— И не исключено — сам же их и передушил, — ехидно подхватил дедуля. — Разбежались, так он и признается!

Мой Драгоценный почему-то перестал поучать, молчал и только внимательно слушал.

— А мы и не рассчитываем, что признается, — огрызнулся Вальдемар. — Вам, папаша, лишь бы человека осмеять. Думаю, Валтасар не признается даже в том, что тогда на берегу был. Но если бы кто-нибудь понаблюдал за ним…

— Уж не ты ли собираешься этим заняться? — сладким голосом поинтересовалась Ядвига.

Мне хотелось ещё кое-что сказать, но не было возможности, говорили другие. А когда возможность проглядывала, рот оказывался набитым горячим судаком.

— У меня времени нет, да есть люди, которым по службе положено наблюдать.

— Но о янтаре ты бы мог сказать, — совершенно серьёзно и без ехидства заметил старик. — Ты его видел и в случае надобности можешь опознать. Пусть милиция хоть чем-то займётся, хотя надо было искать сразу же, по горячим следам.

— Так ведь тогда все думали, что они со своим янтарём уехали, живые и здоровые…

— Неудивительно, янтарь был в цене. Эх, не умеем мы своим богатством распорядиться. Вот, к примеру, контрабандисты…

Ядвига так и подхватилась.

— Вы бы, татусь, лучше помолчали, неужто хотите, чтобы Вальдек в контрабандисты подался?

— Таких глупостей сроду не говорил. Но вот пани хорошо за Валтасара сказала, и я его подозреваю, и пусть мне до конца жизни селёдки не увидеть, если он в этом не замешан!

Вальдемар вдруг сдался:

— Ладно, так и быть. Смотаюсь в Крыницу, скажу там кому надо о янтаре. А пани Иоанна в случае чего подтвердит, что Валтасар тоже был на берегу, когда убитая девушка янтарь доставала. Хотя я тогда не заметил его.

— Как он тогда смотрел!.. — опять начала я и осеклась.

Ну и как смотрел? С жадностью, но никакого особенно разбойничьего выражения на его лице не было. Такого, за что сразу отправляют на галеры или на другие принудительные работы. А вдруг это просто сообразительный торгаш, сразу прикинувший, сколько тут можно заработать, просто деловой человек? Но способен оказаться и преступником. Я о другом хотела сказать.

И опять помешали, на этот раз дедуля. И как этот шустрый старик успевает и внука кормить, и то и дело свои замечания в разговор вставлять? Хорошо, что судака едим, а не леща, ребёнку не грозит опасность подавиться костью.

— Тогда он был здесь, и теперь он тоже здесь. Сам говоришь, хорошо платит и норовит у всех урвать что получше. Такой знает, что делает. Мог сам и не убивать, только воспользоваться подвернувшимся случаем или другого подговорить Такой всегда вывернется, как угорь.

— А даже если кто и распилил камень, эта дымка… или как её, облачко, непременно и в кусочках проявится, все равно, колье это или кулон, — вслух рассуждала Ядвига.

— Ну сказал же — поеду и сообщу…

Больше я выдержать не могла, и так чуть не лопнула. Я ведь помнила, как паренёк передо мной издавал восхищённые возгласы, весьма конкретные возгласы. Почему же Вальдемар ничего не говорит?

И я нахально вклинилась в разговор, заорав не своим голосом:

— Ну хорошо, а золотая муха?!

Все сразу замолчали, а Вальдемар, вздрогнув, как-то странно взглянул на меня.

— Золотая муха… А откуда пани известно, что там была золотая муха?

— Как это откуда, я же тоже там была! И все слышала.

— Но она её никому не показала.

— Я и не видела. Однако парень, который первым схватил янтарь с мухой, поднял его с песка, стал кричать: «Золотая муха, золотая муха!» Даже заикался от восхищения, на весь пляж кричал. Вы там были, пан Вальдек, невозможно, чтобы не обратили внимания. Люди стали спрашивать, а тот ничего толком от волнения и сказать не может, знай твердит: «Золотая муха, золотая муха», заело его, как патефонную пластинку. Пан Вальдек, вы видели золотую муху?

Долго молчал Вальдемар. а все терпеливо ждали, пока он не прикончит свой кусок судака. Наконец, вздохнув, сказал:

— Видел. Всего мгновение, но видел. Факт.

