Пролог

Предрассветную тишину разорвал истошный крик. Лес не услышал или только сделал вид.

- У нас мальчик. Посмотри, наш сын, – сказала женщина.

- Да, наш сын.

Мужчина не смотрел на синюшного младенца, все его внимание проковала дорога.

- Может нас не заметили, может никто не поедет следом?

- Может быть, Марья. Не успели мы до Поганки, так и чуял, стоило ехать раньше.

- Все хорошо, мой славный, все будет хорошо, - сказала Марья то ли мужу, то ли ребенку. – Слышишь, никого нет на дороге? Мы тут одни одинешеньки.

- Если бы, - ответил мужчина и прислонился ухом к земле.

- Что такое?

- Кони вдалеке.

- Что же нам делать?

Лес наблюдал за тем, как решалась судьба несчастных крестьян. Женщина, прижала ребенка сильнее прежнего и, поджав губы, смотрела на сына. Ребенок молчал, но никто не предал этому значения. Мужчина стоял неподвижно, а в его голове словно искры костра летали мысли.

- Ты сможешь встать?

- Смогу.

- Тогда заверни ребенка в пеленку и слезай, - сказал он, а сам перекинул через плечо тюк с тем немногим, что они прихватили. Пока Марья слезала, мужчина обошел телегу и привязал вожжи к козлам, так чтобы они не мешали лошади.

Топот копыт вдалеке усилился - всадники приближались.

Мужчина скомандовал:

- Но, пошла!

Лошадь послушно потянула заметно полегчавшую телегу.

- Давай руку и не отставай.

Кратким взглядом Марья простилась с надеждой на спасение. Под топот приближающихся копыт, они скрылись среди деревьев.

***

- Еще чуть-чуть, еще маленько. До того оврага, там и переждем.

- Они нас не увидят? Они поедут за Ржанкой, да?

- Конечно. Нам нужно схорониться. Ненадолго. Как они проедут обратно, так мы вернемся на дорогу.

Мужчина кинул тюк на дно небольшого оврага, скатился сам и помог Марье с ребенком.

- Теперь надо сидеть тихо, - сказал он и сел на землю.

По его спине пробежали мурашки - до того холодной оказалась земля. Только когда стена деревьев скрыла беглецов от дороги, мужчина понял, что у него родился сын.

- Дай мне его, Марья, хоть взгляну. А ты пока достань плед потеплее, а то не сбережем.

- Сева, почему он не кричит? – спросила Марья пока искала плед.

- Не хочет нас выдать, - сказал он, хоть понимал - это плохой знак. Он вспомнил, что делала его мать повитуха, когда новорожденные не хотели дышать. И что бывало, если первый крик так и не наступал. Мужчина освободил маленькую ножку из простыни, ущипнул ее и растер огрубевшими от работ в поле руками. Он понимал, что любой крик может их выдать, тем более детский, ведь он разнесется повсюду, как круги бегут по воде от брошенного камня. Через мгновение послышалось тихое «у-а-а», которое переросло в звонкий плач. Трагедия и победа, заключенные в невинном детском крике. Всеволод и Марья смотрели на ребенка взглядом полным родительской любви. Но крик слышали не только они.

- Сева, помнишь, с неделю назад звездочка упала?

- Нет, я не видел. Я вообще многого не замечаю.

- И правда, ты тогда еще с поля не пришел. А я с конюшни шла когда, остановилась на пороге и гляжу на небе летит звездочка, но не белая как бывает, а желтенькая. Летит так неохотно. Так медленно чтобы летела, никогда не видела. И знаешь, - добавила она, помолчав, - Она будто живая была, не падала, а прямо порхала, а потом нырнула среди деревьев, как орел за рыбкой.

- Так может, летела то она намного дальше леса, а так только привиделось?

- Может быть, но больно чудная была. Я, наверное, по глупости бабской решила, что это добрый знак и... - не успела она закончить, как ее прервал муж.

- Тише. Возьми ребенка.

Он отдал ей сына, а сам потянулся за мечом, спрятанным в тюке среди прочих вещей. Он принадлежал еще отцу Всеволода, который носил его в пору своей службы мечником при князе. Всеволоду не пришлось использовать его по назначению, однако обращался он с ним как следует, так что бороду брить можно, да и привычным он был для руки. Сколько вечеров он провел под строгим взором отца, который готовил своего сына в княжьи мечники. Но судьба решила иначе.

- Что такое, Сева?

