострастия, — все превращало меня в ее поклонника. Это было именно то лицо, которое я выбрал бы из миллиона. Я тотчас в нее влюбился.

Даже Беглый Джо на время оставил в покое пробку у меня в черепушке. По кафе пробежала волна прохлады. Туристы прекратили свой треп, водитель затушил сигарету.

Цыган выдвинул для Норы стул, дождался, когда она сядет, тоже сел, на этот раз — аккуратно.

— Он знает, — предупредил Цыган сестру.

Наши глаза встретились. Мы дышали в унисон. Она чуть замету кивнула, и я понял, что она признает наше родство.

— Откуда? — спросила она. — Пожалуйста, ответь мне, откуда знаешь о нас.

Ее голос меня поражал и одновременно умиротворял. «Вот что значит быть ангелом!» — подумал я.

— Знаю, — ответил я.

Нора чуть заметно наморщила лоб. Озабоченно вздохнула; ее рука скользнула по столу и легла на мою руку. Я едва не зарыдал.

— Расскажи, — попросила она. — Расскажи мне, Мэл. Все.

— Мне двадцать три года. Я из… — Так и не вспомнил, откуда я родом. — Я снялся с места, потому что хотел… увидеть тебя, Нора. Она смотрела на меня невозмутимо, как спокойная океанская гладь, как закат, как мать, как луна. — Я хотел увидеть тебя, но тебя не было там, где… Неважно. Тогда я начал бродяжничать. Моя мать… — При чем тут мать? — Себе самому я, конечно, не признавался, что ищу тебя. Мой путь лежал на Юкатан — поглядеть на затмение, в Атланту — посетить фабрику «Кока-Колы», в Британскую Колумбию, чтобы стать земледельцем, в Большой Каньон, чтобы изучить образ жизни индейцев гавасупаи. Так все и шло. Помню, как-то раз… — Я заехал в тупик: у фразы не было концовки. — Одним словом, я тебя люблю. Когда меня подобрал Шаман…

Беглый Джо тужился, пытаясь вырвать из скважины затычку, но пока безуспешно. Я догадался, что отходы этой его деятельности засоряют мой мозг. Попутно он причинял мне мелкие повреждения, создававшие лакуны и белые пятна.

— Продолжай, — молвила Нора.

Я сосредоточился.

— Значит, Космический Народ подобрал меня, дал поесть, привел к себе в лагерь. Это просто палатки, козы и куры где-то в Нью… Не' важно. То ли Нью-Йорк, то ли Нью-Гемпшир, то ли Нью-Мексико, то ли Новый Орлеан. Я уже говорил, что хотел соединиться с тобой, полностью и навсегда?