Мечники вышли со  двора, и Олег спрятался в кусте шиповника по другую сторону телеги. Он достал из кармана платок и обвязал его вокруг лица, закрыв нос и рот, но запах все еще летал где-то рядом. Тем временем тело погрузили в телегу, и процессия двинулась дальше. Олег держался на небольшом расстоянии в низине, и так дошел до сарая. Телега скрылась за массивными дверьми сарая, а в это время Олег перебежал и укрылся за углом, ожидая, когда мечники выйдут.

Так он просидел за углом сарая, пока не вышли мечники с пустой телегой. Один из них оттащил ее туда, где лежала первая телега и также перевернул. Одной рукой. Сделал он это с такой легкостью, словно подбросил монету.

«Откуда у вас столько силы?», - удивился Олег.

Другой мечник повесил замок на дверь сарая, что несколько нарушило планы юноши. Шуметь и сбивать замок ему совершенно не хотелось, но делать было нечего. Когда мечники исчезли за домами, Олег выбрался из укрытия.

Он взял замок в руку. Это был тяжелый амбарный замок. Некогда Теодор Кительсон преподавал ему уроки по открытию замков, но Олег пропустил их мимо ушей: слушать теорию не имея даже самого простого механизма перед глазами для молодого и живого ума равносильно пытке. Сколько он теперь не пытался припомнить тех уроков, ничего в голову не пришло. Олег несколько раз дернул за замок. Кольцо, к которому замок был пристегнут, держалось только на вере в лучшие дни. Где не поможет ум, там поможет сила, решил он и, оглядевшись, ударил сапогом по замку. Со второго раза кольцо, вместе с замком вылетело.

В полночной тишине, этот звук разлетелся во все уголки Тридевятого Царства, так ему показалось. Сверчки и другие ночные музыканты, ненадолго прервали выступление и тут же продолжили. Олег вошел внутрь.

Внутри его поприветствовали тьма и смрад.

«Как они тут что-то видели?», – подумал он.

Олег пошел вдоль стены, опираясь одной рукой, и аккуратно переставляя ноги. Оказалось, что внутри была еще одна дверь, поменьше, в нее-то он и уперся. Нащупав ручку, он потянул, дверь не поддалась. «Опять замок», подумал было Олег, но решил потянуть еще раз, и с тугим хлопком дверь отворилась. Зловонное, плесневое дыхание вылетело наружу. Запах был такой же, какой он ощутил в телеге, только спертый, приправленный чем-то сладковатым, отчего стало только хуже. Кто-то схватил его за желудок и с неимоверной силой потащил наружу. Он согнулся и оперся руками о колени. Когда чувство опустошающее нутро, наконец, отступило, Олег затянул платок плотнее и пошел вглубь.

Олег оказался в просторном помещении, освещенным лишь столбами лунного света, чо проникал через дыры в исхудалой крыше. Золотая пыль пролетала сквозь колонны света и растворялась во мраке. Олег сделал шаг вперед и сразу же споткнулся.

«Без огня, в таком месте не обойтись», - подумал он и пошарил рукой по стене в поисках факела, но ничего не нашел.

На помощь пришла смекалка: он достал снаряд для самострела и щелкнул пальцами у самого наконечника. Макушку тут же охватил огненный венец. Через миг снаряд разгорелся не хуже любого факела, и пролили свет на небольшом расстоянии вокруг.

Олег опустил снаряд вниз вниз. Он стоял перед большим корытом, похожим на те, из которых едят свиньи. Корыто было закопано так, что его края оказались вровень с землей. Жидкость в корыте переливалась всеми цветами радуги на свету. Страшные мысли забрались в голову к Олегу. Он пошел вдоль корыта с горящим снарядом. У другого конца, из жидкости, торчала голова: она была неестественно выгнута назад, зрачки скрылись где-то за пересохшими веками, рот крепко сжат, от губ осталась лишь тонкая полоска, будто объели крысы, а жевательные мышцы напряглись так сильно, что торчали подобно струнам.

Олег вытянул руку вперед и из темноты показались еще корыта. Он перебегал от одного к другому, каждый раз испытывая то облегчение, оттого, что не нашел в нем друга, то страх за то, что найдет его в следующем.