- Над оврагом, кто-то ходит.

- Я не слышу.

- Прильни к склону и накройся пледом, может смогу увести их от вас.

- Я не останусь без тебя! Мы не останемся!

- И правда, не останетесь. Это не люди.

С двух сторон в овраг медленно спускались волки-туманники - стая из пяти хищников. Впереди, уткнувшись носом в землю, шел вожак. Крупную морду сплошь покрывали шрамы. Левый глаз закрывало молочное бельмо, точно такого же цвета, как и туман, что стелился под лапами хищников и заполнял овраг.

- Что нам делать, Сева?

Мужчина встретился взглядом с волком. Вожак, который учуял запах крови, тянувшийся красной лентой от самой дороги, вперил в него единственный целый глаз. С другой стороны спустились еще четыре волка. Всеволод слышал их, но не мог отвести взгляда, иначе вожак в один прыжок добрался бы до его шеи. Хруст листьев сообщил о том, где стоят волки и как далеко. Крестьян окружили. Кровь прольется, и лишь вопрос силы и сноровки, что послужит тому причиной, сталь или клыки. Туман клубился все гуще, и волчьи лапы почти растаяли в дымке. Краем глаза Всеволод видел жену с ребенком, укрывшихся пледом - густой туман застелил их наполовину. Времени оставалось совсем мало, промедли он еще и от волков останутся только желтые горящие глаза.

Единственные звуки, который он услышал в последние мгновения – удары сердца. Тяжелые, пробивающие грудь, вязкие и тягучие удары. Казалось, они тянули за собой само время, замедляя его. Он далеко не сразу понял, что случилось дальше. Помощь пришла оттуда, откуда он ожидал меньше всего. Смертоносный туман, обволакивающий все вокруг белесыми щупальцами, как ошпаренный отступил назад, когда раздался оглушительный звон. Вожак перевел здоровый глаз на плед, за которым пряталась Марья с ребенком. Он повернул морду в их сторону и обнажил шею.

«Последний шанс», - подумал Всеволод и воспользовался им.

Со следующим ударом сердца он сделал выпад в сторону вожака. Оказавшись на расстоянии клинка, он нанес удар. Волк успел отскочить назад, но подставил под удар морду. Меч разрезал шкуру и плоть от угла челюсти и прошел через правый глаз, ослепив вожака окончательно. В ожидании нападения сзади он развернулся и взмахнул клинком, но остальные хищники не шевелились. Меч рассек отступающий туман. Волки не заметили нападения на вожака, они завороженно смотрели на плед, вытянув шеи. Только тогда Всеволод понял, что тот звон, что оттолкнул туман и отвлек волков, был плачем его сына.

Туман улегся у земли. Вожак стаи мотал окровавленной головой из стороны в сторону, разбрызгивая кровь по сухой листве. Остальные туманники завороженно следили за пледом, из-под которого доносился детский плач.

Всеволод не решился напасть. Он попятился спиной к склону, держа перед собой меч. Только он оказался возле жены и ребенка, плач оборвался.

- Что же здесь происходит? - сказал Всеволод.

- Сева, они ушли?

- Нет, но они не нападаю…

Не успел он договорить, как волки, до того погруженные в сон, очнулись. Вожак, обезумев от боли, катался по земле и то и дело зарывал морду в опавшую листву. Остальные туманники, вопреки надеждам Всеволода, не отступили, завидев поражение вожака. Они приближались аккуратно, шаг за шагом, скалясь и рыча. Наконец они оказались так близко, что Всеволоду в нос ударил дикий, животный запах. Он видел капли секрета на шерсти хищников, благодаря которому те сгущали туман - до того близко они стояли.

«Ничего этого бы не было, уедь мы раньше, - думал Всеволод. - Теперь погибнем тут, всей семьей. А я ведь сыну имя дать не успел».

- Марья.

- Да?

- Я бы хотел, чтобы его звали Олег.

- Пусть будет Олежка, да, пусть будет…

Туман поднялся так высоко, что волки скрылись в нем полностью. Смерть дышала Всеволоду в лицо. Все это время он держал меч с такой силой, что пальцы сковало судорогой, и они приросли к старому оружию. Ждать оставалось недолго. Над оврагом повисла зловещая тишина. Только тихий женский плач из-под пледа говорил о том, что здесь есть кто-то живой. Ребенок уснул на руках матери. Отец же стоял впереди, готовый дать последний бой.