— Если не возникнет насущной потребности…

— Не возникнет. А если даже и возникнет, ничего не поделаешь, придётся вам уж как-нибудь обойтись. Все, что знает, Дануся узнала от меня, в Польшу она прибыла несколько дней назад после многолетнего пребывания за границей, прямиком из Саудовской Аравии…

— Из Швейцарии, — тихонько поправила меня правдивая Дануся.

— Неважно. Главное — Долгие годы её не было в Польше. Ну как, договорились?

Ещё немного поторговавшись, капитан согласился на наши условия. Дал слово джентльмена, что официально к Данусе не прикоснётся. Убедили, должно быть.

— А теперь, — вздохнув, сказала я, — наберитесь терпений. Все началось восемнадцать лет назад…

Званый ужин прошёл на высшем уровне. Несколько раз лицо невозмутимого капитана покрывалось ярким румянцем, глаза вспыхивали совсем не казённым блеском. Полагаю, вышеназванные симптомы явились последствием как моих откровений, так и ненавязчивых действий Дануси. За годы, проведённые в Саудовской Аравии, обязанности гурии вошли у неё в плоть и кровь, и она с потрясающей деликатностью и изяществом подкладывала на тарелку представителю власти самые лакомые кусочки и наливала все самое вкусное, создавая совершенно убийственные коктейли и смеси. Короче говоря, мы так хорошо просветили капитана, что развитая им бурная деятельность быстро принесла ожидаемые плоды.

Об успехах расследования мы узнали, разумеется, от Ани, которая, раз ступив на тропу нарушений, уже с неё не сворачивала. У Орешника имелась двоюродная тётка, по профессии токсиколог. Искренне обеспокоившись состоянием печени племянничка, тётка предостерегала его от употребления вредных для больной печени продуктов и лекарств, даже собственноручно составила список, чтобы, не дай бог, не перепутал, особо отметив те вкусности, а также медикаменты, что хуже яда. Дальнейшее уже не представляло трудности. Раздобыть вкусности и подсунуть их прожорливому Пупсику, сдобрив вредоносными специями, было проще простого. Этот момент обстоятельный капитан проверил особенно тщательно и установил: Орешник раздобыл, Франек подсунул, Валтасар сделал остальное. Таким образом, все трое приложили руку к убийству.

А в доме Идуси разыгралась драматическая сцена.

Значение золотой мухи капитан Бежан понял прекрасно, уж мы тут постарались. Идусю вырвали из объятий Морфея в восемь утра. Её тоже поразил тот факт, что в кладовке при обыске не обнаружили трех уникальных янтарей в полотняном мешочке, и, ещё не совсем проснувшись, она уже и сама не знала, чего придерживаться: клясться-божиться, что были, совсем недавно ими любовалась, или отпереться. Но тогда как же Аня? Ведь она застукала её в тот момент, когда Идуся любовалась необыкновенными камнями. Аня спокойно могла подтвердить — собственными глазами видела. Тогда Идуся и стала нести околесицу. Да, действительно, были, а как появились и каким образом испарились — понятия не имеет. Много лет назад ей покойный муж оставил, а потом они исчезли, такие уж они, эти янтари, необыкновенные, сами появляются, сами уходят, а она напрасно мечтает сделать себе медальон с рыбкой, только почему же они такие дорогие, и вообще, в чем дело?

Об актуальном поклоннике ни словечка не промолвила. В знакомстве с паном Орешником призналась лишь под перекрёстным огнём в ходе многочасового допроса, когда ей доказали — была вместе с этим Орешником в мастерской шлифовальщика, а совсем недавно — у него в доме. Ну ладно, знала она пана Люциана, знала, а больше никого не знает, какой такой Валтасар, какой Лежал, первый раз о них слышит, ну застала их тогда в доме пана Люциана, так что с этого? Посторонние люди, она не отвечает за тех, кто приходит к пану Люциану. И наконец на прямо поставленный вопрос, знает ли она такого-то, которого я называла Драгоценным, причём с подробным описанием его наружности, после продолжительного молчания призналась — знает. Точнее? Иногда встречается. Ещё точнее? Довольно часто.

И вдруг обрушилась на полицейских. А вам что за дело до этого? Любит она его, и он её любит, собираются пожениться, и никто им не запретит! Её заверили — и не собираются запрещать, выходить замуж может столько раз, сколько захочет, её личное дело.

