Хотя он был окрашен так же, как и его родители, пятна на его шкуре были более размытыми, мех — не столь густым, а подушечки лап — слишком крупными, как у всех детенышей. Но со временем он обещал сравняться со своим отцом.

Марайя, кошка, подтолкнула его вперед лапой.

— Мурри. — Ее речь была едва отличима от мурлыканья. — Это один из наших детей, гладкокожий. Как принято и у вас, наша молодежь в свое время отправляется набираться ума. Мурри станет тебе младшим братом, помогая клыком и когтем.

Она замолчала, и я снова начал сражаться со звуками языка пушистых:

— Госпожа, а ты не боишься доверить своего котенка мне, родичу тех, кто охотится на вас?

Может, песчаные коты и не умеют смеяться, но ценят юмор, что чувствовалось и в ее ответе.

— Доверить его тебе, детеныш? Нет, скорее, мы поручаем ему тебя.

— Но…

— Именно так, детеныш, — ответил Мироурр. — Здесь произошли странные события. Я был беззащитен перед твоим ножом. Но ты не отнял у меня жизнь, а старался спасти меня. Мы плечом к плечу сражались против отвратительных порождений тьмы.

— И еще, старик, — вмешалась Марайя, — ты сочувствовал ему и не оставил на растерзание тварям.

— И ты теперь не тот, кем был прежде, — продолжал Мироурр. — Теперь в тебе наша кровь. На тебе наша печать.

Я посмотрел на свое запястье. Там был шрам, но рана зажила хорошо. Я слышал от путешественников истории о людях, подтверждавших таким образом названое родство. Но о подобных клятвах, данных существу другого вида, я раньше не слышал.

Мироурр и Марайя обменялись долгим взглядом. Если они таким образом общались, то я их не понимал. Кот встал, потянулся — всем огромным телом, размером почти со взрослого самца якса. Затем прыгнул — легко, как песчинка, подхваченная ветром, — на вершину скального отрога. Там он стоял, спокойный, словно высеченный из этого же камня, глядя вдаль над песками, окружавшими остров. Он запрокинул голову и издал рык, который мог бы вызвать бурю, повторил его трижды и потом еще, каждый раз слегка поворачивая голову в другом направлении.

Я скоро понял, чего он добивался. Издалека, по пескам, порой настолько сходные с ними по цвету, что заметны они были лишь когда двигались, стекались песчаные коты, и сосчитать их было невозможно.

Шли самцы, огромные, как Мироурр, гордые самки со своими отпрысками. Все они приближались к скальному острову и поднимались туда, где с достоинством правителей ожидали их Мироурр и Марайя. Гости легонько соприкасались носами с хозяевами, а затем расходились маленькими семейными группками, ожидая…

На закате они подали голос, Мой народ любит песни, и барды занимают среди нас высокое положение, но эта дикая музыка не была похожа ни на что слышанное мной прежде. Но чем дольше это продолжалось, тем больше эта песнь казалась мне уместной, и я сам, сначала робко, а затем все смелее, присоединился к их завываниям. Среди кошек были те, кто вел мелодию, возможно, они же выбирали песню. Одной из них была Марайя, и дважды все остальные голоса затихали, позволяя ее голосу отдаваться эхом в небе, гордым кличем, похожим на вызов.

Но пение оказалось только началом. Теперь они танцевали. Сначала один кот, затем другой подпрыгивали вверх. Каким-то дыхательным приемом они стали втягивать в себя воздух. Сначала их мех встал дыбом, и они стали похожи на огромные мягкие мячи, и они подпрыгивали и проплывали по воздуху такие расстояния, что я счел бы это невозможным, если бы не видел собственными глазами. Они катались, кувыркались как котята, играя в воздухе, взлетая над скалами острова.

Их усилия привели еще к одному результату. По меху носящихся в воздухе зверей побежали искры света. Я смотрел, и мне нестерпимо хотелось так же парить на ветру. Да, я мог прыгать и кувыркаться в воздухе, но мое тело неумолимо притягивала к себе земля, и я стоял, задыхаясь от тщетных усилий, наблюдая за круговертью пляски. Теперь те, что были в воздухе, выбрали себе партнеров и закружились вместе, подныривая друг под друга или проплывая сверху. Они снова запели. Я увидел, как котята пытаются вскарабкаться в небо — примерно с тем же успехом, что и я. Дважды ко мне подбегал машущий коротким жестким хвостом Мурри, пытаясь затащить меня в толпу котят, которые дико кружились на земле.