Все лица, которые он видел, истощила болезнь и сделала их до ужаса похожими одно на другое. Мужчина это или женщина, старик или молодой, понять было невозможно, но ученого среди тех, кого он увидел, не было.

Невольно в памяти Олега всплыл разговор, во время которого Теодор Кительсон излагал свои идеи относительно того, что любой человек, который поддается пороку чревоугодия, становится похож на другого такого же. Таким образом твоя уникальность и самость могут проявится только если ты держишь себя в здоровом теле. Сейчас же Олег убедился, что и люди истощенные страшной болезнью также становятся схожи, что вполне встраивалось в теорию ученого.

«Я расскажу Тео о своих мыслях. Ему это будет очень интересно, если только… нет, все будет хорошо», - отгонял Олег скверные мысли.

Он дошел до последнего корыта, и чуть не выронил из рук пылающий снаряд. В нем лежал Теодор Кительсон. Выглядел он как жертва многомесячного голодомора, которая к тому же подхватила огненную язву, или что-то более скверное. Кожа его посерела, словно вымазали в глине. Его некогда щегольская борода походила на полинялую шерсть.

Олег воткнул снаряд в землю и нащупал в жидкости плечи Теодора Кительсона, перехватил его за подмышки и потащил. Ученый с такой легкостью выскользнул из маслянистой, что Олег повалился на спину. Он осторожно положил друга на землю и ужаснулся. Перед ним лежал скелет, обтянутый кожей: самыми широкими частями его конечностей были колени и локти; ребра образовали лесенку, ведущую к ключицам, которые как игрушечное коромысло держали тощие руки; живица духа ясно выделялась бронзовым панцирем на коже. Что-то внутри Олега защемило. Схожее чувство он испытал глядя на сгоревшую избу Сизого. Лицо ученого было мертвецки спокойным, но короткие вдохи, от которых ребра подпрыгивали, а живот неестественно сокращался так, что жилы виднелись, говорили о тяжелой борьбе организма. Даже когда наше сознание плутает где-то далеко, тело все еще может бороться с иссушающей болезнью, при этом держа душу, словно золотую рыбку на крючке, чтобы та не сорвалась и не сгинула в глубинах неизвестного.

Тело ученого охватили судороги: руки его то сгибались в локтях, то разгибались с такой силой, что Олег боялся, как бы он не поломал кости, а потому пытался его придержать. Спина ученого вытянулась струной, тощие ноги кольями зарылись в землю. Изо рта показалась красная пена. Олег попытался разжать челюсть ученого, но ничего не вышло. Мышцы сжались так крепко, словно в этом движений сокрылся последний шанс на жизнь. И он не умер. Судороги прошли. Тело обмякло. Живот успокоился, и только посредине него, там, где заканчивается грудина, словно в насмешку над измученным телом, живо стучала аорта.

Олег раскрыл рот Теодора Кительсона. Ученый прокусил кончик языка – вот откуда пошла кровь.

Наступил миг тишины. Олег снял кафтан и накрыл им обнаженного друга. Голову его он положил к себе на колени. Запаха плесени он больше не чувствовал, по крайней мере так явно.

Снаряд почти погас. Он светился тусклым зеленоватым пламенем, и вместе с лунной синевой, все также смотрящей сверху, это место смотрелось еще более зловещим.

Олег затушил снаряд, и поджег новый. Ближайшие корыта озарились красно-желтым пламенем, поблескивающим на маслянистых поверхностях.

Вдруг Теодор Кительсон закряхтел. Из его пересохшего и потрескавшегося рта донесся слабый кашель. Олег полил водой из фляги губы ученого.

- Осторожно Тео. Понемногу, потихоньку, - сказал Олег, отнимая флягу, к которой потянулись губы ученого. – Лучше не пить много.

- Олег, - тихо прохрипел Теодор Кительсон.

- Да, это я. Все теперь хорошо. Лежи смирно.

Ученый еще не мог открыть глаза, но лицо его сначала обеспокоенное приняло самое безразличное выражение.

- Мы с тобой покинем это чертово место. Там снаружи есть телега. Я найду лошадей, и мы сбежим. Что ты говоришь? Давай я дам тебе еще воды. Вот так.

- Нельзя покинуть его сейчас.