А с Драгоценным и вовсе непонятное что-то происходило. Дома его невозможно было застать, исчез как сон золотой, и никто не знал, куда Подевался. Впрочем, до тех пор, пока к делу не подключились женщины. Одна из них, соседка, оказалась вместе с ним на автобусной остановке, ожидали один и тот же автобус. Сели, поехали, он вышел, а она… Надо было раньше выйти, да так как-то… Ну да ладно, признается: давно он ей нравился, вот и решила проследить, куда это он собрался с большой дорожной сумкой. Вышел у Центрального вокзала, она — следом и видела, как в кассе покупал билет. Да, может показать, в какой кассе.

Следующая баба, кассирша, только бросив взгляд на предоставленную мною фотографию, сразу припомнила этого пассажира. Очень интересный мужчина, обратила на него внимание. Как же, помнит, взял билет до Гданьска.

И начиная с этого момента расследование переместилось на балтийское побережье, а вместе с официальными чинами и большая часть любительской следственной шайки: Костик, Дануся и я. Официальные чины меня привлекли к расследованию, — оказывается, от меня есть толк при очных ставках. Мы с Данусей сняли по апартаменту в «Перкозе», бывшем доме отдыха в Морской Крынице, а теперь приватизированном пансионате. А что было делать? В сезон все остальное было уже занято, в частном секторе расхватали уже все комнаты, комнатушки и даже каморки, остались лишь такие бешено дорогие пансионаты, как наша «Перкоза». Дом Вальдемара и Ядвиги был битком набит семьями со множеством детей самого разнообразного калибра, хозяева сдали даже собственную спальню, а сами переехали на недостроенный чердак. Впрочем, в таком муравейнике я бы и дня не выдержала.

Гданьск — большой город, и все равно нашлась очередная баба, которую Драгоценный с ходу очаровал. Ну как тут не погордиться собой, даже если и допускаю жизненно важные ошибки, зато с такими выдающимися личностями… Едва ступив на гданьскую землю, уже на вокзале Драгоценный по-джентльменски помог доволочь до стоянки такси тяжеленную сумку возвращающейся из отпуска в горах паненке, как оказалось — сотруднице туристического агентства. Мало того, поймал ей такси, довёз до дома, а сам поехал дальше. Потрясённая паненка запомнила джентльмена на всю жизнь и немедленно опознала его по фотографии, выудив её из предъявленного полицией десятка снимков.

К сожалению, таксист оказался мужского пола, но пассажиров тем не менее запомнил — ему, в свою очередь, понравилась турпаненка. А этого типа отвёз на Тополевую, восемь. Тип расплатился и вышел, а больше он ничего не знает.

Дом на Тополевой оказался многоквартирным, пришлось поработать. Полиция действовала оперативно, опросила всех жильцов и нашла-таки нужного свидетеля. Свидетельницу, немолодую уже даму, не работающую, домашнюю хозяйку. Дама призналась — расспрашивал её вот этот пан с фотографии, да, он, без всякого сомнения, позавчера был. О чем расспрашивал? О том, что было много лет назад, очень умный мужчина, знал, с кем поговорить: она одна во всем доме помнит о тех делах, другие жильцы появились позже.

Ну да, она тогда уже жила здесь, только замуж вышла, а напротив в квартире, дверь в дверь, жила некая Мисякова, пожилая женщина, с внучкой. Как же, помнит, внучку звали Гражинка. Старуха говорила — дочка её покойного сына. Ну и эта Гражинка в один прекрасный день исчезла, больше её не видели. Бабка не беспокоилась, даже объясняла соседям — на каникулы поехала, Гражинке уже лет шестнадцать было, девочка большая, самостоятельная. И поехала она на каникулы к какой-то родне по матери, за границу, да там и осталась. Нет, что за родня и за какой границей, этого Мисякова не говорила. Может, сказала милиции, потому что тогда к ней и милиция приходила, как внучка исчезла, но, наверное, все оказалось в порядке, больше милиция не появлялась. Неразговорчивая была старуха, ничего от неё толком соседи так и не узнали, а ведь интересовались от доброго сердца, не из любопытства. А вскоре она померла. Ага, перед самой смертью наняла такси и куда-то в другой город ездила на целых два дня, а куда — неизвестно. Хотя говорила, что к доктору, но врала, должно быть, — не помог ей доктор, в больницу взяли болезную, там и померла. Ещё из больницы приезжала потом с ключом санитарка, за одеждой, чтобы похоронить покойницу честь честью. Когда? Да уж года два назад, точнее вряд ли кто скажет…