Я делал, что мог, ведь мое детство миновало не так давно, чтобы позабыть некоторые трюки, которым я обучился у акробатов на рынке, — кульбиты и прыжки. Мои неловкие, может, глупо выглядящие попытки воодушевили Мурри настолько, что он даже сумел облететь вокруг меня, стоящего на земле. Вскоре я оказался в самом центре кружения котят, и они смотрели на меня немигающими глазами, словно я был для них чем-то удивительным. Однако вскоре я совсем выдохся и сел, чтобы просто понаблюдать,

Я был не единственным, кто устал от этого дикого веселья. Все больше взрослых котов и кошек опускались на землю и усаживались там, как котти у очага, хотя их пушистые хвосты были слишком короткими, чтобы они могли обернуть их вокруг себя, как это делают наши домашние друзья.

Мироурр и Марайя проложили себе путь среди своих отдыхающих сородичей и подошли ко мне, встав по обе стороны от меня. Мироурр велел мне показать собравшимся подвеску.

Как только я вытащил ее наружу, она вспыхнула, словно впитала в себя искры света, что бегали по меху котов. Она пылала, словно факел, только не было жара. Я поднял ее так, чтобы все могли ее видеть.

На мгновение воцарилось полное молчание. Ни царапанья когтей по камню, ни вздоха, ни шороха.

Затем я услышал нарастающий гул и понял, что это урчание, — и этот звук потряс меня. Они двинулись ко мне строем, как воины на смотре перед королевой. Каждый на мгновение останавливался прямо передо мной, чуть подавшись вперед, словно принюхиваясь к подвеске и затем ко мне. Хотя я только что, как мог, разделил с ними юс танец и песню, меня это несколько обескуражило. Быть окруженным котятами — одно дело, но оказаться среди тех, кого меня с детства приучили считать главными врагами своего народа, — от этого мне стало не по себе. А они все еще шли.

Наверное, они хотели запомнить мой запах на будущее. Они приняли меня как одного из них, о подобном не слышал ни один из моих сородичей, по крайней мере за то время, которое охватывают песни наших бардов.

Три солнца мы оставались вместе. Все питались и пили из одного водоема, а ночью вместе выходили на охоту за крысами. Впервые я видел, как песчаные коты находят их даже в норах под поверхностью земли. Они сосредоточенно раскапывали ходы и гнезда этих тварей и быстро разделывались со всеми, кого обнаруживали внутри.

На третью ночь праздника первые из собравшихся начали расходиться. Никто не прощался с хозяином и хозяйкой, ни один не разыскивал меня.

Во время собрания котята устраивали между собой сражения в подражание взрослым, с ворчанием, шипением и порой даже летящими клочьями шерсти. Мурри хорошо себя проявил в двух таких схватках, а после них подходил ко мне вразвалку, довольный собой, чтобы я пригладил его мех и признал его воинскую доблесть.

Как только гости разошлись и на острове снова воцарилась тишина, я помог семейству вымести оставшийся от встречи мусор в глубокие щели и трещины в скалах. Я снова занялся обработкой крысиных шкур и начал разминать их, высохших на солнце до жесткости, протягивая туда и обратно через острую грань камня.

Больше задерживаться я не мог. Будущее, которого я избегал, следует встретить прямо, лицом к лицу. Куда я направлюсь, когда покину остров, я и понятия не имел. Я был уверен, что мы не слишком далеко от смертоносных просторов Безысходной пустоши. Но мне не хватало проводника.

Пока я упаковывал высохшие на солнце водорослевые лепешки, полоски крысиного мяса, все, что я смогу нести и что, как мне думалось, может помочь мне выжить в дальнейшем, ко мне подошел Мироурр.

— Там есть дорога. — Чем дольше я слушал, тем легче мне было понимать его речь. — Масска Сломанный Клык сказал, она проходит там. — Он поднял голову и указал за пределы острова.