Глаза и половину лба скрывали огромные темные очки. Он сорвал их, и я увидел бровь — одну бровь на оба глаза, да еще приподнятую.

— Понял? — крикнул он. — Я же сказал, что мы через год увидимся! Привет, Мэл, дружище! Ох, и летит же время!

— У тебя появилась перхоть? — Иззи пнул мои осколки. — А мне, например, не мешало бы побриться. Зато сам я выныриваю, как пробка, после всех опаснейших космических приключений.

Он несколько раз щелкнул фотоаппаратом, утер лоб, попил водички. Вода забулькала в его фляжке, когда он наконец оторвал ее от губ.

Солдаты, вооруженные дубинками, удерживали толпу туристов на почтительном расстоянии. Мимо шелестели тысячелетия: песок, ветер, солнце…

— Ну, как тебе здесь нравится? Сарвадука отводит душу в лавках и в борделях. Я сказал ему, что он не подцепит заразу и не наделает детей — все мое иззовидение! — вот у него и закружилась голова. Он распсиховался, когда узнал, что Мемфис, в котором я наобещал ему баб, находится вовсе не в штате Теннесси, так что я был вынужден его успокоить.

Отлично смотрится эта метеостанция на твоем огузке! «Институт Гетти», кажется? Ничего, можешь не отвечать, я обойдусь. Главное, лежи смирно, парень, не то туристов хватит кондрашка. С них достаточно вывалившегося из тебя куска и психа, который точит с тобой лясы.

Ты особенно не переживай. Шаман только болтает, но поделать пока ничего не может. Ночью я вернусь. Все, не прощайся, не благодари меня, вообще ничего не говори, Великий и Ужасный.

Усатый солдат в хаки, в берете и с «Калашниковым» на плече схватил Иззи за локоть и поволок из-за загородки со Сфинксом, из выемки, которая образовалась вокруг меня, когда я впервые плюхнулся на Землю и создал людей. Длительный же это был, доложу я вам, и утомительный процесс: соединять нуклеотиды, управлять эволюцией, чтобы было, через кого передавать свои мысли, вести дело к рождению Тутмоса IV, претендующего на мое доверие… Но человек разумный получился себе на уме, вот я и лежу здесь в просторном одеянии, которое унес с родных звезд, и нахожусь в полной зависимости от хитроумия рабочего из Локпорта, штат Нью-Йорк.

Ветер доносил до меня писк мотылька: «Я — это ты, ты — это я!» До чего же я устал!

Этой ночью Иззи не вернулся, потому что угодил в египетскую каталажку. Об этом мне поведал Сарвадука. Ему пришлось заплатить каирской проститутке здоровенный бакшиш, чтобы она согласилась провезти его на верблюде через Назлет-эль-Семман и западный погребальный комплекс к моей загородке. Сарвадука по пути чуть не рехнулся от страха.

Провожатая Сарвадуки оказалась христианкой коптской веры по имени Лила Кодзи, любительницей комментировать загадочную религию монофиситов в самые неподходящие моменты.

Сарвадука и его провожатая подобрались ко мне сбоку. Пирамиды Хеопса, Хефрена и меня, траченного временем, освещали яркие лучи прожекторов. Приближалось к завершению пятничное светомузыкальное шоу на немецком языке. Видимо, на души с человеческими телами и с глазами такие шоу производят впечатление, но сообщаемая в них информация — ложь от начала до конца: я же говорю, это я создал Хефрена, а не наоборот!

Самое лучшее средство, как обзавестись чувством перспективы, — это проваляться несколько тысячелетий в песке. Что-то внутри меня смягчилось за тысячелетия, истекшие после моих приключений в Нью-Мексико, каковые, как я теперь понимаю, имели место еще до Четвертой древнеегипетской династии — хотя, с другой стороны, гораздо позже ее. Главное, не позволять датам вас дурачить.

Если Иззи чему-то меня научил, так это истине, что время на часах — совсем не то, за что мы его принимаем. Иногда пять часов вечера отделяет от шести часов неделя, а то и две, а иногда они наступают одновременно. Так называемая исключенная середина — настоящие джунгли, кишащие бесчисленными вариантами. Причинность — это, вопреки Канту и Хьюму, вовсе не прямая линия, а дикое верчение сора в водовороте.

