— Угу, — он сделал маленький глоток, поморщился, вернул фляжку. Виновато признался: — Я вино больше люблю.
— А ты, летунья?
— Жить надоело? — отрезала Хелен.
Через минуту меня потянуло в сон. Марка тоже сморило. Какое-то время мы возились, пытаясь устроиться удобнее на крошечном сиденье. Хоть мальчишка и худой, но уже не такой маленький, чтобы на коленках его держать. Эх, маловат планёр… будет ли когда такое, что планёры размером с линкор над океаном понесутся? Я бы слетал. Дело нехитрое, когда летун умелый…
Дважды я просыпался — так, на миг, когда планёр начинал кружить в поисках попутного ветра. Один раз заметил, что солнце в спину светит, и схватил Хелен за плечо:
— Куда летишь, ведьма!
Она вздрогнула:
Поток ищу! Успокойся, вор, назад ходу нет, не тот ветер!
Марк открыл глаза, взял карты, потом вернул Хелен.
— Все правильно, Ильмар…
И тут же заснул снова.
Правильно так правильно. Я тоже смежил веки. Мне снилось, что мы снова взлетаем с острова, ревет толкач, только это уже было не страшно, наоборот, я сам сидел на переднем креслице, дергал рычаги, и матерчатая птица послушно взмахивала огромными крыльями…
— Марк! Ильмар! Марк!
Колени у меня затекли, не разогнуть…
— Плавать умеете? — отрывисто спросила Хелен.
Впереди тянулись скалы. Берег! Сестра-Покровительница, и вправду — берег! И не какой-нибудь там остров, Европа впереди, держава…
Вот только море было под нами. Казалось, что пенные брызги с верхушек волн вот-вот захлестнут планёр и утянут за собой, на дно.
— До берега доплывешь? — спросила Хелен.
— Нет, — ответил я. — Ноги затекли.
— О тебе речи нет, хам, — отозвалась она. — Марк, доплывешь?
— Нет, Хелен, — спокойно сказал Марк. — Не доплыву я. Тяни уж… Звездный час твой пришел… сама знаешь, какая мне цена!
Она обожгла его разъяренным взглядом. И снова в свои рычаги впилась. А планёр дергался, носом клевал, все ниже и ниже клонился.
Когда с острова взлетали, я того боялся, что море далеко. Теперь вот как все повернулось, наоборот. Убиться-то мы не убьемся, наверное. Только намокнет вмиг материя, да и пойдет планёр камнем ко дну. И даже если выбраться — не доплыть…
— Тяни, ну тяни же, Хелен! — крикнул Марк. — Как в Сербии тянула, когда зажгли тебя! Тяни, Ночная Ведьма! Прошу тебя!
Девушка молчала, вся в свою механику ушла, будто частью планёра стала. Страшно мне было, но не восхититься ею я не мог.
Неужто и впрямь она из тех летунов, что в горах воевали, бомбы на головы гайдукам бросали? У нее же, наверное, Железный Орел за храбрость, особой аудиенции с Владетелем удостоена… Тяни, Хелен, тяни свою машину! Сестра, Сестра-Покровительница, глянь на меня, пропадаю! Искупитель, дай время повиниться, много зла на мне, не успею все вспомнить, пока тонуть буду!
Планёр уж было совсем к воде прижался, и Хелен такое словечко выдала, что не всякий мужик решится повторить. И словно того дожидаясь, планёр вдруг вверх подался, тяжело, но все же вверх! Правду, видно, говорят русские, что матерное слово беду прочь гонит!
— Давай! — радостно крикнул Марк.
Скалы надвигались, и летели мы на одном с ними уровне. Высокий берег, больно уж высокий. Неужели врежемся в камень?
Перед самыми скалами, когда, казалось, я уже листики на кустах случайных различал да ополоумевших чаек, над гнездами мечущихся, вздернула она машину, будто норовистого коня перед барьером. И не подвел планёр, перемахнул скалы, чиркнул брюхом по земле, захрустело дерево, затрещали колеса на буграх. Помчались мы, еще быстро, но уже по тверди, и планёр на ходу рассыпался, нас, драгоценных, оберегая, стекла в окошках бились и сыпались — я Марка к себе прижал, лицо от осколков укрывая, и сам зажмурился. А Хелен впереди ругалась по-черному и плакала навзрыд при каждом треске — все это в те короткие мгновения, пока мы останавливались…
Небо-то какое далекое…
Лежал я, присыпанный щепками и стеклом вперемешку, пол-лица тряпка оторвавшаяся прикрывала. Только одним глазом и мог смотреть вверх. А пошевелиться страшно. Ног не чую. Неужели хребет сломал? Кому безногий вор нужен? Только палачу…
Не дело, видно, людям по небу летать. Совсем не дело.