— Ну и что это такое было?

— Золотая муха.

Ядвига сурово одёрнула мужа:

— Не валяй дурака, отвечай, когда спрашивают. Первый раз слышу про какую-то муху. Почему ты мне никогда о ней не говорил?

До меня дошло, что я неосторожно затронула щепетильную тему, однако меня уже несло. Позабыв о правилах хорошего тона, наплевав на деликатность и вежливость, я настырно повторила:

— Ну?

Вальдемар опять вздохнул.

— Иногда мне сдастся — я это все придумал. Или просто померещилось. Но все-таки я её видел. Большой кусок, граммов на двести потянет, обломан с грех сторон, редко такое случается. Изнутри светится, вроде как из серёдки свет бьёт. Ладно, признаюсь, я его в руки схватил и на свет посмотрел. И в самой середине — муха, большая, чуть ли не с мотыля, и вся золотая, то есть туловище золотое и головка, а крылышки вроде как чёрные, но золотом отсвечивают. Фантастика.

— И целёхонькая? Совсем-совсем?

— Совсем целая, даже лапки на месте, будто золотыми полосками поросли. И больше ничего, только одна золотая муха. Так и стоит перед глазами.

Потрясённые, мы все молчали, стараясь представить такую невероятную красоту. А Вальдемар, раз сломавшись, уже не мог удержаться.

— Ещё одна потрясающая вещь там была. Рыбка, малюсенькая, только что из икринки проклюнулась, икринка ещё на её хвостике висела. Простым глазом видать, никакой лупы не надо. Этот поменьше был, граммов восемьдесят, ну от силы девяносто…

На следующий день что-то заставило меня пойти на хитрость и отловить Вальдемара, что я и сделала за ужином. Мой Драгоценный по-прежнему слова не проронил, Вальдемар же старательно избегал встреч со мной. Интересно, почему?

Притворяться голодной не пришлось. Хотя есть не хотелось, однако в кухне оказалась свежеподжаренная корюшка, а от неё человек не откажется, даже если уже до безобразия наелся. Ведь с нею, как с семечками — и не хочешь, а оторваться не можешь.

Вот и я, усевшись напротив Вальдемара, ухватила пальцами рыбёшку за поджаренный хвостик, схрумкала и потянулась за следующей, осторожно начиная важный разговор.

— Пан Вальдек, а что, собственно, известно о погибших?

— В каком смысле? — не очень охотно отозвался хозяин.

— Ну, говорили, они не местные, сюда приехали ненадолго, но откуда приехали? Кто они? Если вы не знаете, кто может это знать?

Не сразу ответил мне Вальдемар, поглядывая то в окно, то на рыбку, то, не с таким удовольствием, на меня.

— Может, кто и знает, — наконец словно через силу произнёс он. — Вроде бы какие-то дальние родственники пустили их тогда пожить в свою хибарку. Родственники должны бы знать.

— А вы? — не отступала я.

— Только то, что люди брешут. Ну, слышал краем уха, в порту мужики говорили, будто они из Гданьска. Он вроде бы таксист, а она, болтали, бывшая спортсменка, плаванием занималась. В соревнованиях участвовала, пока руку не сломала… или ногу, точно не помню, во всяком случае на олимпиады уже не ездила.

— Воды точно не боялась, это заметно. А дети у них были?

— Да откуда мне знать? — опять затянул своё Вальдемар, но я так непреклонно смотрела на него, так требовательно, что отвёл взгляд и опять очень неохотно промямлил:

— Болтали люди… Болтали, вроде бы у них был ребёнок, маленький, ведь и они совсем молодыми были. Но девочка там или мальчик, никто не знает. Хотя милиция разбиралась, могли и выяснить…

Я тоже уставилась в окно, куда упорно смотрел хозяин, избегая моего взгляда. Темнело, на улице уже ничего не разглядишь. Извлекла из миски самую поджаристую рыбёшку и задумчиво принялась жевать, заметив в пространство:

— Потому как, проше пана, я вот думаю… Ну хорошо, их убили, хотя уж чего хорошего. Однако перед смертью они извлекли из моря настоящее богатство, а оно по закону должно достаться их наследникам, в первую очередь детям. Или одному дитю, без разницы. Именно ему должны достаться и золотая муха, и облачко, и рыбка…