Скажем, на Сандулеке, где я сейчас обитаю, температура поверхности в триста-четыреста раз выше, чем на Земле или на Марсе. Как-никак, наш Санди превратился в сверхновую и скукожился в нейтронную звезду, так что здесь вся тысяча по Кельвину — и это в тени! Поэтому события разворачиваются здесь быстро. По земным меркам, жизнь достойного гражданина Сандулека длится квадриллионную долю секунды, но здесь это очень долго. Вы скажете, что такая пропасть не может быть преодолена, что землянам и сандулеанам друг с другом не общаться, — и будете правы, только надо учесть, что в нашей Вселенной нет абсолютных стандартов. У нас скользящая шкала. И до чего скользкая!

Правильно сказал землянин Протагор: «Человек есть мера всех вещей». Ну, не сам человек — зачем такой антропоцентризм? — а Разум. Все эти шкалы, числа, научные законы — всего лишь выражение чего-то такого, что в действительности принадлежит к сфере Сознания. Оно все это создало, а теперь взвешивает, сравнивает, подгоняет, объясняет, меняет. Вот вам и объяснение «оп-ля». Поэтому Шаман — такая страшная угроза даже на расстоянии пары сотен миллионов миль; скорость света не является предельной скоростью во Вселенной, если вам под силу сделать «оп-ля». Природа гораздо гибче, уверяю вас.

Взгляните на сор в водовороте.

— Мэл! Это ты, Мэл? Абу-аль-Хаул? — Шепот Сарвадуки долетал до меня откуда-то сбоку. За спиной у него высилась пирамида Хефрена, а также Лила Кодзи и два верблюда, привязанные к камню. — Прямо не верится, что я вез тебя в своем «фольксвагене» по сороковой автостраде. Так это ты? Иззи называет тебя Отцом Страха, предшественником самих фараонов. Говорит, будто это ты выделил ДНК из первичного бульона и довел нас до теперешнего состояния. Мол, ты прародитель всей жизни на Земле. Иззовидение, понимаешь! Это правда? В Нью-Мексико и Техасе ты показался мне не таким. Надеюсь, я не оскорбил тебя своими речами и делами, о, Великий!

— Вы обращаетесь к большому камню, сэр, — сказала Лила. Сарвадука проигнорировал ее.

— Сам Иззи не смог приехать, о, Ужасный! Его задержали местные власти. Они приняли его за террориста, но он сказал, что беспокоиться не о чем. Он попросил передать тебе следующее, Великий, Древний и Невыразимый! Во-первых, он приносит извинения, что все сработало не совсем так, как он предполагал…

— Во-первых, во-вторых! — Лила Кодзи хлопнула Сарвадуку по плечу. — С самого Каира репетирует: во-первых, во-вторых…

— Цыц! — прошипел Сарвадука. Лила недовольно заворчала. — Во-первых, — продолжил он, — Иззи хотел, чтобы сандулеане спасли тебя от Шамана, а не забрасывали далеко-далеко от Земли. Тут вышла накладка. Он приносит тебе свои извинения, Величайший.

— Куда ж ему деваться? — опять вмешалась Лила. — А в каком смысле «далеко-далеко»? Вот еще дуалист на мою голову!

— Никакой я не дуалист. Я твой работодатель. Сама не знаешь, что болтаешь, Лила. Мэл Беллоу находится сейчас в межзвездном пространстве.

— А я думала, что ты называешь его Сфинксом.

— Да и нет.

— Дуализм!

— Цыц, дура! — рявкнул Сарвадука и тут же перешел на елейный тон. — Во-вторых, Иззи просит, чтобы ты употребил свою огромную силу и перенес в Эль-Гизу Джонни Абилена с его «Косарями». Это единственный способ спасти тебя от вечного рабства у Шамана, по совместительству — Тутмоса IV.

— Опять дуализм.

— Милостивый и Всемогущий Абу-аль-Хаул, умоляю, заставь эту шлюху заткнуться!

Я встрепенулся, как будто меня разбудили среди ночи.

— Кто я?

Напротив меня сидел Цыган — банан с наполовину спущенной кожурой, уродливый человеческий торс с торчащим наружу клубком щупалец, напоминающим глистов в бычьем брюхе. Цыган не двигался, Нора, молча сидевшая рядом, тоже. Ее рот был слегка приоткрыт, она тупо смотрела мимо меня. Нора была обнажена, она сохранила человеческий облик, ее длинные волосы закрывали лицо, плечи, грудь. Я дотронулся до ее руки. Она была холодной.