— Ильмар!
Марк сдернул с моего лица тряпку. Мальчишка вроде не пострадал, стоял прямо, лишь на ногу чуть припадал, но это еще с Островов.
— Ты как?
— Ног не чую, — пожаловался я. — Конец мне, парень.
Марк задумчиво смотрел на меня. Потом сообщил:
— Ты вроде не обделался…
— Чего несешь! — рассвирепел я.
— Когда позвоночник ломают, то под себя ходят, — сообщил Марк.
— Пошевели ногой.
Я попробовал, но ничего не ощутил.
— Нога шевелится, — сказал Марк.
Приподнявшись на локтях, я глянул на ноги. Напрягся.
И впрямь двигаются.
— Как же так, словно немые… — прошептал я.
Мальчишка вдруг засмеялся:
— Ильмар… да я же у тебя на коленках четыре часа просидел… отдавил тебе ноги. Пройдет!
— Тьфу ты…
Встать не получилось, зато я сел. Ноги и впрямь начало покалывать.
— Наел задницу, — ругнулся я на мальчишку. — Где летунья?
— Вон…
Хелен сидела в стороне. Левая рука у нее была замотана в самодельный лубок, она как раз затягивала зубами последний узел.
— Поломалась немного, — пояснил Марк. — Главное — живы.
Я огляделся. Вокруг, метров на сто, не вру, валялись обломки планёра. Берег был ровный, пустынный. Пригорки, песок, чахлые кустики. Шум моря почти не слышен.
— Хелен! — крикнул я. Летунья обернулась. — Спасибо!
Она непонимающе смотрела на меня.
— Хелен, ты посмелее любого мужика! — сказал я. — И поискуснее. Спасибо, что жизнь спасла. Может, я и вор презренный, только все равно буду за тебя Сестру с Искупителем молить!
Девушка дернула плечами. Но все же ей явно понравились мои слова.
— Плохая я летунья, Ильмар-вор. Планёр разбила.
— Мы вблизи Байоны упали, — сказал Марк. — Знакомые места?
— Не пропадем, — успокоил я его. — Доберемся до города, отъедимся… ветчину тут хорошо готовят, переоденемся.
Что-то меня тревожило. Не так все шло. Совсем не так.
— А деньги откуда? Воровать будешь?
Я помедлил, но все же полез в карман и достал железный слиток.
— Сукин сын! — закричала Хелен. — Лишний вес тащил!
Ладно. Невелик вес — килограмм железа. Зато будут деньги.
Марк улыбнулся, глядя на железо. Конечно, он не заметил, как я прихватил его из купеческой ухоронки.
— Встать можешь, Ильмар?
Я попробовал.
— Нет пока. Да не стой ты, парень, помоги ноги растереть…
— Не можешь — это хорошо, — вдруг сказал Марк.
Глаза у него были виноватые, но не слишком.
— А ноги ты сам разотрешь. Ладно? Мне пора, Ильмар-вор. Спасибо тебе за все, теперь разойдемся.
У меня челюсть упала.
Хелен захохотала, откидывая голову. Радостно и неподдельно.
— И тебе спасибо, Ночная Ведьма, — сказал ей Марк. — Ты и впрямь лучшая из лучших.
— Никуда тебе не деться, Марк, — она перестала смеяться. — Все равно ведь схватят. Сам знаешь.
— Знаю, — согласился он.
Повинись, мальчик. Повинись и сдайся. Дом простит…
— А вот это уже не твое дело, — отрезал Марк. — За себя бойся.
— Ты что же, гаденыш, уходишь? — ко мне вернулся дар речи. Я тебя от рудника избавил, а ты бросаешь? Да я тебя придушу, щенок!
Мальчик повел в воздухе рукой. Губы его шевельнулись.
Я первый раз увидел, как лезут в Холод при ярком свете, — и так близко.
Просверк — солнечный луч на острие, что выползает из ниоткуда.
Порыв ветра. Холодного ветра.
Марк стоял с кинжалом в руке и смотрел на меня.
— Достойный поступок для мальчика твоей крови, — сказала вдруг Ночная Ведьма. Марк ее будто и не услышал. Протянул мне нож, держа за лезвие, как положено.
— За мое спасение, Ильмар-вор, жалую тебя клинком Дома и титулом графа… — он замялся, — графа Печальных Островов.
